Повседневная жизнь Берлина при Гитлере - Жан Марабини

А между тем верхушка армии — рейхсвер — еще слаба, ее раздирают разногласия. Офицеры генерального штаба, монархисты по духу, готовы принять любой легальный режим, лишь бы он соответствовал их милитаристским устремлениям; им в общем все равно, будет ли новым рейхсканцлером кандидат от левых сил Носке или Гитлер. Ближайшая цель армейского руководства — держаться в тени и всеми силами избегать гражданской войны, которая может привести к революции. Военное управление (тайный генеральный штаб), собственно, и «изобрело» Гитлера, как еще раньше создало «Стальной шлем»;[13] оно возлагает надежды на Женевскую конференцию по разоружению, мечтая освободиться от «цепей» Версаля и восстановить былую мощь германской армии. В начале тридцатых годов оно еще симпатизирует Франции, этому «рыцарственному врагу», но уже требует упразднения «польского коридора». Однако руководство рейхсвера всегда отличалось осторожностью. Когда генерал Тренер расформирует первые штурмовые отряды, оно отречется от Гренера. Когда Рем, два года спустя, пожелает превратить свои вспомогательные подразделения в новую, революционную армию, оно подтолкнет Гитлера к «Ночи длинных ножей». С этого момента и вплоть до 1945 года вся история Германии будет, по сути, историей взаимоотношений Гитлера с военными. Пока Гитлер повиновался генеральному штабу (а повиновался он долго), генеральный штаб его поддерживал. Как только Гитлер восстал, начались заговоры. Рейхсвер, как подчеркивает в своей книге бывший французский посол в Германии Франсуа-Понсе, уже в тридцатые годы боялся слишком опасного конфликта с СССР. Генералы поддерживают тесные связи с «Клубом баронов», объединяющим влиятельных политиков. Фон Нейрат, министр иностранных дел, чей служебный кабинет располагается на Вильгельмштрассе, являет собой, так сказать, второе политическое лицо рейхсвера. Но Нейрат не пользуется широкой популярностью. Фон Папен это понял и вовремя сблизился с фюрером, тогда как фон Шлейхер, напротив, отдалился от своего старого друга Адольфа (который займет после него пост канцлера).

Фон Шлейхер исполняет должность рейхсканцлера пока только 70 дней, но против него с самого начала плетутся интриги. Фон Папен уже давно работает с людьми из ближайшего окружения президента — Оскаром фон Шнденбургом и Мейснером, — чтобы добиться смещения фон Шлейхера, человека выдающегося ума и ярких политических способностей. Шлейхер слишком поздно понял, что генеральный штаб может привлечь на свою сторону массы (а это явно предпочтительнее, чем введение диктатуры) только одним способом — предложив программу с четко выраженной социальной направленностью. В настоящий момент он — единственный из политиков высшего ранга, кто придерживается такого мнения. В речи, которая передается по радио, он объявляет о прекращении действия закона, ограничивающего размер заработной платы рабочих 100 марками в месяц, и обещает передать мелким собственникам 300 тысяч гектаров земли, ныне принадлежащей баронам. Один из главных помощников фюрера, Штрассер[14] переходит на сторону рейхсканцлера фон Шлейхера, однако это не останавливает происков интригана Оскара (младшего Шнденбурга). Мнения военных разделились. Многие — те, кто придерживается правой ориентации, — называют нынешнего рейхсканцлера «социальным предателем» и «красным генералом». Нацисты пользуются этим, чтобы надавить на «Стальной шлем», который колеблется и парализован своей неуверенностью. Пресса и рейхстаг, опираясь на информацию, в обилии предоставляемую им Герингом и Геббельсом, громко возмущаются взятками, которые получают юнкера[15] и даже один из ближайших друзей главы государства. Эти грязные сплетни побуждают Шнденбурга 28 января отстранить фон Шлейхера от должности. Гитлер переезжает в отель «Кайзерхоф», расположенный в нескольких метрах от здания рейхсканцелярии и от президентского дворца. Толпа берлинцев уже осаждает дворец. Фон Шлейхер отправляется в Потсдам, чтобы обсудить происшедшее с офицерами генерального штаба. «Стоит ли, — говорит он им, — поддерживать руководителя государства, который не умеет пользоваться своим авторитетом?» В рядах сторонников правого консервативного крыла уже нет единства; нет его и в левоцентристском блоке, у социалистов и коммунистов. Крестьяне готовы взбунтоваться, потому что вынуждены за гроши продавать свое молоко (по 10 пфеннигов за литр) и потому что им приказывают подмешивать маргарин к маслу, что очень выгодно для производителей маргарина. Фон Папен в Кёльне уже договорился с фюрером о совместных действиях — как и его друзья, банкир Шахт, промышленник Тиссен и другие. Эти важные лица оказывают давление на старого фельдмаршала.

Всё начинается с шантажа

Почти наверняка зная, что выиграет эту шахматную партию, Гитлер все еще не верит себе до конца. А вдруг старый лис фон Папен предаст его? Фюрер решает, что две предосторожности лучше, чем одна.

Вилла, расположенная в одном из самых фешенебельных районов Берлина — Далеме; Отто, сын президента, сидит на софе в библиотеке Иоахима фон Риббентропа, новоиспеченного национал-социалиста.[16] Никто не обращает внимания на роскошную обстановку в доме фон Риббентропа (зятя крупнейшего производителя немецких шампанских вин), которого, несмотря на его сомнительный дворянский титул — а может, именно из-за него, — никогда не приглашают в «Клуб господ». Мало кто знает фон Риббентропа, и о нем никогда не говорят ни в кругах прусской аристократии, ни в министерстве иностранных дел, где он будет блистать через несколько лет. И все же сегодня в гости к фон Риббентропу пожаловали и Гитлер, и фон Папен. Уже 13 лет как Гитлер, в полном расцвете своего еще непризнанного таланта, мало-помалу пробивается из прокуренной атмосферы баварских пивных на эстрады, ярмарки, площади, стадионы, где он выступает перед микрофоном, в черном воскресном костюме мелкого служащего, и возбуждает немцев, рассказывая им об их комплексе вины и об их горестях. Он обещает реванш под крики «Deutchland, erwache!», «Германия, проснись!»… И вот он уже возглавляет НСДАП, национал-социалистскую партию, самую могущественную в стране, имеющую 13 миллионов членов, которая осыпает бранью евреев, священников, профсоюзы, демократов, большевиков, весь мир.

Сейчас Гитлер шантажирует — тихим голосом — полковника фон Шнденбурга-младшего, которому пытается помочь его друг Отто Мейснер, бессменный секретарь президента. Гитлер достает из своего кармана секретное донесение и медленно зачитывает его вслух. Папен и Геринг удовлетворенно улыбаются. Геббельс, которого здесь нет, собрал улики против старых дворянских семей, наложивших руку на средства государственной помощи. Миллиарды марок были прикарманены землевладельцами из восточных регионов страны. Правительственные субсидии, вместо того чтобы хоть как-то исправить катастрофическое положение в сельском хозяйстве, пошли на уплату долгов, покупку автомобилей, скаковых лошадей и новых поместий. Геббельс сумел «присовокупить» к этому и данные о «роскошных» поездках на Французскую Ривьеру. Граф фон Оденбург-Янушау, например, противозаконно присвоил 620 тысяч марок. Президентское поместье в Нойдеке, в Восточной Пруссии, «предоставленное» Шнденбургу, было негласно передано его сыну — имение, освобожденное от налогов и даже от пошлины на передачу имущества. Гитлер, решившийся нарушить негласный закон, в соответствии с которым глава германского государства должен находиться вне всяких подозрений, говорит мягким голосом, в течение часа заверяя своих слушателей, что доведет эти разоблачения до сведения депутатов рейхстага и берлинской прессы. Шнденбург-младший покидает особняк Риббентропа, так и не произнеся в ответ ни слова. Такси — сегодня он хочет выглядеть поскромнее — уже ждет его у дверей. Мейснер, не проницаемый за стеклами очков, садится на неудобное сиденье рядом с ним. Оба погружены в свои мысли. Наконец Шнденбург-млад-ший шепотом спрашивает:

— Что же делать, Отто?

Полная тишина. Отто Мейснер осторожно молчит. Но потом произносит:

— Я полагаю, нам придется принять условия Гитлера.

Безработные, воры, молодые авантюристы

Ночь с 29 на 30 января 1933 года. Эрнст Рем совещается со своими лейтенантами в отеле «Кайзерхоф». Из окна — в каких-нибудь ста метрах — он видит решетчатую ограду здания рейхсканцелярии. Рем — коренастый здоровяк с расплющенной переносицей, с лицом, покрытым шрамами. Официально признанный «вторым лицом» в национал-социалистской партии, он в действительности является безраздельным владыкой своей «коричневой армии», CA. Уже многие годы, без отдыха, этот ветеран Вердена призывает к созданию «Стального Рейха», чистого и сильного, к ликвидации политиканов, промышленников, старой военной касты. Этот страшный для Гитлера человек имеет под своим непосредственным началом 300 тысяч штурмовиков — ветеранов, безработных, бывших коммунистов, крестьян, разоренных кризисом. Под руководством профессиональных военных рецидивисты, воры, сутенеры, наемные убийцы, юнцы, стремящиеся к большим авантюрам, превратились в единственную армию разоруженной Германии. Более того, это была «революционная сила», в которой Гитлер нуждался, чтобы заставить немцев бояться себя, — «штурмовики, оттачивающие свои длинные ножи о края тротуаров», как она характеризовалась в одной песенке. Чувствует ли Рем, этот изуродованный шрамами солдафон, привыкший к сражениям и насилию, который до сих пор был для фюрера незаменим, что ситуация начинает ускользать из-под его контроля? Нет, он в такое не верит. Пообещав Гитлеру сделать «грязную работу», то есть ликвидировать прежде всего левых, оставшихся в меньшинстве (включая социалистов и коммунистов), а потом евреев, которые владеют большей частью городских капиталов и пользуются огромным влиянием во всех ключевых сферах — власти во все времена это допускали, — Рем думает, что фюрер всегда будет в нем нуждаться. Он одержал победу над государственной полицией. Он не доверяет рейхсверу, своему заклятому врагу (рейхсвер, со своей стороны, тоже ему не доверяет). Он не доверяет даже самому Гитлеру (которого крупная еврейская буржуазия боится куда меньше, чем Рема, полагая, что сможет его подкупить). Вместе со своими «коричневыми» офицерами Рем застраивает всю страну казармами, наводняет ее своими знаменами. Будучи «революционной» альтернативой нацизму, он в эту ночь собирается временно попридержать «молодчиков», вооруженных НСДАП. Его люди пока просто концентрируются в столице, готовясь окружить здание рейхсканцелярии в случае, если фюрер вдруг объявит «марш-бросок», «великий очистительный вечер», «уборку свинарника». Эти лозунги уже сами по себе достаточно много говорят толпе. Но Гитлер не отдает приказа воспользоваться последним воскресным митингом коммунистов, чтобы начать борьбу. На протяжении всего выходного дня штурмовики будут пребывать в бездействии, следуя строгим приказам своих командиров, и им не останется ничего другого, кроме как петь, чистить оружие, пить пиво в своих укрытиях — тогда как на улицах будут хозяйничать их противники. Не веря никому и даже своему лучшему товарищу — Рему, Гитлер уже взялся (вместе с Гиммлером, Дитрихом,[17] Гейдрихом) за создание собственной «черной» гвардии, состоящей из нескольких бригад, — СС.[18] Однако в настоящий момент, все еще оставаясь в нерешительности, несмотря на обещания фон Папена и на разговор с сыном Шнденбурга — ведь в конце концов фельдмаршал может просто проигнорировать его шантаж, — Гитлер ночь напролет расхаживает по коридорам «Кайзерхофа», этой гигантской гостиницы, фасад которой имеет 90 окон. Как и Рем, Геббельс сейчас непрерывно звонит по телефону, стараясь не потерять ни минуты. Каждый должен оставаться на посту и делать свое дело.