Морская пена - Андрей Дмитрук
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вечера у Шаршу Энки, адепта-врачевателя среднего посвящения Внешнего Круга, намного уступали по роскоши и разгулу пиршествам в модных салонах куртизанок или художников: здесь не сходились любители кровавых развлечений. Сиживала небольшая постоянная группа друзей, мужчин и женщин, ценивших простоту и задушевность.
Сам Шаршу, полный, лысеющий, смуглый, с выпуклыми темно-карими глазами под тяжелым карнизом лба и бровей, громко сказал: "О!" - и поднял руку, не вставая.
Многие повторили его жест, зашумели, заулыбались, поворачиваясь к вошедшему. Две рабыни помогли Вирайе опуститься на подушки между хозяином и незнакомой женщиной - вероятно, той самой приезжей. Врач не обманул: ее внешность была словно удар. Почти лишенное косметики, бледное лицо с прозрачно-зелеными глазами до висков светилось, как фарфор, в раме вычурно уложенных, крупно вьющихся бронзовых волос. Сильное, царственно-рослое тело излучало странный неявный жар - женщина была слишком изысканной, чтобы опалять откровенно. Коротенькая узорная безрукавка со значком предварительного посвящения почти полностью оголяла грудь и живот, широкие белые брюки из плиссированной ткани раскинулись по ковру, как два лебединых крыла.
Одним уголком рта усмехнувшись восхищенному взгляду архитектора, она лениво положила руку на плечо Вирайи и коснулась его губ губами, пахнувшими свежим сеном - сенной аромат входил в моду в Висячих Садах. Это было приветствие, не больше,- но двадцативосьмилетний адепт почувствовал, что волнуется непривычно и непозволительно. Шаршу очень кстати вмешался, припечатав его руку своей тяжелой мокрой ладонью:
- Вирайя - истинный знаток. Смотри, как много заметил он в одном твоем поцелуе, Аштор!
- Посвященный Вирайя заметил мою любовь, - вяло уронила Аштор, опуская серебряные ресницы.- Если он знаток не только в теории, я рада буду видеть его после ужина - при согласии посвященного Вирайи, конечно.
- Завидно!- крикнул один из гостей, желчный черноволосый скульптор Хассур. - При согласии, а? Каково лицемерие! Будто ты не видишь, что он цветет, как мальчишка, ждущий лишения невинности!
- Вирайя сам талантлив и отлично чувствует чужой талант,- трезво объяснил Шаршу.
Действительно, Вирайя и впрямь пылал от счастья, одновременно ощущая страх перед этим совершенным созданием. Непостижимой казалась возможность столь легкого сближения.
- Не слушай их, мой бог, - все так же бесстрастно и вяло, проглатывая окончания слов, сказала Аштор.- Ты не талантлив, а гениален, я люблю тебя давно. Я училась в Авалоне, в Академии Любви, выстроенной твоими руками. Твои колонны и зимние сады научили меня большему, чем все старые гетеры и отставные гимнасты. Когда живешь в таком доме, хочется быть совершенством. - Ее холодные хризолитовые глаза истерически сузились - очевидно, она никогда в жизни не знала отказа своим желаниям. - Ты бог. Ты создал меня. Сегодня я принесу себя на твой алтарь.
- Может случиться наоборот,- еле вымолвил Вирайя, польщенный в тысячу раз более, чем похвалами всей Коллегии архитекторов.
- Ты ешь пока, бог, - рассудительно посоветовал Шаршу, - а то потом Аштор останется недовольна тобой. Вот, между прочим, фазанье мясо, перемешанное с ветчиной, - за рецептом ко мне приезжал повар иерофанта, наместника столицы...
Вирайя был изрядно голоден, поскольку специально не пообедал дома, зная кулинарные склонности Шаршу, а потому смущенно улыбнулся гетере и приступил к еде. Врач сам налил ему домашнего вина.
Жирный, одетый с безвкусной роскошью старик - надзиратель пригородной зоны виноградников, адепт среднего посвящения,- прохрипел, оборачиваясь к Аштор с бокалом в огромной, как подушка, лапе:
- К сожалению, дома, выстроенные посвященным Вирайей, не на всех влияют положительно... Уж как хорош летний дворец моего соседа, Мана Парсейи, а вот...
Судя по скорбной мимике старца, по тяжеловесному покачиванию головы, событие было печальным. Гости, ничего не спрашивая, разом оставили веселую болтовню и возмущенно забормотали, дивясь неслыханному злодейству. Вирайе даже показалось, что в этом возмущении был немалый элемент нарочитости, как будто каждый боялся, что остальные заподозрят его в недостаточном рвении. Только Шаршу молчал, набычив голову с тугими кудряшками вокруг лысины. Тогда архитектор стал оправдываться, устыдившись своей неосведомленности:
- Я живу затворником, посвященные. Я, как вы, может быть, знаете, занят сейчас Дворцом Коллегий Внешнего Круга (не утерпел - покосился, как реагирует Аштор)... так устаю, что даже сводку новостей не всегда читаю...
- Это непохвально! - ответил надзиратель виноградников. - Впрочем, вина твоя невелика, поскольку сообщение появилось только в нынешней сводке... Одним словом, мой сосед Ман был вчера убит собственной рабыней. Убит в летнем дворце... твоей постройки, посвященный Вирайя!
Снова общий гневный ропот. Только Шаршу сказал, преспокойно отправляя в рот кусок мяса, который он до сих пор тщательно поливал несколькими соусами:
- Ты так говоришь, Ицлан, как будто Вирайя соучастник, - видишь, он даже побледнел...
- Да ну тебя, - отмахнулся Вирайя.- Действительно, ужасный случай, наверное, тысячу лет такого не было...
- Ужасный, - серьезно ответил Шаршу.- А какова причина убийства, интересуешься?
- Интересуюсь, - не подумав, сказал Вирайя. Тут же старый Ицлан воздел глаза к потолку, отвернулся и плюнул.
- Да, причина! - твердо повторил Шаршу. - Хотя ты, Ицлан, считаешь кощунством говорить о чем-либо, кроме самого факта убийства, я все-таки скажу тебе и всем вам, друзья мои: достойный Ман Парсейя затравил сына этой рабыни гепардом!
- Ну и что? - спросил Идлан. - Значит, виноват был!
- Да не был он ни в чем виноват! Для развлечения своего затравил... Шаршу отер пот со лба, нехорошо усмехнулся. - Вместо порадоваться, что ее отпрыск потешил хозяина, - раскроила ему череп какой-то статуэткой!..
- Напрасно ты смеешься, - угрюмо упорствовал Ицлан. - Некстати!
- Отчего же, смеяться всегда кстати...
- Шаршу! - крикнул надзиратель, багровея и приподнимаясь на локте. Врач тоже приподнялся и заорал так, что рабыни испуганно замерли - кто с подносом, кто с кувшином:
- Я не смеюсь только над правом матери мстить за сына! Мстить подлецу и садисту, Ицлан!
Вирайя, хорошо знавший врача, почувствовал, что разгорается один из тех скандально-острых споров, которые так будоражат нервы в доме Энки.
- Назови меня недостойным имени Избранного, но я считаю, что раб может испытывать те же чувства, что и мы с тобой. Надо уважать в нем человека!
Вот это опаснее всего. Шаршу не признает авторитетов, глумится над общепринятыми взглядами... Сколько раз давал себе слово Вирайя не бывать здесь - и снова ехал в салон, навстречу греховной сладости вольных споров.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});