Фемур - Алексей Александрович Провоторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дом являл собою корму старого и большого речного корабля, видно, налетевшего когда-то на камни в этих местах. Кто-то достроил развалины, соорудив странный, диковатый особняк, к тому же и с мельничным колесом. Река текла лениво, колесо медленно, завораживающе хлопало по воде. Колесо и дым, больше ничего не двигалось в этой картине.
Я ещё раз нащупал ключ, пожалел о потере меча, сжал и разжал кулаки несколько раз. Я нервничал.
Тут обитала Бетони, сидела на этом месте, по рассказам, вот уж три сотни лет, почти никуда не выбираясь. Гадала, колдовала, указывала на сокровища, насылала проклятия, наводила страх, принимала подношения, а ещё питалась девичьей красотой, и только потому от старости не рассыпалась в прах. За эти века её пытались и сжечь, и утопить, но только никакого вреда ей так и не сделали.
Со временем от Бетони отступились, хотя и обращаться к ней стали реже. Говорили, что у неё дома не одолеет её никакая сила, а из своих краёв выбиралась она редко, на Фемуре, бледном жеребце с подпалинами, конечно же, зачарованном, чтоб выносил ездока из любых переделок.
Я направился к дому. Мои сапоги топтали белые цветы. Холод гладил меня по спине, словно утопленница, и плащ не мог помочь; это был холод страха, озноб не извне, а во мне самом. Да, мне не хватало ощущения меча на боку, но мои проблемы нельзя было решить мечом. Даже Мадок, видно, отступился.
А я — нет.
Я подошёл совсем близко, и, пачкая ладони о сожжённую молнией сосну, смотрел на дом, который оказался очень большим. Я даже не мог понять, каких лет постройки этот корабль, и чей? Заблудившихся северян, эльфов?
Эх, сестричка, что ж ты так. Зачем связалась со мной, зачем не остригла свои длинные, каштановые волосы, с чуть загнутыми концами прядей, по которым всегда ходили медные блики? Зачем не получила шрама через щёку, не заболела оспой?.. Да простят меня боги, что я такое говорю, но если б не твоя красота, сестра, ты была бы сейчас свободна.
Хотя, конечно, именно она спасла тебя в Гемоде, но она и привела туда.
Где бы ты не лежала в своём хрустальном ложе, где бы в диком лесу Бетони не скрыла тебя, подвесив на цепях прозрачную домовину, я ещё вернусь.
…Я собирался уже метнуться метнулся к дому, когда сам собой качнулся над входом старый корабельный фонарь, мигнул пару раз и зажёгся. Дверь, прорезанная в старой и замшелой обшивке кормы, заскрипела, открылась, и на свет луны явилась Бетони.
Я смотрел на неё и не мог представить, что когда-то она была молодой. Может быть красавицей, может — дурнушкой, но когда-то ведь была? Она казалась древней, как некая злая реликвия, как окаменелость, ископаемая статуя.
Она стояла, одетая в чёрное с белым и алым. Высокая, сгорбленная, как гигантское насекомое. Её суставы скрипели, когда она шевелила руками, и от этого что-то сжималось у меня в горле.
Но хуже всего было её лицо. Кожа болталась на черепе, как серый, перепачканный мешок — пятнистая, дряблая и очень ветхая. Она далеко свешивалась с вытянутой челюсти, губы съехали куда-то под подбородок, прорези глаз спустились едва ли не на щёки, и из тьмы поблёскивали только кривые полумесяцы белков. Не думаю, что она видела что-то, разве что сквозь кожу. Чудовищный хобот собственного лица никак не подчинялся ей; и на висках, вдоль линии волос, ушей, на челюсти у шеи кожа была пробита, вставлены металлические кольца и продет витой чёрный кожаный шнур. Как шнуровка на корсете, подумал я. Видимо, она могла натянуть кожу на лице, когда это требовалось, и затянуть узел где-то на затылке под волосами. Они-то у неё ещё росли; основа силы любой ведьмы. Среди чёрного я увидел несколько седых прядей, и несколько рыжих.
Это ужаснуло меня. Я почти точно мог сказать, когда её волосы порыжели. Чья красота, которую она пила вместе с кровью, дала ей это.
Ох, Мерна.
Меня даже затошнило. Если бы при мне был меч, я бы, наверное, выскочил из-за дерева и попытался бы снести эту страшную голову с костлявых, широких плеч.
Но победить ведьму у неё дома не удавалось ещё никому. И даже, убей я её, я никогда не нашёл бы сестру — никакая ведьма не будет хранить источник своей молодости вблизи от дома, чтоб не потревожить колдовской сон. Древний лес, пещера, подводный грот — в каком-то из таких мест спит моя красавица сестра. И иногда, в случайный день, случайный час, ведьма отправляется туда, чтобы напиться крови, а вместе с ней — красоты и жизни. И протянуть ещё какое-то время. А потом ещё. И ещё.
Поздно я узнал, что та скотина, хозяин Гемоды, раз в три года платит Бетони, отдавая ей какую-нибудь девку посимпатичнее. Иначе я никогда бы не подпустил к нему Мерну.
Я пытался выследить её, но не получалось. То ли Бетони улетала с печным дымом, то ли уходила под землёй, то ли рыбой Маль уплывала по реке; а может, чуяла чьё-то присутствие и никуда не ездила, я не знал.
Я стоял и смотрел на ведьму, выжидая момент, когда мне можно будет выйти.
И когда он настал, я забрал Фемура из ведьминых конюшен. Двери открылись без скрипа, и конь не заржал.
Я всегда мог поладить с конём.
* * *
Луна уже падала за горизонт, краснела, как остывающая болванка; две звезды, одна за другой, скатились к западу наискосок.
Фемур оказался быстрым конём, и бесшумным тоже. Светло-серый, в едва заметных яблоках, с короткой гривой и скромным хвостом, он летел, как точно выпущенная стрела. Видно, застоявшись в стойле, радовался скачке. Не знаю, любил ли он свою прежнюю хозяйку; да я и не думал об этом под догорающей луной.
Один раз мне послышался далёкий вой. Потом — чуть ближе.
Я надвинул капюшон. Как бы ведьма не снарядила погоню.
По обочинам деревья-мертвецы вставали из неглубокой воды, чёрные и покрытые светящимися пятнами. Бело-голубой свет отражался в глади, по которой иногда пробегала рябь. Потом вода отступила, но свет не исчез. Меж трухлых стволов летали бледно-зелёные точки ночных насекомых; перемигивались у лысых древесных вершин ещё какие-то огни.
Зрелище это почему-то наполняло сердце тоской, но не тёмной, а светлой. Хотелось верить, что самые лучшие, яркие моменты моей жизни были хоть чем-то большим,
