Криминальный пасьянс - Александр Овчаренко

По приезду домой Кох вызвал к себе начальника службы безопасности.

— Надеюсь, что такое интервенция, тебе известно? — стараясь казаться равнодушным, спросил он у стоящего навытяжку Богдановича. Последний утвердительно кивнул и нетерпеливо переступил с ноги на ногу.

— В таком случае готовь отряд интервентов на Дальний восток, точнее, на Сахалин, — закончил Кох.

— Воевать на чужой территории? Это неразумно! Нас вычислят в первый же день и перестреляют, как куропаток.

— Богданович, я тебе за что деньги плачу? Организуй прикрытие, отвлекающий манёвр, легендирование отряда. Мне что, тебя учить элементарным вещам? Иди и работай! На разработку плана и подготовку к отъезду даю неделю. Мне нужен Сахалин целиком, и я его получу! — сорвался на крик Генрих Вольфович и ударил кулаком по столу. Потом немного успокоился, задумчиво покрутил на пальце перстень с изумительной красы чёрным камнем и добавил: — Чего бы мне это не стоило!

В середине сентября 1890 года к сумрачным берегам острова Сахалин, устало попыхивая чёрным дымом и посверкивая выкрашенными перед рейсом бортами, причалил пароход «Ермак». Вместе с редкими пассажирами и несколькими членами команды на берег сошёл господин в добротном сюртуке модного покроя. На носу у него посверкивало позолоченное пенсне на шёлковом шнурке, а на бледном лице чётко выделялась клиновидная ухоженная бородка.

Господин не спеша огляделся вокруг и направился по пыльной просёлочной дороге вглубь расположившегося на берегу моря посёлка. Посёлок был небольшой, но добротный, с новыми деревянными тротуарами и одноэтажными бревенчатыми домами. За невысокими но крепкими заборами виднелись крытые тёсом крыши и доносилось мычание коров.

Навстречу приезжему господину дробно постукивая каблучками сапожек по тротуару, шла молодая женщина — не горожанка, но одетая с претензией на моду.

— Скажи молодка, как называется ваше село? — спросил господин в пенсне поравнявшуюся с ним женщину.

— Владимировка, барин! — поклонившись, охотно ответила женщина и одарила приезжего улыбкой.

На противоположной стороне улицы, прижимаясь к забору, в лаптях и заношенном армяке шёл ссыльнопоселенец, который по старой каторжанской привычке при виде господ за сорок шагов сорвал с головы войлочную шапку и поклонился в пояс.

Вернувшись после прогулки на борт парохода и уединившись в каюте, господин в пенсне записал у себя в поминальнике: «Владимировка произвела на меня благоприятное впечатление: дома крепкие, добротные. Всего 46 хозяйств, в которых проживают 55 мужиков и 36 женщин. Во Владимировке около 100 голов молочного скота. Хорошие покосы».

Размышление прервал вахтенный матрос, который передал господину Чехову просьбу капитана пожаловать в кают-компанию к вечернему чаю. Антон Павлович машинально достал из жилетного кармана луковку часов, щёлкнул крышкой и, взглянув на циферблат, утвердительно кивнул головой. Пора было переодеваться к ужину.

А в это время на другой оконечности острова каторжанка Софья Блювштейн, известная как Сонька Золотая Ручка, через три дня после беседы с писателем Чеховым, решилась на безумный поступок — побег! Однако побег не удался: Соньку быстро поймали, вернули в острог и примерно наказали плетьми, но об этом ни Антону Павловичу, ни жителям Владимировки, ещё известно не было. Крестясь на подсвеченные лампадками образа, и поминая в молитвах господа, жители Владимировки отходили ко сну.

Ночь на Сахалине была тревожная, пропитанная запахом опия подпольных притонов, с тоскливым завыванием сторожевых собак, приглушёнными стонами, короткими, словно оборванными ударом разбойничьего ножа, криками, с появляющимися ниоткуда и растворяющимися в лунном свете таинственными силуэтами. Остров жил незримой для простого обывателя ночной жизнью.

А что Вы хотели, милейший, каторга — она и есть каторга!

Администратор курортно-развлекательного центра «Горный воздух», расположенного на высоте 600 метров над уровнем моря на склоне горы Большевик, находящегося в трёх километрах от Южно-Сахалинска, недоумевал. На дворе была вторая половина сентября; и время, которое на черноморском побережье считается бархатным сезоном, на Сахалине было началом сезона туманов и нудных осенних дождей. Основной пик пребывания отдыхающих выпадал на зимний период, когда работала лыжная трасса, оборудованная подъёмно-кресельной дорогой. В осенний период отдыхающие приезжали не часто, в основном в августе, хотя центр работал круглогодично.

Нынешний сентябрь выдался «урожайным»: за последние пять дней на сахалинский курорт с материка приехало более двух десятков молодых мужчин. Они прибывали группами от двух до четырёх человек, и казалось, что их ничто не связывает, но от внимательного взгляда администратора не ускользнуло то, что при встрече в фойе молодые люди незаметно — коротким кивком головы, приветствовали друг друга.

Через пару дней администратор обратил внимание, что все приехавшие на отдых молодые люди беспрекословно подчиняются сорокалетнему мужчине, который при вселении предъявил паспорт и путёвку двухнедельного тура на имя Казарина Феликса Сергеевича. Феликс Сергеевич зорко следил за тем, чтобы молодые люди допоздна не засиживались в ресторане, а перед завтраком выходили на утреннюю разминку. На зависть окружающим, все подопечные Казарина находились в прекрасной физической форме и старательно её поддерживали, даже на отдыхе. После завтрака молодые люди мелкими группами покидали спальный корпус, и усталые но довольные, возвращались только к обеду.

Через неделю десять спортсменов (так их про себя называл администратор) во главе с Казариным после ужина уехали в город, и появились только к завтраку. После завтрака вся группа до глубокого вечера отсыпалась в номерах, восстанавливая силы после ночного загула. Вечером администратор, глядя на спускающихся в холл молодых людей, недоуменно пожимал плечами: стоило на ночь глядя тащиться в Южно-Сахалинск, когда и в местном ресторане женщин, мечтавших оказать молодым людям сексуальные услуги, разумеется, не бесплатно, каждый вечер больше чем достаточно.

В ту самую ночь, когда «спортсмены» вместе с Казариным были в городе, у себя, в тщательно охраняемом особняке на берегу океана, умер Кореец. Кореец был одним из восьми отцов сахалинской организованной преступности и специализировался на контрабанде морепродуктов в Японию. Если сказать, что незаконная торговля крабами и морскими ежами шла хорошо — значит, ничего не сказать! Начинал Кореец, как и многие его коллеги по криминалу, с банального рэкета, но вскоре отошёл от этого хлопотного и малоприбыльного, по его понятиям, дела, а все нажитые неправедным путём средства вложил в три подержанных сейнера.

Через год Кореец купил ещё два сейнера, а через пять лет его рыболовный флот успешно и сверхприбыльно бороздил нейтральные воды, в то время как государственные суда благополучно догнивали возле причалов по причине полного отсутствия финансирования. Нельзя сказать, что в такой огромной и богатой стране, как Россия, не нашлось парочку миллиардов на восстановление материальной базы рыболовного промысла Приморья и Сахалина. Деньги были, и, как заверял губернатор Дальневосточного края, выделялись целевым назначением, но то ли в Администрации что-то напутали, то ли звёзды в тот год на небосклоне сошлись как-то по-особенному, но изысканные средства так и не дошли до потребителя. В результате через каких-то десять лет в Приморье рыболовный флот практически перестал существовать, и вся добыча морепродуктов перешла в частные руки.

И вот однажды, на другом краю материка, во время подготовки одного из кремлёвских банкетов, шеф-повар возмущённо доложил, что для осветления «царской» ухи не нашлось достаточного количества красной икры. Срочно послали на склад, но заведующая продуктовой базы поклялась своим здоровьем и закопанным на даче партийным билетом, в том, что в огромных морозильных камерах базы нет ни грамма красной икры.

Уху осветили яичным белком, но инцидент дошёл до начальника Управления, а с его подачи и до ушей главного кремлёвского «завхоза».

В срочном порядке началось разбирательство, и на Дальний восток зачастили облечённые высоким доверием комиссии. В результате были выявлены многочисленные нарушения, но икры в закромах Родины больше не стало. Губернатора сняли и перевели в Москву на второстепенную должность.

Вся «изюминка» этой рокировки заключалась в том, что бывший Глава Дальневосточного края теперь официально занимался распределение квот на ловлю крабов и ценных пород рыбы. Место было очень даже хлебное, точнее, рыбно-икорное, и бывший губернатор не стал интриговать в высоких сферах, с целью вернуть утраченное губернаторское кресло, а успокоился и органично влился в московскую бюрократическую элиту.