Звезда негодяя (СИ) - Петровичева Лариса

Дядя Бенжамин знал толк в таких драконах, как и ее отец. Они оба проводили время, забираясь в таинственные складки гор, заросшие лесом, чтобы взглянуть на драконьи кладки. Энтузиасты, искренне влюбленные в драконов – вот кто они были. Отец и дядя Бенжамин даже уверяли, что драконы отвечают им взаимностью, позволяют прикасаться к себе и детенышам.

Все это кончилось тем, что однажды в город спустилась целая дюжина драконов. Отец пытался усмирить их, успокоить – он вышел к ним, и драконы даже слушали его тихий умиротворяющий голос какое-то время.

А потом выпустили огонь, и отец превратился в пылающий факел.

– Бегите! – прокричал толстяк из пекарни, такой же белый, как его фартук, и замахал Эмме рукой. Его трясущийся помощник приоткрыл дверь, но Эмма словно приросла к земле. – Бегите, миледи! Спасайтесь!

Эмму парализовало. Она сейчас не понимала, как вообще можно двигаться. Она вдруг снова стала той девочкой, которая замерла на улице, видя, как горящий человек падает на мостовую и замирает, а дракон тянет к нему оскаленную морду.

Слава смельчакам. Слава безумцам. Ее отец как раз и был таким – смельчаком и безумцем.

Дым и огонь развеялись: перед Эммой воздвиглось огромное, черно-зеленое, со сверкающей лоснящейся шкурой. Сверкнули золотистые глаза, умные и злые, дрогнули ноздри. Дракониха приблизила морду к Эмме и втянула воздух, и в наплывающих волнах ужаса ей показалось, что это та самая самка, которая когда-то поджарила и сожрала ее отца.

Сейчас зверь пришел за ней.

«Ты смелая или глупая?» – почти услышала Эмма мысль драконихи. В золотистых глазах поплыли алые искры.

– Миледи! – услышала Эмма отчаянный вопль, и дверь пекарни захлопнулась.

Дрогнули крылья, складываясь по бокам. Дракониха фыркнула. Эмма услышала странный звук и поняла, что это клацают ее зубы. Платье сделалось насквозь мокрым от пота. Она хотела закрыть глаза и не могла. На квадратной морде драконихи были видны темные пятна: она где-то успела закусить. Возможно, пролетела через какую-нибудь деревушку, что прилепилась к склону горы.

Уже неважно.

«Господи, – только и смогла подумать Эмма, понимая, насколько бессмысленна ее молитва. – Пусть не будет больно. Пожа…»

Она не успела ничего додумать. Эмма сама не поняла, откуда перед ней вдруг возник мужчина в модном темно-сером сюртуке, с идеально уложенной прической. Взметнулась рука, сверкнули драгоценные камни в кольцах.

Маг. Судя по кольцам, следователь: только им позволены сапфиры такой глубокой, обжигающей синевы.

Дракониха недовольно заворчала. Дядя Бенжамин когда-то говорил, что не стоит становиться между зверем и его добычей – и дракониха искренне удивилась, что нашелся такой смельчак или глупец.

– Прочь, – голос прозвучал спокойно, почти лениво, но Эмма почувствовала, какая огромная сила дымится за этим спокойствием. – Прочь, тварь.

Дракониха вскинула голову к небу и издала такой рык, что в витринах магазинов зазвенели стекла. Паралич отпустил Эмму: она упала на мостовую, почти теряя сознание, скорчилась, зажимая ладонями уши. Рык нарастал, гремел, как тысяча колоколов, и Эмма, трясясь от ужаса, увидела, как вокруг ладони мага задымился белый свет.

Рев оборвался, как обрезанная нить. Дракониха попятилась и заскулила.

Кажется, маг рассмеялся. Белый свет сделался нестерпимо ярким, и, падая в спасительную тьму обморока, Эмма услышала, как затряслась земля: впереди рухнуло что-то огромное.

– Миледи?

Голос выплыл к ней из мрака, и Эмма ощутила прикосновение к лицу. Пальцы были жесткими и твердыми, словно вырезанными из дерева; они легонько похлопали ее по щеке, и Эмма открыла глаза.

– Миледи? Как вы?

Первым, что она увидела, был взгляд – пронзительно-голубой, очень живой и яркий. Лицо мага, светлокожее и скуластое, показалось Эмме смутно знакомым, но она точно знала, что ни в Эдфорде, ни в окрестностях не было никого похожего на этого человека.

Пальцы снова прикоснулись к ее щеке, и в груди Эммы что-то зазвенело. Нет, она никогда прежде не видела этого красивого, самоуверенного лица с небольшим шрамом на скуле, этой чуть снисходительной улыбки и растрепанных темных волос. Ей померещилось. Маг смотрел на нее, и Эмма не могла оторвать от него глаз.

Смерть раскинула над Эммой крылья, а он встал перед ней и победил. И смерть рухнула на мостовую. Все кончилось.

– Я… – прошептала Эмма. – Где дракониха?

Маг рассмеялся, на щеках прочертило ямки.

– Да вон лежит, – ответил он, махнув рукой куда-то вперед. Эмма посмотрела, куда он показывал, и увидела дымящуюся черную груду. Обгорелое крыло было безжизненно выброшено вперед, словно дракониха пыталась закрыться от идущей к ней гибели.

Только сейчас Эмма почувствовала вонь, которая растекалась от поверженного зверя по всему городу.

– Как вы? – с искренней тревогой повторил маг. Эмма вдруг обнаружила, что он сидит на мостовой, а она лежит головой на его коленях, и левая рука незнакомца осторожно и легко гладит ее по волосам.

– Я страшно испугалась… – призналась Эмма. – Вы… вы убили ее.

Маг снова улыбнулся. Придерживая голову Эммы, он поднялся, а потом легко подхватил ее на руки. Повеяло терпким запахом дорогого одеколона, и под ним Эмма уловила теплый аромат чужой кожи.

Волоски на руках поднялись дыбом. Эмме сделалось страшно – и сладко.

– Убил, разумеется, – ответил маг. – Дракониха где-то отведала человечины, что еще с ней делать? Не усмирять же магией… Вон там я вижу зеленый флаг дома исцелителей, миледи, вам сейчас нужен врач.

Это было сказано настолько уверенно, что Эмма не стала спорить: пусть несет ее, куда сочтет нужным. Герой, который спас ее от чудовища, почти выхватил из пасти. Как в романах.

– Как вас зовут? – спросила она. Улыбка мага сделалась еще шире и обаятельней.

– Когда-то я был Вьяттом, миледи, – ответил маг. – Можете называть меня так.

***

Врач осмотрел Эмму, смешал несколько лекарств и приказал выпить. Когда Эмма проглотила смеси, пахнущие апельсином, то на место дрожи во всем теле пришло спокойствие, глубокое и тихое, как вечернее море. Полежав полчаса на кушетке, Эмма решила, что сегодня останется в городе. Продлит номер в гостинице, а потом пойдет куда-нибудь поужинать. Возможно, послушает музыку на площади: летом возле памятника святому Сильвестру всегда играет оркестр и кружатся пары.

Ей надо было отвлечься. Забыть о пережитом ужасе и кривозубой пасти драконихи, в которой Эмма чуть было не оставила свою голову.

Жаль, что в гостиничном номере не укроешься от Дикой охоты фейери. Все гостиницы закрываются в Йолле – а то бы Эмма ни минуты не осталась в Дартмуне, куда со дня на день прибудет Коннор Осборн, бесстыжая сволочь. Хорошо, что в мире есть такие люди, как Вьятт – порядочные и справедливые. Тогда можно верить, что мир не безнадежен.

– Сколько с меня? – спросила Эмма, взявшись за сумочку, которую лишь чудом не потеряла во всей этой заварухе. Врач лишь качнул головой.

– Нисколько. Джентльмен, который принес вас, уже расплатился.

Даже так… Выходя из дома исцелителей, Эмма поймала себя на том, что улыбается наивной, чуть ли не детской улыбкой. Появление Вьятта, который ее спас, пробудило в душе Эммы те чувства и мечты, которые она однажды задвинула так глубоко, как только смогла.

Она жила и ждала от мира подвоха и очередного удара. А мир вдруг улыбнулся ей, и его лицо оказалось искренним и красивым.

Обгорелая туша драконихи до сих пор лежала, перегораживая улицу. Поодаль опасливо толпились зеваки, то и дело стуча по вискам жестом, отгоняющим нечистого. Возле туши бегал Эбенезер Сайдбурн собственной персоной – сей замечательный господин составил состояние, продавая изделия из драконьей кожи. Сейчас он то приседал, хлопая себя по коленям, то пытался поднять крыло драконихи, то хватался за голову. Брань, которую он исторгал на всю улицу, была настолько забористой, что у Эммы зачесались уши.

– Чем ты ее бил, мать твою перетак? – голосил Сайдбурн. – Белым огнем?