Хаос - Анна Карвен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прежде чем осознаю, я делаю шаг вперед и бью Велтею по лицу.
— Никогда не смей так говорить о моей матери, черноротая ведьма. Я… — Тяжело дыша, останавливаюсь, едва не угрожая ее убить.
Она отшатывается назад, прижимая руку к щеке.
— Глупый ребенок! Что ты наделала? Почему бы тебе просто не принять судьбу, которую тебе уготовила Селиз? У тебя была бы лучшая жизнь, чем у всех нас!
Гнев в моей груди взрывается.
— Лучшая? Думаешь, так было бы лучше? — Мой голос повышается. — Влача жалкое существование, как грязь под ногами мидриан? Мы для них не лучше животных. Они убивают нас, насилуют, берут все, что хотят, смеются и плюют нам в лицо, и только из-за капризов какого-то далекого норхадианского короля они до сих пор не перебили нас всех. Что это за существование, Велтея? Я скорее умру, чем проведу еще один вздох в качестве гребаного раба этих мидрийцев. Нам лучше убить их, потому что они никогда не примут нас равными. — Мой голос поднялся до крика. Мое дыхание прерывается резкими вздохами. Остальные смотрят на меня так, словно у меня выросла вторая голова.
Я только что повысила голос на старейшину. Охотники выглядят потрясенными. Двое из них делают шаг вперед, почти направляя на меня свои копья. Кайм молчит. Не смею смотреть на него прямо сейчас. Я в ярости, мне стыдно, и я на грани истерики. Сам не знаю почему.
Запах крови становится невыносимым. Я хочу покончить с этим. Хочу закрыть глаза и заставить все это исчезнуть.
Хочу чувствовать себя в безопасности.
Хочу покоя.
— Т-ты сошла с ума, дитя. — Велтея качает головой, ища поддержки у охотников. — Как ты смеешь повышать на меня голос? За это ты должна получить плетью. Я… — Она поднимает руку, словно собираясь ударить меня.
— Довольно! — Два голоса произносят это слово в одно и то же время.
Один голос принадлежит Анайе.
Другой — его — холодный и спокойный, но в нем гораздо больше веса.
Все взгляды устремляются на Кайма.
На мгновение воцаряется абсолютная тишина. Даже лес, кажется, затих, словно испуганный его гневом.
Одинокий алый лист падает сверху, извиваясь, кружась, проплывая сквозь столб золотого света.
Это магия?
Легкая дрожь пробегает по мне, вызывая мурашки вдоль спины, поднимая тонкие волоски на руках.
Кайм тихонько присвистывает и щелкает пальцами. На дальнем краю поляны Облако отрывается от еды и фыркает. Все еще жуя пучок крысиной травы, он лениво идет к Кайму.
Его медленные, уверенные шаги возвращают частичку здравого смысла в мои мысли. Конь выглядит спокойным и невозмутимым, как будто ему нет дела ни до чего на свете.
Цок. Цок.
Я сосредотачиваюсь на звуке лошадиных копыт по твердой подметенной земле, пытаясь унять бешено колотящееся сердце.
Никто не осмеливается заговорить.
Аная молчит. Даже сварливая Велтея притихла. Она смотрит на меня, потом на Кайма. Затем, словно осознав, что только что наступила на гадюку, быстро моргает и шаркает туда, где сидит Иноке, словно ища защиты.
Кайм игнорирует их, ожидая Облако, поднимая глаза только один раз — чтобы встретиться с моими.
Его темный взгляд странно успокаивает.
Невидимая энергия искрится между нами. Я не могу сказать, о чем он думает, но этого небольшого жеста достаточно, чтобы сдержать мой ужасный гнев.
«Я с тобой», — словно говорит его взгляд.
Как он может быть таким спокойным?
Когда Облако подходит к нему, Кайм говорит что-то на иони глубоким, успокаивающим голосом и гладит лошадь по морде. Затем тянется к рюкзаку, привязанному к седлу Облака.
Кайм достает что-то из рюкзака — оно овальной формы, размером с человеческую голову, завернутое в гладкий серый мешок.
Тошнотворное чувство возвращается.
Все смотрят.
Мое сердце подскакивает к горлу.
Я знаю, что в этом мешке. Почему Кайм до сих пор таскает с собой эту отвратительную штуку? Зачем ему это нужно? Хоргус мертв, и ничто не изменит этого. Не в стиле Кайма хранить такой ужасный сувенир.
Из-за тлеющих хижин, из глубины леса появились новые жители. Среди них охотники, ткачи, резчики и даже дети, некоторые из которых не старше семи-восьми зим.
Но Саны я не вижу. Должно быть, она искала какое-то безопасное и тихое место, подальше от всех опасностей.
Я ее не виню. Если бы у меня была такая прелестная малышка, как Магиела, я бы поступила точно так же.
Но большинство не может сдержать своего любопытства, хотя и боится. Знакомые лица приветствуют меня, но в том, как они смотрят на меня, нет ничего знакомого.
Я чувствую себя здесь чужой.
Чувствую себя нежеланным гостем.
И странное настроение снизошло на нашу деревню. Я никогда, никогда не видела, чтобы мой народ вел себя так смиренно, даже когда находился под мидрийской оккупацией.
Они даже не смеют шептаться между собой.
Кайм развязывает завязки на верхней части мешка, засовывает руку внутрь и вытаскивает голову Хоргуса, держа бывшего императора Мидрии за длинные блондинистые космы.
Жители деревни ахают. Люди отворачивают детей, тщетно закрывая им глаза. В этом возрасте им не следует быть свидетелями подобных вещей, но мертвые уже разбросаны повсюду вокруг нас.
Гнев трещит во мне, скручивая мои внутренности и развращая мои мысли. Теперь это часть меня. Больше некуда идти
Образ умерших родителей врезался в мою память.
Я смотрю на императора, ненавидя его даже после смерти.
— Это что?.. — По собравшимся пробегает шокированный ропот.
— Э-это он, — шепчет кто-то. — Это действительно он.
Все знают, как выглядит Хоргус. Даже мы, тигландеры, не обученные всем мидрийским обычаям, знаем, как выглядит император. Его изображение выгравировано на каждой монете. Его лицо напечатано на внутренней стороне каждой книги поклонения. У солдат даже есть знамя с его портретом, которое они вывешивают перед своей маленькой каменно-деревянной крепостью.
Это лицо было выжжено в наших умах и душах, как постоянное напоминание о том, что наша жизнь не принадлежит нам.
Теперь он смотрит на нас, закатив глаза, его бледная кожа стала серой и пятнистой. Странно, что его вернули на то место, где он когда-то совершил кровавое убийство.
Это то самое место, где он убил мою мать и моего отца.
Не могу сказать, что жалею о том, что убила его.
Просто не могу.
К горлу подступает желчь. Я сглатываю и заставляю себя смотреть в лицо мертвеца.
— Это Хоргус Анскелл, — тихо говорит Кайм, встречая испуганный взгляд Анайи. — Амали говорит правду. То, что она сделала, — это то, о
