Любовь как в сказке (сборник) - Молчанова Ирина Алексеевна

— Ладно, ладно, подруги, остыньте! — миролюбиво произнесла Надя. — Все равно вам делить нечего. Вы видели, как он мимо нас проскочил? Как мимо вулкана во время извержения. Улепетывал со всех ног куда подальше! Говорю вам, такие нашу сестру за километр обходят. Нам тут ничего не светит — ни накрашенным, ни бледнолицым…

— Да? — Марина лукаво улыбнулась. — Посмотрим, посмотрим…

— Девочки, а у вас тут что происходит? — Вожатая, крепкая, высокая, спортивного вида девушка с короткой стрижкой, заглянула в купе и понимающе кивнула: — Понятно. Ко сну, значит, готовитесь. Не забудьте только — уже без пяти десять, отбой через пять минут! И косметику чтобы я больше не видела! Уставом лагеря девочкам до шестнадцати краситься запрещено. А вам всем, насколько я знаю, по пятнадцать. Так что увижу — отниму и выкину, никакие уговоры не помогут! А намазанных буду лично отмывать, с мылом и мочалкой!

— У-у-у, мымра! — бросила вслед ушедшей вожатой Птичка. — Ох, и не повезло нам! Знаю я ее, училка из соседней школы, английский там ведет. Сказать, как ее там прозвали? Зубочистка.

— С таким прозвищем и такими мышцами она нам спокойно жить не даст, — озабоченно вздохнула Надя-Липа. — И почему это нам краситься не разрешают? Это что — концентрационный лагерь, что ли?

— Так отбой уже в десять? — разочарованно протянула Марина. — А я еще левый глаз не накрасила.

На самом деле ее беспокоило другое. Через пять минут Паша будет ждать ее в тамбуре, и нужно во что бы то ни стало незаметно сбежать от девчонок.

— Я пошла умываться! — объявила она, сгребая косметику в сумочку.

— Ну и дела! — покачала головой Лена. — Зачем же ты тогда красилась? Или это нравоучения вожатой на тебя так подействовали?

— Не твое дело, Шувалда! — огрызнулась Марина. — Сидишь там, наверху, вот и сиди!

Вот так и у Лены появилось прозвище. И хотя она всячески противилась этому, к концу поездки кличка приклеилась накрепко.

Глава 4

Идеальная девчонка

— Тсс! — Паша поднес палец к губам. — Зеркало принесла? — спросил он только что подошедшую Марину. — Молодец! Давай сюда. А блокнот и карандаш есть? Отлично! Теперь иди за мной.

— Зачем? — уставилась на него ничего не понимающая девочка.

— Увидишь. И даже поучаствуешь. Слушай внимательно и запоминай: когда я скажу три раза: «Пиковая дама, приди!» — ты должна завыть, и как можно ужаснее! Как если бы ты хотела испугать самую противную училку в школе. Поняла? Повтори!

Заинтригованная Марина, конечно же, ничего не поняла, но автоматически кивнула и повторила полученные инструкции.

— А теперь потренируемся! Только тихо, вполголоса, — проговорил Паша. Они наспех отрепетировали странную сценку, и Марина даже удостоилась похвалы.

В темном тамбуре было пусто и холодно, стук колес казался невыносимо громким. Марина быстро замерзла и начала дрожать — тонкая легкая куртка совсем не грела.

— Ты бы еще в купальнике притащилась! — скептически оглядев девочку, хмыкнул Паша. — Я тебя что, на пляж приглашал? На, возьми! — Он снял с себя полар, накинул ей на плечи. — А теперь пошли! — Он взял девочку за руку и провел через громыхающий переход в соседний четвертый, мальчишеский, вагон.

В купе, куда они пришли, было пусто — так же, как и в соседних отсеках.

— Наши все в карты дуются, — объяснил Паша. — Залезай сюда, — показал он на свободную верхнюю багажную полку. — Прячься под одеяло и грейся! И обязательно запоминай все, что услышишь. А лучше — записывай.

Он подсадил ее, и Марина быстро вскарабкалась под самый потолок.

Едва она успела забиться поглубже и с головой укутаться брошенным Пашей одеялом, в купе появился Петя. Он перекинул Паше колоду карт, тот ловко поймал ее и быстро перетасовал.

— Жаль, ты так рано смылся! — попенял приятелю Петя. — Без тебя вся игра развалилась. Классно ты в преф играешь!

— Ну и? Продулся в дым? — Паша, как ни в чем не бывало, раскладывал перед собой карты.

— Да нет, не успел. Вожатый разогнал. Отбой, говорит. Это в десять-то часов, детское время! А ты чем занимаешься?

— Гадаю. А остальные где?

— Курить пошли в тамбур. А мне куда деваться? Я-то не курю. Нет, все, с меня хватит. Доберемся до места, два дня поживу и сорвусь на фиг. Мне такой жизни не надо.

— Да? Неужели в лагере для тебя нет совсем ничего привлекательного?

— В «Колокольчике» — нет. Зона вперемешку с больницей и детским садом. Лагерь — он и есть лагерь! Скажешь, не так?

— Ну, я бы не был столь категоричен. В любой ситуации есть свои плюсы и минусы.

— Не вижу я никаких плюсов, — упрямо мотнул головой Петя.

— А возможность отдохнуть от предков? А девчонки? Ты видел, какими глазами они тебя на вокзале пожирали?

— И что вы все ко мне пристали с этими девчонками! Они мне не нужны!

Петя раздраженно пихнул кулаком тощую подушку и отвернулся. И этот, Пашка, туда же! А ведь казался приличным парнем. И почему это всем не терпится его посватать? Сговорились они все, что ли? Ну не нравятся ему эти девчонки, и все тут! Вешаются на шею, проходу не дают. Записками на уроках закидывают, а уж как телефонными звонками обложили — ни в какой Интернет не прорвешься! И все из-за того, что природа наградила его смазливой физиономией. Пушистые ресницы, васильковые глазки, пухлые губки. И эта идиотская родинка над верхней губой! Словно там, где отцовские гены смешивались с материнскими, кто-то решил как следует приколоться над ним, вот и приделали к нормальному туловищу голову слащавого кудрявого ангелочка. Какая-нибудь девчонка была бы рада всему этому антуражу до безумия, а ему на фиг не надо. Другие пацаны чего только не делали, чтобы привлечь к себе девчачье внимание: уши себе прокалывали, носы, пупки, — а он даже и этого не мог себе позволить! Пирсинг при такой внешности был ему категорически противопоказан, он это понял, сделав одну-единственную дырку в левом ухе и продев туда серьгу. Девчонки начали бросаться на него даже на улице и ни с того ни с сего подсаживались в метро, залезая чуть ли не на колени. Вечером после первой же прогулки со злосчастной серьгой он выгреб из карманов целую гору вкусно пахнущих записочек с номерами телефонов, факсов и адресами электронной почты… Тут и понял — все, никаких фенек, колечек, тату и прочих прибамбасов. Это не для него. Иначе девчачье племя разорвет его в клочья на сувениры, растащит по своим косметичкам и альбомчикам.

Как часто, стоя перед зеркалом, он мечтал выглядеть мужественно и неприступно! Как не хватало ему перебитого носа, например, или седой пряди в волосах, или свернутой челюсти, или же, на худой конец, шрама над бровью… Чего он только не делал, чтобы компенсировать «недостатки» внешности — и налысо брился, и волосы отращивал, и стягивал в хвостик, и очки пытался носить, вначале с плоскими стеклышками, потом — с большими темными. Но каким бы он ни был — лысым, лохматым, в очках или без них, — девчонки в один голос твердили, что он «еще больше лапочка». И тогда он нацепил на физиономию угрюмую маску, ходил, вечно уставившись под ноги, отшивал девчонок грубостями, усиленно занимался спортом и качался, в последние полгода в составе сборной выиграл чемпионат района по футболу и оброс хорошими крепкими мускулами. Но эти дуры ничего не хотели понимать! Чем дальше, тем больше они вешались на него, не давая жить нормальной жизнью. Он так мечтал хотя бы на лето уехать от них куда-нибудь подальше. Туда, где не будет этого сумасшедшего, бесцеремонного, раскрашенного, пахучего, хихикающего, волнующего племени! Где они не достанут его, где он не увидит их блестящих глаз, смеющихся ртов, длинных ног, выпуклостей под майками…

А вместо этого его послали в этот лагерь. В самые лапы этого глазасто-губасто-рукастого чудовища!

И единственный человек, который показался ему приличным, и тот туда же, с этими идиотскими вопросами.

— Ну ты даешь! — никак не мог успокоиться Паша. — С такими данными — и затворник! Да ты бы какую хочешь девчонку мог окрутить! Мы бы их всех в одну очередь выстроили, номерки бы на руках написали, и ты бы мог два года каждый день гулять с новой.