Дом Туситалы - Андрей Максимов

— Ты меня умиляешь, Луис. — Генри забыл, что он весь разукрашен и увешан гирляндами, и потому никак не мог понять, почему Луис и Фэнни улыбаются, глядя на него. — Ты напрасно улыбаешься, напрасно, я хорошо плачу слугам, не бью, кормлю нормально. Но позволить, чтобы у какого-то там слуги была от меня тайна? Это уж простите… Фэнни, разве я не прав?

— По-моему, прав Луис, — как всегда спокойно и весомо ответила Фэнни.

Генри Моор не так давно приехал на Самоа и не знал, что в доме Сочинителя Историй был неписаный, но свято соблюдаемый закон: если рядом не было посторонних, домашние могли спорить и даже ссориться друг с другом, но во всех спорах и разногласиях с пришлыми людьми они стояли горой друг за друга.

— Как знаете, — ухмыльнулся Генри, — только я вплыл в ваш дом по спине какого-то туземца с красной повязкой по самые глаза. Он сидел под окном гостиной и явно кого-то выслеживал.

— Туземцы любят меня и не сделают мне зла. — Туситала снова принялся разглядывать газету.

В это время распахнулась дверь и на пороге появился Ллойд.

— Уплыло каноэ, да? Обидно! Как всегда, самое интересное пропустил. Уже вся Ваилима кричит про боевое каноэ, плывущее по воздуху, и армию духов на нем. Говорят, это к войне.

— Слухи на земном шаре везде распространяются с одинаковой скоростью, — рассмеялся Генри. — Скучно у вас, ребята, невыносимо. Магазин мой в Апии[7] работает сам по себе. И чем мне заняться?

Тут Генри поднял свои подведенные краской глаза к потолку, начал философствовать: как все торговцы, он очень любил философствовать.

— Ты знаешь, Луис, на Самоа я еще раз убедился в простой истине: мы в этой жизни всего только наблюдатели, и не более. Вот плывет лист, гонимый ручьем, и как бы ни относился лист к ручыо пусть он его хоть ненавидит, хоть боготворит, — листик все одно несет, мчится он, влекомый потоком, и поделать ничего не может. Ничего! Так же и мы — осенние желтые листья, которые несет в болото забвения, и все, что нам остается, — глядеть по сторонам, впихивать в себя впечатления, которые, если вдуматься, тоже никому не нужны. — Генри перевел дыхание. Когда он начинал говорить длинные речи — совершенно не нуждался в собеседнике. — Вот и приходится розыгрыши придумывать, чтобы хоть как-то развеяться. Деньги платить, чтоб себя и других развлекать. Между прочим, Луис, если бы ты меня так рано не распознал, я бы тебе продемонстрировал еще один сюрприз.

Генри достал из своей сумки сверток, который дергался и издавал странные звуки. Когда Генри все же развернул его, все услышали громкий, резкий звук пилы. В руках Генри держал огромную древесную лягушку.

— Какова тварь, а? — Генри всеми силами старался удержать лягушку в руках. — Я мечтал, как эффектно достану ее и вы все обалдеете от этого звука, а ты…

— Генри, можно подержать? — попросил Ллойд.

— Стой! Не делaй этого! — истошно закричал Туситала, отбрасывая газету. — Генри, признайся, неужели это древесная лягушка?

Вопрос был явно лишним: громкий звук пилящей пилы говорил сам за себя.

— Выброси ее, — взмолилась Фэнни, — ненавижу этот звук. Зашвырни куда-нибудь подальше.

Генри размахнулся, и лягушка вылетела в окно.

— Тут уж выбрасывай, не выбрасывай… — вздохнул Туситала. — Да, Генри, беда пришла…

Генри пытался понять: в шутку говорит Туситала или всерьез. Ему хотелось понимающе улыбнуться, но улыбки не получилось.

— Да, Генри, сразу видно, что ты здесь живешь недавно, — печально произнес Туситала.

— А что? — Голос Генри предательски дрожал.

— Он еще спрашивает: а что? Знаешь ли ты, что каждая, даже безобидная тварь в этом мире обороняется. Любой жучок имеет что-нибудь такое, что помогает ему биться с врагами.

— Может, не надо мне читать лекции по биологии? — взорвался Генри.

— Как знаешь. Только хочу сказать, вдруг тебе это будет интересно: древесной лягушке помогает бороться с врагами ее кожа. Ядовитая кожа. Посмотри, руки еще не гниют? Пожалуй, гниение начнется чуть позже, к вечеру. Извини, Генри, мне искренне жаль…

— Ты меня разыгрываешь, да? Разыгрываешь? — с надеждой спросил Генри.

— Можешь не верить. — Туситала снова принялся за газету. — Сначала у тебя начнет гнить кожа на руках, потом на ногах, потом вылезут волосы, потом ты перестанешь есть, пить и будешь медленно-медленно высыхать. Правда, есть один способ, если я не ошибаюсь.

— Какой?

— Козлиный помет. — Туситала выдержал паузу. — Если как следует вымазать руки козлиным навозом — тогда можно спастись.

— А может, лучше к доктору пойти? — уже совершенно серьезно спросил Генри.

— Делай, как знаешь, — вступила в разговор Фэнни. — Только помни, что время сейчас твой самый злейший враг.

— Слушайте, ребята, — уже не просил — умолял Генри. — У вас ведь есть коза? Даже две. Дайте навозу, ну, пожалуйста.

— Мы вообще собирались завтракать, — еле сдерживая смех, сказал Ллойд.

— Но если ты, Генри, пойдешь к Суанатуфе, — Туситала усмехнулся, — то он, возможно, выделит тебе необходимую порцию.

Генри выскочил из комнаты куда быстрее обычного.

Ллойд зашелся от смеха.

— Мы садимся завтракать или нет? — Туситала был совершенно спокоен. — Пусть еще скажет спасибо, что я денег за навоз не взял. Не появилось еще на свете человека, который мог бы безнаказанно разыграть Сочинителя Историй!

В окно было видно, как Генри что-то говорит Суанатуфе. Суанатуфа долго не может его понять, но потом лопатой кидает ему навоз на руки. При этом вечно хмурое лицо Суанатуфы озаряется детским восторгом.

Глава пятая

в начале которой Сими проникает в дом Туситалы, чтобы в конце убежать из него

Сими был воин он ничего не боялся. Сими знал: нет на свете ничего такого, что нельзя было бы уничтожить. Ничего, кроме духов. С ними невозможно воевать, даже думать об этом страшно.

И когда по его спине в дом Туситалы вплыло каноэ с тремя духами, Сими испугался так, как не пугался еще ни разу в жизни. Он спрятал голову в колени и, хотя повязка мешала дышать, сидел скрючившись довольно долго.

Но Сими был молод. А когда человек молод, то, если в нем начинают бороться любопытство и страх, любопытство всегда берет верх. Сими поднял глаза и робко заглянул в дом…

Когда Сими увидел, что Туситала остается спокойно сидеть на диване, не обращая ни малейшего внимания на копья, нацеленные ему в грудь, он понял: этот человек бог. Он сильнее бога — он не боится духов. Когда Сими увидел, как Фэнни подошла к главному духу и дотронулась до его лица, — он опустил глаза. Сими знал: сейчас ударит молния или земля разверзнется. Но ничего этого не случилось, более того: каноэ уплыло, а главный дух остался в плену у Туситалы.

«В этом доме живут боги, — решил Сими, Сочинитель Историй, покоряющий духов, — это даже больше, чем бог. Хотя что может быть больше, могущественней, чем дух? Если Сими осквернит дом Туситалы убийством, злые духи навечно возьмут его в плен, и Сими вечность будет мучиться. А вечность — это так страшно, что даже представить себе нельзя».

Сими настолько увлекся своими мыслями, что не заметил, как из окна дома вылетела древесная лягушка и, разрывая окрестности дикими звуками, упала недалеко от него. Впрочем, если бы он даже и обратил на это внимание, вряд ли бы удивился. Кто знает, что должно вылетать из дома, где живет бог? И почему бы из этого дома не вылетать древесным лягушкам?

Сими размышлял. Теперь он знал точно, что идет на смерть. Даже больше чем на смерть — на смерть, без конца, на вечные мучения шел он, воин Сими. Отступить? Убежать? Но с первых шагов по этой зеленой земле внушали ему: единственная правда для воина — приказ. Изменить этой правде значило изменить себе, значило потерять себя, то есть умереть. Выбора у него не было.

Когда завтрак в доме окончился и все разошлись по своим делам, Сими легко впрыгнул в окошко и скрылся за занавеской.

Едва он затаился, раздался голос Туситалы. Голос лился откуда-то сверху, будто с небес. Слова были как будто знакомые, но смысл их Сими почему-то понимал очень плохо.

«Умереть? А что это, собственно, значит? — диктовал Туситала. — Я хотел бы превратиться в облако и вновь возникнуть в виде травы или цветов; быть все той же удивительной, пульсирующей, чувствующей материей… Сознание, нервные узлы и прочее в этом роде в конце концов всего лишь фикция…»[8]

В гостиную вошла Фаума. Начала убирать со стола. Сими чуть отодвинул занавеску… Нож лежал на его ладони, как приклеенный. Сими поставил руку почти вертикально — нож не упал. Спина Фаумы была совсем рядом, казалось, до нее можно дотянуться…

Вошел Суанатуфа, Фаума радостно улыбнулась и быстро-быстро заговорила:

— Все вокруг только и делают, что твердят о войне. Говорят, рыбаки поймали рыбу без хвоста это к войне. Суанатуфа знает, что такое война? — Фаума попыталась погладить шрам на щеке самоанца, но тот отдернул голову. — Ну почему, почему ты ни с кем не разговариваешь? Будто у тебя язык ветер вырвал. Фауме совсем не с кем говорить, и она…