Милитаризм и антимилитаризм - Карл Либкнехт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но если самое разделение на классы зависит от экономического положения, то политическое соотношение классовых сил лишь в первую очередь определяется экономическим положением отдельных групп, а затем уже — количеством их умственных, нравственных и физических средств, которые опять-таки, благодаря экономическому положению, играют на руку господствующим классам. Все эти средства не могут повлиять на состав классов, так как этот состав создается независимой от них ситуацией, которая с естественной необходимостью подчиняет и держит в экономической зависимости одни классы, представляющие собою большинство, от других, представляющих собою меньшинство. При этом не всегда имеется возможность изменить это положение классовой борьбой или другими политическими средствами борьбы[12].
Классовая борьба таким образом может быть только борьбою за развитие классового сознания, включая сюда революционную готовность товарищей по классу к выступлениям и готовность к жертвам в интересах своего класса, борьбою за завоевание тех средств, которые важны для созидания или для подавления классового сознания, а также тех физических и духовных орудий борьбы, обладание которыми означает увеличение физической мощи.
Из всего этого видно, какую важную роль играет военная техника в общественной борьбе. От нее зависит, сможет ли меньшинство господствовать над большинством, против воли последнего, хотя бы в течение короткого времени, при помощи военных действий или «концентрированнейшего политического действия», если уже не существует или отпала экономическая необходимость этого. Не только разделение на классы, но и развитие отношений господства фактически повсюду тесно связано с развитием военной техники. Пока по существу всякий, даже поставленный в наихудшие условия, может раздобыть для себя одинаковое, в основном, оружие, обычной политической формой общества является принцип большинства, демократия. Это имеет значение и для экономического деления на классы, поскольку только оно будет согласовываться с указанной предпосылкой. Естественный процесс развития состоит, конечно, в том, что классовое деление, являющееся следствием технико-экономического развития, идет параллельно созданию военной техники (включая фортификацию и стратегию), и благодаря этому снабжение оружием становится все более и более специальной профессией; классовое же господство, как правило, определяется экономическим превосходством одного класса над другим и улучшением военной техники, приводящей к растущим затруднениям и дороговизне в производстве вооружения, вследствие чего оно постепенно становится монополией экономически господствующего класса, и поэтому последнему удается устранить физические основы для демократии. Тогда можно сказать: будь владеющим, и ты будешь прав! Но и при потере экономического превосходства класс, имеющий в своем распоряжении политические средства господства, может, по крайней мере на некоторый период времени, сохранить свое политическое господство.
Здесь нет нужды более подробно доказывать, что не только форма отношений политического господства, но и формы всякой классовой борьбы во многом зависят от военной техники.
Теперь, однако, уже недостаточно, чтобы все граждане были вооружены одинаково и носили при себе свое оружие, пытаясь подобным способом надолго упрочить господство демократии, так как одно только одинаковое распределение оружия не исключает, как показали недавние события в Швейцарии, возможности устранения от власти большинства более организованным и. боеспособным меньшинством. Равномерное вооружение всего населения только тогда может быть прочным и неотъемлемым, когда самое производство оружия станет общим достоянием.
Демократизирующая роль, которую может сыграть военная техника, весьма остроумно обрисована Бульвером в одном малоизвестном его произведении, замечательной утопии «The coming race» (будущая раса, общество будущего). В этом произведении он предполагает столь высокое развитие техники, что каждый отдельный гражданин окажется в состоянии с помощью небольшой палочки, заряженной таинственной, сходной с электричеством силой, в любой момент произвести самые разрушительные действия. И действительно; мы можем рассчитывать на то, что техника, хотя, быть может, в отдаленном будущем, настолько усилит власть человека над самыми мощными силами природы, что применение смертоносной техники окажется вообще невозможным.
НЕСКОЛЬКО ЗАМЕЧАНИЙ ПО ИСТОРИИ МИЛИТАРИЗМА
На низших ступенях культуры, когда еще не существует разделения на классы, оружие служит, как правило, одновременно и орудием труда. Оно является средством для добывания пищи (для охоты, выкапывания корней и т. д.), вместе с тем оно применяется для защиты против диких животных, для обороны от враждебных племен и для нападения на них. Оно является настолько примитивным, что каждый легко может во всякое время добыть его сам для себя (камни и палки, копья с каменными наконечниками, луки и т. д.). То же можно сказать и о военном строе. В первобытном обществе, помимо самого начального различия между занятиями мужчин и женщин, не существует еще разделения труда, о котором стоило бы говорить, и все члены общества, по крайней мере внутри мужской или женской группы, выполняют приблизительно одинаковую общественную функцию, так что не существует еще каких-либо заслуживающих упоминания экономических или политических отношений господства. Поэтому и оружие не может являться внутри общества опорой для таких отношений господства. Но оно не могло бы явиться такой опорой даже и в том случае, если бы эти отношения господства и существовали. При примитивном характере военной техники отношения господства возможны только на основе принципов демократии.
Если на этой низшей ступени развития культуры оружие может служить внутри группы в лучшем случае для разрешения индивидуальных конфликтов, то положение меняется с наступлением разделения на классы и с усовершенствованием военной техники. Первобытный коммунизм низших земледельческих народов с господствующей у них системой матриархата не знает еще социальных, а следовательно, и политических отношений классового господства. Милитаризма вообще еще не возникает; внешние осложнения, конечно, заставляют быть готовым к войне и создают порою даже военные деспотии, которые у народов, занимающихся скотоводством, вследствие их военного положения и установившегося уже разделения на классы представляются весьма частым явлением. Вспомним о греческом и римском военном деле, где в соответствии с разделением на классы существовала чисто воинская иерархия, расчленявшаяся в зависимости от классового положения каждого отдельного лица, зависевшего, в свою очередь, от качества его вооружения. Вспомним далее о феодальном рыцарском войске с его толпой оруженосцев, состоявшей большею частью из значительно хуже вооруженных пехотинцев, которые, по сообщению Патрика Лярока, скорее играли роль помощников сражающихся, чем самих сражающихся. Вообще допущение в те времена низших классов к военной службе объясняется не столько
