Переход. Фантастическая повесть - Зоя Волкова

– Е-е-ть, дружище, да нас уже трое! – радостно заголосил кот, открывая им дверь. – Давно пора! А то я тут уже помираю от скуки! Разрешите представиться – Аполлон Скромный, – кот исполнил глубокий реверанс.

Файдер взял кота на руки и, прикрыв ему морду рукой, повернулся к Марте:

– Это существо зовут Дикс. Он вполне вменяемый, только ты затыкай его вовремя. Вообще-то в Аду такое не водится. Как его к нам занесло – неизвестно. – Потом он обратился к коту: – Я поручаю тебе охранять Марту. Хоть раз в жизни сделаешь что-то полезное. Ну ладно, я побежал.

Закрыв за Файдером дверь на специально сделанный замок по кошачьему росту, Дикс повернулся с недовольным видом:

– Нет, Вы видели?! Как он со мной обращается, паршивец! Марта, дитя мое, ну что же Вы стоите! Проходите, проходите… в нашу обитель. Садитесь в кресло, вот так… разрешите, я Вам ножки пледом прикрою. Ах, как чудесно мы устроились! А почему у нас такие грустные глазки? Неужели этот антропоид Вас чем-то обидел?

Марте стало почему-то смешно, и жаловаться совсем не хотелось:

– Да нет, всё в порядке. Я просто устала… от впечатлений.

– Ой, не говорите! – сказал Дикс, сокрушенно покачав головой, и сел напротив нее, обвернувшись пушистым хвостом. Его большие желтые глаза горели энтузиазмом затронутой в автобусе старушки – поболтать он, видимо, любил. – Что ни день, то какое-нибудь происшествие. Вот вчера, например, вышел я на улицу в надежде черпнуть вдохновения от природы. Я, видите ли, пребываю в постоянном творческом поиске, а окружающие Вас предметы быта как источник этого самого вдохновения себя совершенно исчерпали. Так вот. Иду я, иду… и тут пред моими ясными очами появляется дивный сад. Такие, знаете ли, чудные кудрявые деревца и цветущий кустарник, и цветы на нем красоты неописуемой! Кругом изумрудная травка и дорожки, заманчиво убегающие вдаль причудливым серпантином… Наслаждаюсь я этой идиллией, нюхаю цветочки, как вдруг слышу чей-то топот. Оборачиваюсь и вижу, что прямо на меня несется какое-то кошмарное существо – огромное, лохматое. Острые черные когти взрывают землю, клыки, как кинжалы… А взгляд! Взгляд убийцы, алчущий крови невинных!

Тут Дикс стал размахивать лапами, так как был не в силах передать только словами весь ужас происходящего. И возбужденно продолжал повествование:

– Ну, я не растерялся – сделал два предупредительных выстрела…

– Из чего? – невольно перебила Марта.

Кот на секунду задумался, потом стукнул себя по лбу и радостно сообщил:

– Из пистолета. Разве я не сказал, что взял его с собой?

– Вы пошли черпать вдохновение с пистолетом? – недоверчиво спросила Марта.

– Ах, никогда не знаешь, что может ожидать тебя на этом темном во всех отношениях жизненном пути… Ну так вот. Чудище продолжает нестись на меня, и я, отбросив всякую жалость, и исключительно в целях самообороны, выпускаю в него остальные патроны, а ему хоть бы что!

– И чем же все это закончилось? Как же Вы отбились?

– Наверное, я его загрыз, – задумчиво сказал кот. – Я смутно помню – в такие моменты действуешь инстинктивно… А потом появился Файдер и… снял меня с дерева. Оказалось, что я забрел на территорию Центра экспериментальной генетики. И все это зеленое великолепие, и чудище – претворенные в жизнь плоды воспаленного воображения ученых. С одной стороны, это хорошо – в природе нашим краям такая буйная растительность не свойственна. Но зачем же монстров плодить…

Дикс встал, почесал за ухом и сказал:

– Может быть, кофе?

– А тут и кофе есть? Обыкновенный кофе, не синий и не зеленый? – с иронией спросила Марта. Всё, что ей приходилось пробовать в Аду, было, мягко говоря, необычным.

– Ну что Вы, классика вечна! Лично я не любитель новомодных штучек цивилизации. Что может быть лучше, чем выпить колодезной водицы с корочкой хлеба и пойти спать на сеновал, – сказал Дикс, нажимая лапой кнопку вызова на телефоне. – Алло! Служба доставки? Две порции жареных куропаток и два кофе с корицей…

***

А в это время Грязный Гарри с забинтованной головой, курсируя по кабинету, проводил разъяснительную работу с Эло, который слушал его, собрав все свое адское терпение и равнодушие (но уши Эло при этом почему-то предательски розовели).

– Своим поступком Вы попрали честь храма науки,

в коем имеете честь обучаться! Нет, конечно, в том, что касается знаний, – у меня вопросов нет. Но с такими дурными наклонностями, я боюсь, Вы не сможете полноценно трудиться на благо общества…

«А не пошло бы это общество…» – подумал Эло, но, естественно, промолчал, так как наученные горьким опытом студенты знали, что главное при беседах с Автомианом – это, скромно опустив глаза, со всем соглашаться.

– Я надеюсь, что Вы не ставили целью лишить меня жизни, но это даже не столь важно. Ужас в том, что Вы ушли, оставив беспорядок! Наука способна развиваться и приносить плоды только в условиях строжайшей дисциплины. Из хаоса может родиться только хаос…

В конце концов, выдав свою норму наставлений и после того как Эло торжественно пообещал «пересмотреть свою жизненную позицию, не дожидаясь полного морального растления», Грязный Гарри его отпустил. За дверью Эло ждал Файдер. Он стоял, скрестив на груди руки, и хрустел чем-то вкусным.

– Живой? Ну и хорошо. Вот, возьми конфетку. Я только что со всеми расквитался. Твою работу по «культуре» при мне проверяли – там всё в порядке. Так что можем спокойно валить отсюда. Теперь мы свободны до следующего понедельника.

– Это радует. Одно плохо – речевой центр у нашего Гарри не пострадал. А как было бы замечательно! – мечтательно сказал Эло. – А теперь говори, что случилось.

– Ты это о чем?

– О том, что тебя терзает какая-то не очень хорошая мысль. У тебя глаза зеленеют, когда ты чем-то обеспокоен.

– Правда? Завтра же покупаю контактные линзы. Черные. Или лучше красные в полосочку – очень выразительно, – Файдер засмеялся, но как-то невесело, и потом сказал, открыв ногой дверь на улицу: – Дети Света в городе. Этот райский десант начинает напрягать. В последнее время они что-то зачастили. А в таком количестве, как сейчас, их никогда не было. И мне это очень не нравится…

Они прошли институтский парк и вышли на площадь, от которой была пара минут ходьбы до дома Файдера, и остановились, увидев группу из полусотни человекоподобных крылатых существ, одетых в длинные одинаковые белые балахоны.

Файдер презрительно ухмыльнулся.

В это время существа выстроились полукругом в центре площади и запели что-то торжественно-печальное. Эло обернулся в сторону одного из главных проспектов города, который хорошо отсюда просматривался, и тут даже присвистнул от удивления:

– Смотри! Как будто молочный завод взорвали!

Картина действительно была впечатляющая: светловолосые существа в белых одеждах шли сплошным потоком, растянувшимся на несколько километров. Каждый в этом потоке пел свою проникновенную призывную песнь о спасении души и милосердии к ближним, так что шум стоял неимоверный. Тут этот ангельский поток начал редеть по центру, расступаясь, и на передний план вышел лимузин. Он неторопливо пересек площадь и остановился перед входом в здание городской администрации. Крылатая толпа затихла.

Из лимузина вышел высокий стройный блондин в белом приталенном костюме, без крыльев.

У него были длинные прямые волосы и бледное лицо без возраста, а его голубые глаза были полны вселенской любви и сострадания. Он одернул манжеты, взял серебристый кейс и решительно направился к входной двери.

– Ого, политическая элита в лицах… К чему бы это, Файдер? – Не знаю, но что-то мне подсказывает, что ни к чему хорошему.

Через несколько минут блондин сидел за массивным столом из оникса в кабинете губернатора и сверлил взглядом стоявшую у окна делового вида даму, которая держала руки в карманах брюк и смотрела на ангельское шествие.

– Я Вас не понимаю, – сказала она, не оборачиваясь. – К чему эти демонстрации? Плановый визит был всего три месяца назад. Зачем Вы опять нас радуете своим обществом?

– Очень жаль, что, погрязши в мирских заботах, Вы не слышите глас вопиющих о спасении, – блондин говорил медленно, с заботой в голосе, как если бы уговаривал несговорчивого больного выпить лекарство.

– Это кто же вопиет?

– Народ.

– Какой народ? Что Вы плетете? – она отошла от окна и теперь расхаживала вдоль стола. – За восемнадцать лет ни одной жалобы.

– Жизнь стала совершенно бездуховной…

– Ха! Упрекать Ад в бездуховности, по меньшей мере, странновато.

– Я говорю о людях. Смирение, милосердие, вера, кротость и воздержание превратились в бесполезный придаток, мешающий жить в современном мире. Люди разучились молиться. Человечество теряет веру!