Хаос - Анна Карвен

В туманном утреннем свете их лица кажутся пепельными и изможденными. Выражение их лиц затравленное, глаза широко раскрыты и окружены темными кругами.

Сана сейчас там, держит малышку на руках. По крайней мере, ребенок перестал плакать. Она поднимает руку в торжественном прощании, и девочка повторяет этот жест, неуклюже помахивая крошечной ручкой.

Вспомнив о золоте Кайма, я роюсь в юбках своего платья и достаю монету из глубокого кармана. Затем поворачиваюсь в седле, почти теряя равновесие, когда поднимаю руку, чтобы бросить ее. Но рука Кайма сжимается вокруг моей талии, придерживая, он притягивает меня к своему холодному, твердому телу.

Я бросаю монету Сане. Моя цель достигнута. Золотой падает в грязь у ее ног.

— За беспокойство, — кричу я через плечо. — Извини за хижину.

Глаза моей старой подруги расширяются, когда она замечает монету.

Неожиданно малышка улыбается нам. Магиела — единственная, кто не выглядит испуганной. Великолепное дитя. Она слишком юна и невинна, чтобы понять, что алебастровый человек, оставляющий за собой след из тел, — это тот, кого следует опасаться.

Я все еще боюсь его?

Почему-то нет.

Я поднимаю руку и слегка машу им. До свидания. Надеюсь, мы еще встретимся в этой жизни.

Слезы щиплют глаза, я отворачиваюсь.

Принятие оседает во мне тупой свинцовой тяжестью.

— Что мы делаем, Кайм? — шепчу я, когда его холодные руки устраиваются поудобнее над моими бедрами. Его прикосновение бесспорно собственническое. Я не смогла бы убежать от него, даже если бы попыталась.

К счастью, юбка моего платья очень широкая, что позволяет мне удобно сидеть в седле.

— Мы едем на побережье, — говорит он после долгой паузы. Его голос — глубокий рокот у меня за спиной, от которого подгибаются пальцы ног. — И я собираюсь обменять голову диктатора на королевство.

— Тогда зачем я тебе понадобилась? — Что это вообще значит?

— Ты — ключ ко всему, Амали. Даже больше, чем думаешь.

Страх наполняет меня вместе с надеждой.

Я всего лишь простая деревенская девушка, у которой просто так получилось, что у нее есть забавное родимое пятно над левым глазом.

Что, во имя Разлома, я должна сделать?

Убивать императоров?

Начать войну?

Вытеснить мой народ с их древних земель?

Упасть в объятия странного убийцы, который не совсем человек? Потерять девственность с ним самым опустошающе блаженным образом?

Вдруг понять, что он не так страшен, как кажется?

По крайней мере, все так и есть.

Глава 2

Кайм

Я снова украл ее.

Украл отрезок времени, хотя не должен был. Я оглянулся на изможденные, грязные лица жителей деревни и застыл.

Потом я унес Амали и посадил в седло.

Я забрал ее, потому что она моя, потому что не хотел больше тратить время на препирательства с глупыми Тигландерами из-за суеверной чепухи.

Но в основном забрал ее, потому что я эгоист. Видел, как она смотрит на них — с тоской и сожалением — и не хотел ни с кем ее делить.

Не после того, что она сделала со мной там, в хижине.

Она разбудила меня своим телом.

Вернула меня к жизни.

Погрузила меня в свою сущность.

Я никогда в жизни не испытывал ничего подобного.

После этого…

Мне невыносима мысль, что она может быть с кем-то еще.

— Ты не дал мне шанса попрощаться, как следует, — ворчит Амали, наклоняясь ко мне. Ее спина напряжена, а голова гордо и сердито откинута назад.

— У тебя есть шанс попрощаться со старейшиной и женщиной с ребенком. Остальные, похоже, не слишком обрадовались, увидев тебя.

— Когда кто-то появляется рядом с убийцей, который выглядит, как реинкарнация Лока, и повсюду валяются мертвые мидрийцы, думаю, будет справедливо сказать, что не так уж много людей обрадуются, увидев нас. Я могла бы им все объяснить, если бы ты дал мне больше времени.

— Времени больше нет, — рычу я, и мой голос звучит немного резче, чем хотелось. — Они должны уйти сейчас, потому что когда мидрианский охотничий отряд не вернется в гарнизон, пошлют разведчиков, чтобы проверить, и когда найдут две дюжины мертвых солдат в вашей деревне…

Она замирает.

— Ты прав. К тому времени они захотят убраться подальше от Венасе.

— Не только это. Они начинают жечь лес. Разве ты не видела дыма?

— Видела. Лес редко горит осенью. Ублюдки. Зачем им это делать?

— Их отряд не вернулся, вот почему. Они знают, что что-то не так. Они пытаются посеять хаос и вытеснить ваш народ из леса.

Амали злобно ругается на Тиге. Я впервые слышу, чтобы она говорила так грубо.

— Почему они всегда все разрушают? — Она неловко ерзает в седле. — Почему мы не можем пройти с моим народом хотя бы часть пути? — Амали замолкает, слегка наклонив голову и погружаясь в глубокую задумчивость. — Ты мог бы защитить их. Но нет, — тихо говорит она. — Я бы никогда не осмелилась просить твоей защиты. Ты асассин, а не наемник. И вообще, что мы можем предложить тебе? Между нами говоря, у нас нет ни одного золотого. — Она издает насмешливое фырканье. — В любом случае, я бы никогда не наняла такого негодяя как ты.

— Ты не сможешь себе этого позволить, — бормочу я, охваченный внезапным желанием погладить ее блестящие волосы.

Но даже при том, что отвечаю, не задумываясь, что-то мощное шевелится во мне.

Желание защитить?

Я думал, что уже сделал достаточно. Убил мидрийцев. Предупредил жителей деревни. Теперь у них есть оружие и лошади. Если тигландеры доберутся до Калабара, у Шугури не останется иного выбора, кроме как взять их под свою защиту.

Тенгу могут быть жестокими убийцами, но их повелитель достаточно благоразумен, чтобы не сердить меня.

Защита?

Кроме Амали, есть только один человек, на которого распространяется моя защита. Это Гемели, ставший силой, с которой приходится считаться.

Я провожу пальцами по мягким волосам Амали, вдыхая их дымно-сладкий аромат.

— Ты определенно не можешь позволить себе меня, но это не значит, что ты не получишь моей защиты. Ты снова увидишь свой народ, Амали, возможно, раньше, чем думаешь.

Она вырывает свои волосы из моих рук, скручивает их и перекидывает через плечо.

— Перестань быть таким загадочным, Кайм. Куда мы едем, и что ты имеешь в виду, когда говоришь, что я увижу их снова? Ты собираешься отпустить меня?

— Отпустить тебя? — У меня вырывается тихий смешок, и она напрягается. Я так не думаю. Она отличается от всего, что я когда-либо знал. Она другая. Уязвимая. Честная. Храбрая перед лицом невозможных шансов.

Она меня не боится.

Есть еще одно