СССР-2061 (сборник) - Александр Руджа

– Не опускается, – подтвердил десантник. – Но все равно прыгать лучше на ровное место. На всякий случай.

– На всякий случай, – повторил американец. – Это да, it’s very… по-русски.

Андрей не стал отвечать. Взаимные выпады, или, как называл эти препирательства лейтенант Мальцев, «межкультурные апперкоты», были основной формой беседы между русскими и американцами на Ганимеде, да и на других международных станциях. При том что люди туда шли подготовленные, подкованные и с широкими взглядами: Нэддон, например, был по убеждениям левый демократ, хорошо говорил по-русски и неоднократно бывал в СССР не только по службе.

– Эндрю, – заговорил Нэддон. – Мне нужна твоя услуга.

– Конечно, – осторожно сказал Андрей. Очень уж просто звучал голос американца.

– Запомни и передай нашим командир: похоже, на Ганимеде есть жизнь. Слушай меня! Вот она, – он указал на плечо своего скафандра. – Я полагать, она питается энергией и собирается у тех мест, где много энергии. Пробивается туда, прогрызает путь. Много мыслей, Эндрю: возможно, эти льды тоже последствия этой жизни. Я неправильно говорю, да? Ты все равно запомни. Станции, «Нога-Один», «-Два» и другие, они притягивают эту жизнь, там очень много энергии, на них стоит Зеркало, квантовые преобразования. Эта большая энергия, на Ганимеде такой энергии не было: кванты, субъядерный синтез. Это для нее как чизкейк. Не думай, просто запомни. Повтори!

– На Ганимеде жизнь. Питается энергией, – хмуро повторил Андрей. – Субъядерный чизкейк.

Он не отводил взгляда от плеча американца. Поверхность скафандра уже была с мелкими рытвинами, и ему даже показалось, что он заметил, как граница темно-рыжей нечисти продвинулась еще выше. Скоро будет разгерметизация.

Эх, судьба…

– Субъядерный син-тез. Он дает ей push, она начинает жрать. – Нэддон поднял кулак в энергичном жесте. – Наша «Нога» провавил… про-вали-лась под грунт, потому что под станцией снизу эта дрянь все сожрала. И в той расщелине. Другие тоже могут, и на базе тоже может быть. Поэтому надо быть осторожно! Ты запомни, Эндрю? На всякий случай.

– Запомнил, – ответил десантник и отвернулся. – Запомнил.

Больше сказать ему было нечего. Да и что тут скажешь.

И тут Нэддон закричал:

– Вижу! Вижу!

Андрей повернулся сначала к нему, затем в ту сторону, куда указывал американец, подкрутил визор – и сердце его, наполнившееся надеждой, снова упало: «таблетка» снижалась, но почему-то в трех километрах от них. Он, еще не веря, смотрел, как боевая машина плавно снизилась и снова пошла вверх, в очередной прыжок; она достигнет наибольшей высоты как раз над их головами.

– Они не получал сигнал, – сказал Нэддон. – Хэй! Хэй, мать вашу!

И замахал руками, тяжело подпрыгивая. Какое там! БМП – она ведь для того, чтобы доставить груз и людей из точки А в точку Б, а вовсе не для обозрения надоевших окрестностей, которые, к слову, не подают никаких признаков жизни в радиоэфире, а даже если бы и подавали, никто бы эти признаки не уловил, ибо буря магнитная жестокая весьма есть.

И они махали руками, и подпрыгивали, и кричали на всех частотах – но «таблетка» ушла ввысь, зависла там и, перескочив через них по огромной дуге, стала снижаться дальше по трассе.

– Fuck, – сказал американец раздосадованно. Он сидел на грунте, что инструкцией строго-настрого запрещалось. – Эндрю, я ногу повернул.

И тут Андрей увидел, как из-под шлема Нэддона выходит тоненькая-тоненькая струйка газа. Одна. И сразу же рядом – вторая. Андрей неслышно выдохнул, секунду оценивающе смотрел вслед «таблетке», затем сказал:

– Эй, Тим. Ну-ка не шевелись.

И снял с плеча автомат.

Первый сеанс прямой связи на субсветовые расстояния с использованием эффекта квантовой телепортации состоялся вовремя. Энергию Зеркалу «Ноги» выдали сколько нужно и когда нужно; эта огромная, размером с Хоккайдо, висящая в вакууме линза из субэлементарных частиц, половина из которых носили самые экзотические названия типа бю-мезона Серебрянникова, а другая еще даже не была толком открыта – служила гигантской промежуточной антенной между орбитальной станцией «Мир-59» и «Новым Вояджером», добравшимся-таки до пояса Койпера, откуда, собственно, и велась трансляция. На взгляд Андрея, ничего путного «Вояджер» не показал – черная пустота, крохотные звезды и одинокий каменный обломок на расстоянии в паре сотен тысяч километров от аппарата. Обломок тем не менее произвел сенсацию, сути которой он не уловил, да и не стремился – ни тогда, сидя на губе, ни позже, когда уже работал в Новосибирске, в драмтеатре имени Афанасьева. Тима Нэддона наградили отпуском за открытие протожизни на Ганимеде и устранение опасного фактора. Конечно, никуда он со спутника до конца своей службы не улетал, но получил такую солидную компенсацию, что решил уволиться из морской пехоты и поступил в МФТИ; после аспирантуры он принимал участие в освоении Марса и Каменного пояса, а в этом году отправился в первую экспедицию к границам Солнечной системы. Комплекс квантовой телесвязи «Зеркало-Ганимед» по сей день работает в штатном режиме.

Парни, ну теперь вы понимаете, почему хорошо, что наш «скат» стоял в ремонте. Понимаете, нет? Нет? Совсем? А, да. Я забыл, мы же морпехи. (Смех.) В общем, если бы Эндрю стрелял в нашу десантную машину, это был бы международный скандал. Мелкий, конечно, но от того еще более противный! Думаю, полковник Глазков не был бы сейчас полковником, а контр-адмирал Даггич до сих пор бы протирал штаны вместе с нами. А как бы мы жили без вас, сэр? (обращаясь к майору Стэнли; беззвучно, прикрывшись ладонью, выговаривает слово «Прекрасно»; смех в зале). А русская «таблетка» приняла в себя пару пуль, бортовой комп сообщил – «ай-яй-яй, какой-то ганимедский стрелок в нас садит из «калашникова», что делать, командир? Варианты: уничтожить; уничтожить вместе с Ганимедом; простить и сделать вид, что ничего не было… а потом все равно уничтожить!» (Смех.) Это же русская машина, она не виновата, ее такой создали.

Но пилот оказался умнее, и уже через три прыжка… Ладно, не через три, но задумался: почему это ганимедцы стреляют пулями от «калашникова», задумался он. (Медленно крутя пальцем у головы.) Дальше мысль не пошла, но не буду вас мучить – пилот посадил «таблетку» где надо, принял на борт Нэддона и этого русского парня, и все закончилось очень, очень печально: Эндрю послали на русскую гауптвахту за то, что не подал сигнал сразу, а Тима Нэддона за его открытие наградили отпуском. А? Что? Ну как «почему печально»? Отпуск, премия, награда – это всегда печально и отвратительно, ведь награждают-то не тебя! Я так понимаю, ты хороший солдат и еще не испытал всей любви сослуживцев к твоим достижениям. (Смех.)

Проклятую ганимедскую ржу недолго думая тупо соскоблили. Примерно вот так (показывает жестами), подкаблучники с детьми меня поймут. «Новый Вояджер» вышел в прямой эфир вовремя, квантовое Зеркало не подвело. Ну это вы все знаете. В конце смены Тим Нэддон оглянулся и, видимо, решил: что-то уж очень тут стало скучно! Не развернуться душе, не порушить ничего толком! Одни морпехи, а какая с них радость: они и так уже ударенные, причем трижды – ну скажите, кто в трезвом уме и твердой памяти пойдет служить (загибает пальцы) в морскую пехоту; на Ганимед; да еще и вместе с русскими?

Поэтому в этот рождественский вечер (одобрительные выкрики, аплодисменты) я предлагаю выпить за нас. В первую очередь – за любезно подменивших нас русских, я совершенно искренне им благодарен за это, за русских, которые так сильно хотят быть похожими на американцев, что постоянно делают себе новый фронтир… И за нас, за американцев, что хотят быть похожими на русских, ибо мы понимаем, что жизнь без высокой (указывает пальцем вверх), по-настоящему высокой цели, которую можно достичь только вместе, как-то уж очень скучна и бессмысленна.

Merry Christmas! Cheers! Na zdoroviye!

Алиса Климова

Вампир

– Под бледным мерцанием звезд неслышно движется он в беспрестанном поиске добычи. Чутье, превосходящее чутье любого зверя или человека, неумолимо ведет к выбранной цели. Невообразимая выверенность движений и точнейший расчет с самого начала ведут к единственно возможному результату охоты, которая может длиться неделями. О, он умеет ждать! Невидимый и неслышный, пристально следит он за своим очередным трофеем, в ожидании момента, предопределенного естественным развитием событий – когда добыча окажется от охотника буквально на расстоянии вытянутой руки. И лишь тогда, в точно отмеренный срок, совершит он свой бросок. Охватят его руки жертву, заключат в крепкие стальные объятья; клыки, что прочнее алмаза и острее легендарных клинков древности, вопьются в нее в поисках ихора, ценнейшей жидкости, которая только и может продлить существование охотника; и с последними каплями того, что для охотника является синонимом жизни, лишь взметнется в лунном свете его плащ, предзнаменуя похороны его последней жертвы. Не последние, отнюдь, ибо зверь насытился и стал полон сил; но не заснул, поскольку вложенные его создателем инстинкты не дают ни единого шанса прекратить вечную охоту…