Секретная сотрудница - Фридрих Незнанский

К сожалению, упомянутые сведения представляют для меня серьезную опасность. Поэтому я вынужден был прибегнуть к помощи анонимного письма, которое, надеюсь, попадет в Ваши руки и не останется без внимания. Готов сообщить все известные мне факты лично Вам или Вашему доверенному лицу — опытному следователю либо прокурору.

P.S. Если до момента получения Вами этого письма со мной что-нибудь произойдет, это послужит лишним доказательством чрезвычайной важности упомянутых мною обстоятельств.

С уважением, искренне Ваш — Карл Ленц».

— Ну и что ты обо всем этом думаешь? — озабоченно спросил Меркулов.

Повертев в руках письмо, Турецкий со скептическим видом неопределенно пожал плечами.

— По-моему, очередной бред сумасшедшего. Наподобие тех бесконечных предупреждений о заговорах и террористических актах, которыми развлекаются всякие психи… Одного не пойму: он что, действительно твой знакомый?

— Совершенно верно, — вздохнул Константин Дмитриевич. — И могу засвидетельствовать, что сумасшедшим этот человек никогда не был.

— Тогда кто же он?

— Врач. Замечательный хирург. Профессор медицинских наук, между прочим.

— Однако… А как ты с ним познакомился?

— Пятнадцать лет назад он работал в той районной больнице, куда однажды привезли подстреленного прокурора, и, можно сказать, вытащил его с того света… Да-с, милостивый государь, — кивнул Меркулов в ответ на изумленный взгляд своего друга. — Это был именно он. Так что ваш покорный слуга в прямом смысле слова обязан этому человеку жизнью.

— Вот так номер! — искренне удивился Турецкий. — Почему же ты никогда мне о нем не рассказывал?!

— Повода не было. И потом, это дело личное… Не скажу, что после нашего знакомства мы стали близкими друзьями — все же он меня почти на двадцать лет старше. Но отношения поддерживали дружеские. Встречались. Перезванивались. К сожалению, с годами все реже и реже…

— Он что, из поволжских немцев?

— Латыш. Человек удивительной судьбы. О таких нужно книги писать… Отец его был красным стрелком. Охранял самого Ленина. В середине тридцатых, как и большинство пламенных большевиков, угодил на Колыму, где и погиб. Мать — русская. Тоже погибла в ГУЛАГе. Сам Карл Имантович воспитывался в детдоме для чсиров1. В сорок четвертом добровольцем рванул на фронт, приписав себе один год. В первом же бою попал в плен, а потом в концлагерь. Чудом выжил. После освобождения сразу отправился этапом в Сибирь. Бывших пленных тогда, как известно, считали изменниками. Вышел по амнистии лишь после смерти Сталина. Поступил в мединститут. Закончил с отличием. Работал хирургом. Писал научные работы. Даже получил ученую степень. А уж скольких людей он за свою жизнь спас — об этом и не говорю… Так что вот тебе краткий словесный портрет «сумасшедшего».

Турецкий нахмурился. И помолчав, спросил:

— Послушай, Костя, при всем моем уважении к твоему профессору, неужели ты действительно веришь в эти глупые байки насчет похищения людей, торговли органами и прочие кровавые ужасы? По-моему, все это скорее из области фантастики или бульварной литературы. И вдобавок порядком заезженная тема.

— Я верю фактам, — ответил Меркулов. — И до тех пор, пока не располагаю ими, стараюсь не делать окончательных выводов.

— Понятно… Какие будут указания?

— Не указания, Саша, а личная просьба. Я бы хотел, чтобы ты поскорее встретился с Карлом Имантовичем и обстоятельно обо всем его расспросил. А потом уж будем решать, что это: тема для бульварного романа или факты, требующие внимания Генеральной прокуратуры.

— Где я могу его найти?

— Судя по штемпелю, письмо было отправлено из Фирсановки, где у него дача. Насколько мне известно, после выхода на пенсию он проводил там каждое лето. Заядлый огородник. Точного адреса я, к сожалению, не знаю. Помню только название улицы — Мцыри.

— Улица Мцыри?! — усмехнулся Турецкий.

— Ничего удивительного, — пояснил Константин Дмитриевич. — Ведь рядом находится Середниково, бывшая усадьба Столыпиных, где в свое время любил бывать Лермонтов. По словам профессора, необыкновенно живописные места. Сколько раз он приглашал нас с Лелей приехать к нему погостить, но все как-то не получалось…

Взглянув на конверт, Турецкий озабоченно заметил:

— Между прочим, опять-таки судя по штемпелю, это письмо добиралось в Москву почти целую неделю!

— Ты же сам знаешь, как у нас теперь почта работает, — вздохнул Меркулов. — И не только почта… Поэтому, Саша, я бы попросил тебя поехать туда немедленно. С адресом разберешься на месте. А на всякий случай вот тебе адрес и телефон московской квартиры Карла Имантовича. Ну, как говорится, с Богом…

Выйдя на улицу, Турецкий впервые за несколько последних дней ощутил, что его скверное настроение начинает понемногу улучшаться. И хотя в глубине души он по-прежнему не верил, что из порученного ему дела может выйти что-нибудь серьезное, это было все-таки лучше, чем уныло сидеть в следственном управлении и заниматься ненавистной административной работой.

До Фирсановки Александр Борисович добрался без особых приключений. Если не считать того, что в пути его машина снова начала слегка барахлить, в который раз намекая на необходимость профилактического ремонта в коммерческом гараже у Мефодьевича, знаменитого мастера по ремонту любого изделия, имеющего четыре колеса. Впрочем, зная капризный нрав своей «телеги», Турецкий по обыкновению не придал значения этим намекам.

Улица Мцыри оказалась зеленой и симпатичной улочкой столь же симпатичного дачного поселка. А разноцветные уютные домики, которыми она была застроена, невольно вызывали в душе оседлого горожанина тихую зависть к тем счастливцам, кто имел возможность проводить отпускное лето на лоне природы.

Сложнее оказалось разыскать дом самого профессора. Ибо весь поселок из-за густой августовской жары казался совершенно вымершим. Единственным живым существом, которое на своем пути встретил заезжий прокурор, был ушастый полугодовалый теленок в черно-белых разводах, стоявший посреди дороги и недоуменно глазевший на машину Турецкого. Притормозив, Александр Борисович коротко ему посигналил. Теленок лениво замычал, но с места не сдвинулся, так же лениво обмахиваясь хвостом. К счастью, из расположенного напротив одноэтажного домика тотчас появилась тучная пожилая женщина в цветастой косынке и принялась укорять глупого теленка за нарушение правил дорожного движения.

— Ах ты разбойник! Ах непоседа! Снова отвязался! Ну что ты с ним будешь делать?! Чуть под колеса не угодил!

Воспользовавшись случаем, Турецкий поинтересовался у нее: где тут проживает знаменитый московский профессор?

— Это Карл Иваныч? Так вот он, его дом! — указала дачница. — Прямо рядом с нашим. Только его сейчас нету. Должно быть, в Москву намедни уехал.

— Вы уверены? — нахмурившись, спросил Турецкий, памятуя, что телефон в московской квартире Ленца, куда он перед выездом позвонил, отозвался длинными безответными гудками. — Вы сами видели, как он уезжал?

— Не видела, — призналась женщина. И неуверенно добавила: — Только нет его дома. Уже третий день.

— Почему вы так решили?

— Как почему?! Мы же соседи! На участке не появлялся. Он ведь, знаете, цельные дни на участке возится. И свет у него по вечерам не горел…

Развернув машину, Александр Борисович поставил ее в тени деревьев возле калитки профессора.

— А вы сами кто будете? — подозрительно спросила дачница, держа за веревку непоседливого теленка.

Турецкий представился и предъявил удостоверение.

— Батюшки! — испугалась женщина. — Уж не случилось ли с ним чего?!

Вместо ответа заезжий прокурор решительно отпер калитку и зашагал к дому. Следом неуверенно двинулась и встревоженная дачница с теленком.

Дача профессора выглядела на удивление скромно. Простой и ладный деревенский сруб, выкрашенный в яркий зеленый цвет, с пристроенной к нему застекленной верандой. Зато окружавшие дом обширный сад и огород были поистине великолепны, видимо, хозяин испытывал особую любовь к мирному сельскому труду.

Дверь оказалась заперта. Окна наглухо зашторены изнутри. Заглянув на веранду, Турецкий увидел стоявшие там небольшой круглый столик, покрытый крахмальной скатертью, и старенькое кресло-качалку. Однако никаких следов пребывания в доме самого хозяина заметно не было.

— Значит, в последние дни вы профессора Ленца не видели? — переспросил Александр Борисович.

— Никто его не видел, — подтвердила дачница. — У нас же тут все на виду… Ах ты, Господи, неужто беда какая стряслась?

— Простите, как ваше имя?

— Буланова Антонина Максимовна, — представилась женщина, испугавшись еще больше.

— Антонина Максимовна, у вас случайно не найдется шпильки? — спросил Турецкий, осмотрев дверной замок.