Волк - Саша Станишич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потом радости продолжаются – Лотта из параллельного класса с энтузиазмом восклицает:
– А я радуюсь жукам!
Мои одноклассники достаточно хорошо меня знают и не обращают на меня внимания. Вот что значит репутация. У меня репутация человека, который вечно всем недоволен и против всего возражает. Однако это вовсе не так. Недоволен я только всякой бессмыслицей, а ее хоть отбавляй. И я почти всегда не прочь почитать книжку или поговорить о бирже, но это возможно только со взрослыми.
Вожатые меня не знают, а игнорировать меня им, видимо, не позволяет должность. Во всяком случае, пока остальные рассказывают, кто чему рад, со мной заговаривает Белла. Примостившись рядом со мной, она говорит:
– Я тебя слышала.
– Ок, – говорю я.
– Природа – это всё, понимаешь? – Она прикрывает глаза. – Эта лужайка, наше дыхание, мы сами – часть природы. Отвергать природу значит отвергать себя, – еле слышно произносит она.
– Ок, – говорю я.
Беллу на самом деле зовут Патриция Бельман, и в автобусе она смотрела видео, где женщины пьют пиво и занимаются на закате йогой. У Беллы на ладонях узоры цвета какао, а ее дреды пахнут прелой листвой.
– Природа – это подарок! Будь как она. – Белла наконец открывает глаза. – Будь дерзким, диким и чудесным!
Эту фразу я как-то видел на пачке хлопьев. Я говорю:
– Ок.
На руку Белле садится дерзкий дикий комар. Прихлопнув его, Белла отходит.
За Беллой появляется Зора:
– В чем дело, почему нет радости?
– Как я уже сказал.
– Ничего, исправим.
– Что исправим?
– Сначала скажи, что именно тебя не радует.
Ее уверенность меня обескураживает.
– Может, хотя бы спросишь, как меня зовут?
– Сейчас будет игра-знакомство.
– Только этого не хватало.
– Объясни – мне и правда интересно. – Зора наставляет на меня палец пистолетиком. – Что тебе не нравится? Приведи пример.
– Ладно, попробую, – говорю я, честно решив попытаться. – Вон в той хижине наверняка души и туалеты, да?
– Да, – кивает Зора.
– Хочешь сказать, души и туалеты – часть природы?
– Нет. Это просто души и туалеты.
– А вот и нет. Эти души и туалеты – такая же природа, как трава или деревья. Такие души и туалеты можно встретить только на природе. Никто не станет строить их в городе – разве что на площадке для кемпинга, а площадки для кемпинга в городе – всего лишь муляж природы.
Обожаю такие рассуждения.
– К чему ты клонишь? – спрашивает Зора.
– Я хоть и не был внутри, но знаю, как выглядят эти души и туалеты: раковины, кабинки, все двери в дурацких надписях, повсюду кафель. После первого, кто пройдет, на кафеле остаются разводы. Грязные серые разводы. К полу и стенам скоро прилипнут обрывки туалетной бумаги, а слив забьется волосами. Я даже знаю, что самое позднее послезавтра там начнет вонять! Такова природа душей и туалетов на природе. Это же ад. Мыться там – сущий ад, и я отказываюсь чистить зубы или мыть посуду, когда у меня за спиной журчат.
Зора на мгновение умолкает. Неужели ее татуировки меня поняли? Нет.
– Тогда не ходи туда босиком или не мойся неделю. – Зора треплет меня по голове, будто семилетку, и отходит.
Просто замечательно.
Тем временем настает очередь Бениши – бойкой девочки из моего класса, и я не без удовольствия слушаю, чему же радуется она.
Она говорит:
– Больше всего я рада приключениям.
И смотрит на меня. На меня?
V. Йорг
Из-за моего ворчания никто не хочет спать со мной в одной комнате. А поскольку и с Йоргом в одной комнате никто спать не хочет, нас с Йоргом селят вместе. Это называется демократия.
Раз уж речь опять о Йорге, ты наверняка догадываешься, что эта история и о нем. Мы с Йоргом осматриваемся в спальне, и, пока я размышляю о нем, дожидаясь ответа на вопрос, на нижнем или верхнем ярусе кровати он хочет спать, расскажу о нем кое-что еще.
С Йоргом почти никто не хочет иметь дела. Йорг проводит перемены наедине с бутербродами. С Йоргом никто не договаривается встретиться после уроков. А когда мы работаем в группах, учителя предусмотрительно распределяют Йорга в одну группу с теми, кто не станет его доставать.
Просто Йорг – как бы лучше выразиться… Не такой, как все. Только, пожалуйста, не пойми меня неправильно! Разумеется, все мы разные, бла-бла. Даже те, кто старается походить на других, одинаково одевается, слушает такую же музыку, занимается дурацкими командными видами спорта и все в таком духе, – даже они отличаются друг от друга.
Йорг тоже особенный, не такой, как все, но окружающие делают его еще нетаковее, понимаешь? Прости, мне приходят в голову только вымышленные слова.
Будь ты хоть полным тупицей или семи пядей во лбу – да каким угодно, – это никого не должно интересовать. Но всегда найдутся те, кому до всего есть дело. Не из любопытства, а от желания докопаться. Твои родители бедняки? Ты жертва. Олигархи, унаследовавшие обувную фабрику? Жертва. (Хотя беднякам, честно говоря, не везет чаще.) Все бы ничего, пока кто-нибудь не раздует из этого проблему. Не выставит тебя плохим. Не пожелает тебе зла.
Иногда хватает ничтожного повода. Ляпнул что-то не то в неподходящем месте – и прощай, счастливая школьная пора. А потом глотаешь обиду, терпишь, ревешь дома и от страха все меньше говоришь и делаешь – только бы не наделать еще больше «ошибок», с тобой беседует психолог, ты кое-как перебиваешься, а потом начинаешь новую жизнь в другой школе или другом городе – жизнь, где тебя больше не делают нетаковее всех, где вокруг люди, которые не выискивают в тебе недостатки, то есть настоящие друзья; со временем, возможно, обзаводишься семьей и двумя дочерьми, называешь их Лизой и Леной или еще каким-нибудь двусложным именем на «Л», селишься в доме на окраине крупного немецкого города, в пятьдесят пять досрочно выходишь на пенсию и эмигрируешь в Испанию сажать киви, доживаешь до ста и помираешь в кругу родных, облизывая мороженое.
Йорг наконец определился насчет двухъярусной кровати и говорит, чтобы я решал, кто где спит. Перед этим он без преувеличения две минуты таращился на кровать и произнес это таким тоном, будто это – важнейшее решение в его жизни.
Конечно, такое поведение может показаться тебе странным. К чему
