Теплые острова в холодном море - Алексей Варламов

3

От обилия народа утлый "Печак" кренился то на правый, то на левый борт, люди были возбуждены, капитан высовывался из рубки и орал, но, не считая скандинавов, никто его не слушал и больше не боялся, все вольно перемещались по палубе, смеялись, махали руками, фотографировали, прятались от ветра.

Так они прошли мимо нескольких небольших безлесых островов справа и слева по ходу судна, затем оставили позади маяк и створ, пространство вокруг очистилось, как очистилось и небо над их головою, и вода вокруг, засветило яркое солнце, и если в закрытой кемской губе не совсем очевидно было, что причал находится на берегу моря, то теперь пассажирам открылась бескрайняя громада блестящей воды, которую неторопливо рассекал старенький катер, идя строго на восход и оставляя за собой устье шумной порожистой реки и высокий карельский берег.

Макаров ходил вслед за восторженным Сережей по кораблю, объяснял сыну названия и назначение тех судовых приспособлений, о которых имел представление, и умалчивал о неизвестных, и умный мальчик с оттопыренными ушами, шевеля губами, новые, волшебные слова повторял и запоминал. Вода текла совсем близко, и взрослый человек изо всех сил сжимал детскую руку, не в состоянии отогнать страшное видение, как сын перегибается через поручни и падает за борт, - а мальчик снова сделался беспечен и весел, точно и не было долгих часов ожидания катера и посадки.

У кого-то из пассажиров оказалась подзорная труба, в которую все по очереди смотрели на скалистые, поросшие лишайником и мхом пустынные острова, на одинокий дом на одном из них, там находилась либо метеостанция, либо жил человек, присматривающий за навигационными знаками; мелькнула среди волн черная голова тюленя, он некоторое время провожал судно, а потом исчез под водой, и уже через час пути впереди на дрожащей линии горизонта в сизой дымке показалась узкая и длинная, неровная полоска суши, и повеселевший, просветленный Поддубный благоговейно произнес ее схожее с птичьим название.

Павел видел, как радуется его друг тому, что снова здесь, никуда не исчез большой остров, возвышается в его северной части одинокая гора и храм с маяком на ней, виднеется издалека белое пятнышко монастыря. Общительный Илья показывал вдаль рукой, что-то объяснял другим туристам, разговорился с одним из матросов, азербайджанцем, уже четырнадцать лет живущим в поселке у монастыря, потом познакомился с седовласым мужчиной, как оказалось, инженером-связистом, на которого наорал капитан, и его красивой, спокойной женой. Макарову была понятна и приятна эта чистосердечная, детская радость, он тоже участвовал в общем разговоре, рассматривал топографическую карту, которая имелась у запасливого человека, ехавшего на острова в командировку, потому что там планировалось установить релейную станцию, вдавался в технологические подробности и с удовольствием снова выслушал рассказ своего более опытного товарища про его юношеские путешествия по лесным дорогам большого острова, и только усилившееся недомогание мешало этой радости полностью отдаться.

Чем ближе они подплывали к монастырю, тем хуже ему становилось, он был тепло одет, но все равно пробирал озноб, хотелось лечь; он закурил было сигарету, однако от табака стало только хуже, и Макаров торопливо бросил длинный бычок в тяжелую воду. "Печак" продвигался очень медленно, и к середине пути несчастному пассажиру стало так нехорошо, что вместе с упирающимся сыном он зашел в небольшой салон в передней части судна, под капитанской рубкой, куда еще во время стоянки музейного катера в Рабочеостровске набилось человек десять местных жителей, совсем неохочих до рассматривания красот Белого моря. Разговоры их были обыденны и просты - о том, что зимою вокруг острова бывает припай, а на Заяцких островах поселился в прошлом году неизвестно откуда взявшийся - не иначе как приплыл весной на льдине с кемского берега - волк, что на большом круге нынче совсем немного черники и не удалась сей год картошка.

Макаров рассеянно изучал висевшее на стене расписание поездов, прислушивался к доносившимся до него словам и думал о людях, которые на самом деле были никакими не местными, а такими же приезжими, как и он, только приехали не на неделю, а на несколько лет, но все равно когда-нибудь уедут, потому что никого коренного, имеющего на островах предков, могилы бабушек и дедушек, нет, а если и есть, то таких людей очень мало, и оттого нет здесь ни особого говора, ни привычек, ни родственных физиономий, все перемешано, обезличено и непостоянно, все это лишь сколок большой, перемещающейся, себя потерявшей страны, вроде заброшенной комсомольской стройки, целинного, леспромхозовского или железнодорожного поселка. Но отчего-то казалось ему, что, если бы не мальчик, он был бы не вправе в теплом помещении долго находиться, островитяне смотрят на него с неудовольствием, ибо салон только для своих или в крайнем случае для женщин и детей, и чуть согревшись, чужеземец выходил на палубу, желая, чтобы путешествие как можно скорее окончилось, потом снова возвращался и грелся, а зеленая полоска суши впереди точно дразнила и не подпускала к себе, не отдаляясь и не приближаясь, как если бы архипелаг дрейфовал по морю с той же малой скоростью, с какой шел по направлению к нему "Печак".

Иногда на спокойном море возникала, подобно барьеру, стоячая волна когда сталкивались ветер и движимая силой прилива вода, - проходили далеко в стороне от слабосильного катера большие грузовые суда и маленькие рыбацкие шхуны, и, глядя на них, обрадованный Поддубный рассказывал столпившимся вокруг пассажирам историю про группу отчаянных ребят, добравшихся до монастыря на байдарке, а то вдруг замирал с мечтательным выражением лица. Озирая пустынное пространство, отделявшее архипелаг от последних горбатых островов, вытянувшихся с юга на север цепочкой от материка, Павел представлял затерянных в массе серо-зеленой колышащейся воды людей, которым с низенькой, ныряющей вверх-вниз байды даже не было видно земли, много часов они равномерно гребли, ориентируясь по компасу, в любую минуту рискуя перевернуться на волнах или оказаться унесенными в открытое море и там бесследно сгинуть, - но зато какую радость должны были испытать, наконец добравшись до берега, и Бог весть отчего ему тоже захотелось так когда-нибудь поплыть, отдав себя на волю судьбе.

А еще совсем недавно мечтавший оказаться на корабле Сережа уже заскучал, он стремился теперь на берег и жалобно, как днем на причале, спрашивал у отца:

- Ну скоро мы приплывем?

Только на исходе четвертого часа большой остров наконец остановился, приблизился, и катер, минуя крохотные островки, луды и навигационные знаки, прошел по извилистому входу в глубокую бухту. Монастырь стал виден очень отчетливо, ветер стих, и, освещенный снизившимся солнцем, северный оток походил на сказочный остров, куда выкинуло из бочки царевича Гвидона, белый, радостный, совсем не хмурый и не грозный, каким казался по своей давней и недавней истории. Туристы столпились на палубе, щелкая фотоаппаратами и медленно водя видоискателями камер, то приближая, то отдаляя панораму монастырских стен, возле которых стояло на причале несколько больших судов, яхт, катеров, мотодор и мотоботов, и толпились на пирсе встречающие.

- Господи, неужели же я до этого дожил? Неужели я здесь и все это со мной? - бормотал полноватый, нескладный человек с залысиной и одутловатым, нездоровым лицом, благоговейно разглядывая высокие белые главы и покрытые серебристыми лемехами купола церквей внутри неприступной средневековой крепости, готовый от счастья позабыть все невзгоды и заранее все здесь любя и всем восхищаясь.

Мальчишки на берегу предлагали сувениры, открытки, схему архипелага и банки с черникой. Сережа застеснялся, но с любопытством оглядывался по сторонам, все было ему интересно, а бывалый Поддубный, не обращая ни на кого внимания, торопливо повел своих спутников вверх по улице.

Обе маленькие частные гостиницы, с ресторанами, горячей водой, сауной и двухместными номерами, в поселке оказались заняты, и после недолгих поисков они остановились в двухэтажном здании старой музейной гостиницы прямо напротив одной из монастырских башен. Номера были очень дешевыми и большими, на пять, а то и на десять коек, и, с трудом поднявшись по скрипучей крашеной лестнице, заняв первую попавшуюся кровать в огромной угловой комнате, утомленный Макаров возмечтал полежать, но Илья затеребил его, предложил оставить в номере вещи и поужинать на берегу залива. Скорее от апатии и нежелания что-то объяснять и спорить Павел согласился.

Трое обогнули монастырскую стену, сложенную из таких громадных валунов, что невозможно было представить, как четыреста лет назад могли люди, не имевшие никакой техники, водрузить каменные глыбы одна на другую, прошли вдоль берега озера, примыкавшего к монастырю с противоположной от моря стороны. В озере купалась, точнее, мыла длинные, густые волосы темноглазая девушка в синем купальнике. Ничуть не смутившись, весело и простосердечно она улыбнулась прохожим, и очень чуткий и оттого обыкновенно пуритански суровый к девичьим вольностям Поддубный приветливо спросил: "Ну как водичка?" - и она заулыбалась еще радостнее: "Ой, холодная!" - и дальше через поселок, где чередовались старые добротные постройки, кирпичные двухэтажные дома, какие можно было встретить в любом провинциальном городе, и новые финские коттеджи, дошли они до магазина. Встали в неподвижную поселковую очередь, где долго выбирают товар, разговаривают с продавщицей и обмениваются местными новостями, потом вспоминают, что забыли взять конфет, а заодно и сладкой наливки, тянут время, но никто не злится и болтунов не подгоняет, и тут Макарову, который всегда умилялся провинциальной неторопливости, вдруг сделалось совсем дурно.