Фемур - Алексей Александрович Провоторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Недолюбливаешь ты его.
— Терпеть не могу. Железный баран. Ладно, ну его. Так что там с Фемуром? Говорят, он из любой беды может вынести, потому Бетони и не словили ни разу. Из-за этого его и заказали, ага?
— Ага.
— Может, мне его себе забрать?..
— Ну-ну. И долго же ты на нём проездишь?
— Так из любой же, Бори? Кто меня-то поймает?
Пришла его очередь скрести в затылке.
— Ладно, — усмехнулся я. — Он твой. Перековывай, крась, стриги, закапывай сок в глаза, что вы ещё там делаете с бедными животинами. И пусть твоя красавица раскрасит его хоть в клеточку, — добавил я как бы невзначай. Я знал, как сильно гномы берегли своих немногочисленных дев.
— Про красавицу Наин наплёл? Она точно не про твою честь. Ты же знаешь, что наши девицы… кхм… бородаты.
Я улыбнулся и промолчал.
Про гномок, или гномид, и правда говорили разное: молва наделяла их бородами и бакенбардами; находились шутники, заявлявшие, что у гномов и женщин-то нет и им всё едино, но то были слухи шумные и весёлые. Другие же, редкие, сказанные шёпотом, утверждали, что гномиды сказочно красивы.
И Наин проговорился как-то о том же.
Я задумался об этом. Какая она, добровольная затворница? Обычная толстушка-простушка, жуткая деваха с бородой, или миниатюрная красуля с талией в две пяди обхватом?
Меня снедало любопытство. Не праздное.
…Мы поговорили ещё, об условиях и цене, а потом попрощались, как только гном выделил мне коня. Солнце едва выкатилось на середину неба.
— Думаю, к рассвету управлюсь, — сказал я напоследок. — А нет — подожди ещё день.
— Ты уж постарайся, Альбин.
— Будь уверен.
Я попрощался и тронул коня. И не оборачивался, пока не выехал из урочища, да и потом тоже.
* * *
…Солнце садилось или уже село, когда мы миновали остов огромного сломанного дерева. Гигантский, пятиобхватный пень высился у дороги; мы проехали у его корней, под единственной оставшейся ветвью, которая протянулась над нами, как рука.
Кто-то сидел на этой ветви, недвижимый, худой и чёрный, но я увидел это слишком поздно, потому что на беду погрузился в мысли слишком глубоко.
Он пошевелился только тогда, когда конь шагнул под ветвь. Я заметил движение, но длинные, чёрные пальцы его ног уже сжались вокруг моего горла, и у меня потемнело в глазах.
Конь продолжил шаг, седло начало выскальзывать из-под меня, и я оказался, как повешенный в петле, в лапе этой твари. К своему ужасу, я успел разглядеть достаточно, и понял, кто схватил меня на закате.
Кровожадный, не имеющей имени.
Я как мог уцепился мысками сапог за стремена. Меч никак не выдёргивался, тело переставало слушаться предательски быстро.
Внизу, где-то в другом мире, заржал конь, резко дёрнулся вперёд, мир пошатнулся, и земля ударила меня и вышибла весь дух.
Если бы я потерял сознание, то уже не очнулся бы.
Когда он успел спрыгнуть и схватить моего коня, я не видел. Но теперь Кровожадный держал его за поводья и тащил в моём направлении. Я видел урода вверх ногами, запрокинув голову и пытаясь опереться на локти, и выглядел он нехорошо.
Он наступил мне на грудь, невероятно худой, тонкий, тяжёлый, словно вырезанный из железного дерева, Мне показалось, что у него разбита голова, и на мгновение я обрадовался, потом понял, что ошибся.
Я плохо видел в этих сумерках, но, ох он был страшен. Мой конь пятился и косился, ржал и хрипел, упирался так, что копыта взрывали землю, но без толку.
Кровожадный же стоял, прижимая меня лапой, тощий, низкорослый, неестественно длиннорукий. На голове у него болталась грязная красная шапка, которую я сначала принял за кровь. Клыки выпирали изо рта, глаза отсвечивали жёлтым.
— Уйди, тварь, — сказал я, пытаясь лёжа ударить его мечом.
— Меня не одолеть таким скверным железом, — заскрипел он.
— Его ковали гномы!
— Врёшь! Я вижу это по глазам.
Проклятое отродье. Он говорил правду, а я — нет.
Он сгрёб мой меч пальцами ноги прямо за лезвие, и забросил его в лес. Я слышал, как он тяжело стукнулся там обо что-то.
— Отпусти, — закричал я. — И я приведу вместо себя коня!
— Конь у меня и так есть, — ответил он.
— Ещё одного! Мною ты не наешься! А конь — больше чем человек!
— Да, — согласился он.
— Отпусти меня сейчас, попируешь позже!
— А ты не врёшь?
— Нет, — ответил я. — Загляни мне в глаза.
И он заглянул.
Возможно, когда-то он походил на человека, но теперь, казалось, что под кожей его череп раздроблен, вмят внутрь, и голова высохла, уменьшившись в размерах. В глазах его пылал голод, и я подумал, что он не будет слушать меня, а просто разорвёт мне горло, но ужасная голова его наконец отодвинулась.
— Хорошо, человек; я буду ждать тебя, и твоего коня. А теперь иди и возвращайся!
Он убрал ногу и отступил, как-то сразу потерявшись в сумраке.
Я поднялся, отряхнул пыль, с ужасом глядя в глаза коня, который рвался, как на цепи, но ничего не мог сделать. Он ронял пену и ржал умоляюще.
Я отвернулся и ушёл, чего бы не стоило мне отвернуться и уйти. Хотя крик коня ещё долго стоял у меня в ушах; куда дольше, чем я на самом деле мог его слышать.
…Я вспомнил, как его звали. Хотя это уже не имело значения.
* * *
Хуже всего, что я не лгал этой твари. Я собирался вернуться верхом на Фемуре, которого вызвался похитить; потому что других дорог здесь не было, а ждать до утра рискованно — ещё ведьма нагонит.
Река текла совсем близко, и, будь у меня лодка, я бы мог добраться до ведьминого дома по воде. Если б, конечно, меня не съела рыба Маль, которая, по слухам, иногда проглатывала и плоскодонки вместе с рыбаками. Говорили также, что Маль — это сама Бетони и есть, что старая ведьма прыгает в реку прямо из дому, перевернувшись через голову и сказав особое слово.
Когда дорога выскочила на простор, луна уже показалась из-за марева, выплыла на чистое небо. Сегодня ночь была рогата, острые края месяца кололи небосвод. Птицы молчали, только где-то далеко мерно ухала сова.
Стояло безмолвие, безветрие, ни один лист не шевелился, словно ночь залили чистейшим стеклом. Белые цветы начинали раскрываться в этот час.
Я увидел дом ведьмы над рекой, увидел дым из трубы. Он был
