Игра вслепую - Эйлет Уолдман

– Бетси, зачем приходили полицейские? Они объяснили, зачем им твои показания?

– Нет, просто сказали, что так надо.

– Это ведь самоубийство? Бобби же застрелился?

– Я не знаю. То есть мне только утром сообщили, что его нашли в машине с пистолетом в руке и что он выстрелил себе в голову.

– Это его пистолет?

Она покачала головой.

– Сомневаюсь. То есть у него не было пистолета. По крайней мере я так думаю.

– А когда приходили копы, они сказали, что у них есть другие версии? Например, что его убили?

Бетси шмыгнула носом и утерлась рукавом.

– Они мне ничего не сказали.

– Бетси, а ты сама как считаешь? Бобби застрелился? – спросила я прямо.

Она тряхнула головой и простонала:

– Понятия не имею. То есть это все какой-то бред. Зачем ему было себя убивать?

– Не знаю, – сказала я. – Но ведь ты знаешь его лучше меня. У вас что-нибудь случилось? Что между вами происходило? – Честно говоря, я не думала, что Бетси мне доверится. Не так уж близко мы были знакомы, и я знала, что Бобби рассказал ей, как я, подобно родителям, побуждала его расстаться с ней.

– Все шло замечательно. Просто здорово, – твердо сказала она, вытирая слезы. – Мы назначили дату свадьбы и выбрали раввина.

– Раввина? Но ты же не еврейка?

– Родители Бобби очень хотели, чтобы нас венчал раввин. Их знакомый обещал сделать это, если мы пройдем добрачную консультацию и если Бобби сдаст анализы и все такое.

– Анализы?

– Ну да. Генетическое тестирование на болезнь Тея-Сакса. Раввин говорит, что заставляет всех евреев, которых он венчает, сдавать анализы на болезнь Тея-Сакса. На всякий случай.

Болезнь Тея-Сакса – наследственное заболевание, носителем которого является примерно один из тридцати евреев европейского происхождения. Если у двух носителей будут общие дети, то один шанс к четырем, что у них родится ребенок, который умрет от болезни Тея-Сакса. Эта болезнь всегда смертельна; обычно ребенок умирает к пяти годам, безнадежно проболев большую часть жизни. Сейчас можно просто сдать кровь на анализ и узнать, являешься ли ты носителем болезни. Так делает большинство еврейских пар, но мы с Питером не стали, потому что он не еврей. Поскольку опасность возникает, только когда оба супруга являются носителями, то мы об этом никогда и не задумывались.

– У Бобби оказался положительный.

– Положительный? Анализ на Тея-Сакса? Ты хочешь сказать, он был носителем?

– Да. Мы узнали это несколько месяцев назад, как раз перед моим… арестом. Но, в общем, это не имеет значения, потому что у меня-то ее нет, естественно, я же не еврейка. Вернее, не имело значения. – Она шмыгнула носом. – Теперь уже неважно.

Я не ответила.

– Что мне теперь делать? – спросила она, глядя мне прямо в глаза.

Я беспомощно покачала головой:

– Не знаю, Бетси. Придется как-то выживать каждый день, по одному.

– По одному? Черт, ты говоришь, прямо как мой опекун, – сказала она. – Прямо, как Бобби.

Я еще немного посидела с Бетси, пока не пришел ее опекун из Анонимных Наркоманов и друзья из группы.

2

Когда я приехала домой от Бетси, муж и дети носились по гостиной в розовых балетных пачках – у Питера пачка висела на шее. У Руби имелась большая коллекция тюля, кружев и ленточек, сам «Джоффри Балет» позавидовал бы. Как только она смогла говорить о предпочтениях в одежде, то принялась требовать оборки и манжеты. Дай ей волю, она бы возжелала пастельное платье для конфирмации на каждый день недели. Мы сошлись на том, что купили ей несколько симпатичных цветных хлопчатобумажных платьев и один шикарный наряд в коробке, способный довести до инфаркта любого трансвестита.

Когда родился Исаак, она стала наряжать его в трико и наматывать пышные боа из перьев вокруг шеи. Он был только рад угодить обожаемой старшей сестре и с удовольствием участвовал в ее бесконечных постановках и балетах. В последнее время он и сам начал изобретать наряды, и часто можно было застать Исаака, как, например, сегодня, в розовой пачке с фиолетовым страусиным пером за ухом и с мечом в ножнах на поясе.

– Мама! Я принцесса-рыцарь! – объявил он. Затем со свистом извлек меч и стукнул сестру по голове.

– Так, Питер, вот именно поэтому я и спрятала меч. Зачем ты его достал?

– А как же ему быть принцессой-рыцарем без меча?

– А зачем ему быть принцессой-рыцарем? Пусть побудет просто принцессой. Или принцем. Прекрасным принцем, который целует принцессу, а не лупит ее по голове.

Питер театрально вздохнул и протянул руку:

– Ладно, вояка. Давай меч. Мама не разрешает.

Исаак принялся вопить и замолчал только тогда, когда я сунула кассету в видеомагнитофон. Пусть специалисты по воспитанию детей возмущаются сколько угодно. Телевизор – важное орудие современного родителя. Как еще взрослые могут поговорить днем? Конечно, нужно стимулировать умственное развитие малышей, я только за, но иногда просто необходимо, чтобы они где-нибудь тихо посидели. Мои дети затихают перед телевизором, когда у меня есть срочные дела. Например, если надо рассказать их отцу, что я наткнулась на очередную подозрительную смерть.

– Самоубийство?

– Думаю, да. То есть так выглядит со стороны. Пистолет и так далее. Но верится с трудом. Бобби казался очень жизнерадостным парнем.

– Разве те, кто сидит на метамфетамине, не жизнерадостны по определению? Это называется обусловленное ускорение.

– Он не был наркоманом. То есть был, но завязал. Он реабилитировался навсегда.

– Почему ты так уверена?

– В чем? В том, что он завязал?

– Вряд ли он стал бы тебе признаваться, что употребляет до сих пор. И ты всегда рассказывала, какой он энергичный.

– Энергичный в хорошем смысле слова. Как хороший тренер, а не наркоман под метамфетамином. Уж я-то могу это определить.

Естественно, я бы заметила разницу. Работая федеральным защитником, я много общалась с теми, кто употреблял разные наркотики. Я работала с людьми, сидящими на героине. Если я собиралась вести их в Городской центр задержания и не хотела, чтобы они пришли в комнату посещений под кайфом, приходилось сообщать им об этом по меньшей мере за 24 часа. Когда я только начинала, мне понадобилось какое-то время, чтобы научиться определять, принимал ли человек наркотики. Не потому, что арестованные вели себя спокойно, просто мне, наивной, и в голову не приходило, что в федеральной тюрьме так легко достать запрещенные вещества. Оказывается, в центральной тюрьме можно найти все, что угодно, причем цены не намного выше, чем на улице. Не спрашивайте меня, как наркотики попадают в тюрьму. Есть, например, циничное предположение. Посмотрите на стоянку автотранспорта тюремных охранников. Там очень много роскошных автомобилей.

Я представляла и торговцев метамфетамином – в основном это были мексиканцы, которые перевозили через границу ингредиенты, а потом готовили его в лабораториях в пустынях Риверсайда, или стареющие байкеры, которые зарабатывали на запчасти к «Харлеям» тем же способом. Я способна узнать наркомана с первого взгляда и могу сказать, что, когда я познакомилась с Бобби Катцем, он не употреблял ничего. Я уверена в этом.

– Он бросил, – твердо сказала я.

– Ладно. Тогда, возможно, он хорошо скрывал депрессию. Может быть, Бобби переживал из-за своей девушки сильнее, чем ты думаешь. Может быть, она снова стала употреблять наркотики, а он не мог этого пережить.

– Возможно, – с сомнением произнесла я. – Но не проще ли было бы уйти от нее?

Питер пожал плечами.

– Когда похороны?

– Не знаю. Зависит от того, когда отдадут тело. Если выяснится, что причина смерти – самоубийство, то скоро. Бобби еврей, и, значит, родители захотят похоронить его как можно скорее.

3

– Почему, когда приходишь на похороны в черном, это кажется показухой? – спросила я у своей маленькой собеседницы. – Ведь так и должно быть. Это традиционный цвет траура. Если ты не буддист. Хотя не сказать, что с белым было бы проще. Я к тому, что у меня вообще ничего белого, кроме трусиков и лифчика.

– Надень вот это, мам. Оно черное, – сказала Руби, вытаскивая мое единственное закрытое платье из пакета для сухой чистки.

– Ну не знаю, зайка. Блестки воскресным утром?

Руби кивнула.

– Это же черные блестки.

– Давай-ка наденем что-нибудь не такое официальное. – Из недр шкафа, где хранились мои деловые наряды, я достала темно-серый брючный костюм и стряхнула пыль с плечиков. Натянула широкие брюки и выдохнула, застегивая «молнию». – Руби, дай, пожалуйста, твою резинку для волос.

Дочь сняла резинку с хвостика, и я вынула оттуда рыжие волосы. Одной стороной я прицепила ее к пуговице на поясе, другую просунула через петлю. Благодаря этим лишним пяти сантиметрам я смогу надеть штаны. Просто. Я отыскала светло-серый вязаный свитер и натянула пиджак.