Душенька - Натиг Расулзаде

Все-таки избавился он от старой своей пассии, которая в результате ежедневных упреков, попреков и ругательств с его стороны и в самом деле почувствовала себя виноватой (без вины), но лишаться работы ей было нельзя – на руках больная мать и дочь-школьница, которых надо было кормить. Однако, на Душеньку не подействовали ни уговоры ее, ни слезы, ни укоры, ни напоминание о двух абортах, вредных для здоровья. Прогнал. Заставил написать заявление об увольнении и – адью!

– На что я жить буду, ты подумал, бессердечный ты человек! – возмущалась она, – У меня мать больная, кто ее прокормит?.. Ей лекарства нужны, да не такие, как у тебя, что ты заставлял меня продавать, настоящие, откуда мне деньги взять?

– Это твое дело, – невозмутимо отвечал он, – сейчас тысячи людей в твоем положении, безработные. Не ты одна.

– Подлец!

– От подлеца и слышу!

– Тварь! Пользовался мной, а теперь выбрасываешь, как половую тряпку…

– От твари и слышу!

На ее освободившееся место он взял новую знакомую с длинными ногами, рыжую. С большим ртом.

Покупатели засматривались на новенькую продавщицу в аптеке, издали напоминавшую кинозвезду. И стали чаще заходить в аптеку. И если б Душенька был бы повнимательнее к людям, он бы заметил среди них порой заходившего парня в сиреневой куртке, покупавшего в аптеке лекарства. Но Душенька был внимателен только к людям, от которых он мог что-то иметь, к нужным, необходимым ему людям, кого можно было использовать, а сосунков в курточках – как собак нерезаных, на что они сдались.

Однажды у своего нового знакомого, с которым его случайно и весьма неохотно познакомили на каком-то банкете, где, кстати, он встретил и своего дядю и куда Душенька с трудом просочился с целью завести нужные знакомства в среде высокопоставленных чиновников (да и новый знакомый, человек заметный и уважаемый, не очень охотно пригласил его в гости, а только после неимоверных усилий Душеньки, пустившего в ход все свое обаяние, чтобы произвести впечатление), он, гуляя с хозяином дома по его огромной двухэтажной квартире, увидел книжные полки, тесно и аккуратно уставленные различными – новыми и старыми, среди которых было немало раритетов – книгами, подошел к ним и с искусно подделанным восхищением произнес:

– О! У вас книги!

– Да, – шутливо-виновато развел руками хозяин дома, – Я, как видите, старомоден. Люблю почитать, поваляться на диване с книжкой в руках.

– Вот именно за это вас надо внести в красную книгу, как редкий, чудом выживший экземпляр читателя, – удачно сострил Душенька и видел, как хозяин расплылся в улыбке.

– Да, вы правы, – сказал хозяин, – сейчас очень мало людей интересуются книгами. Вот взять хотя бы моих сыновей, взрослые оболтусы…

– Дай Аллах им здоровья, – вовремя перебил Душенька.

– Спасибо, – учтиво ответил хозяин и продолжал, – Говорят – зачем нам книги, если есть интернет? Не могу убедить их что…

В этот момент зазвонил телефон в кармане у хозяина, и он резко оборвал себя, достал телефон, посмотрел номер.

– Извините, – сказал он, – вы пока ознакомьтесь, я сейчас буду… – обратился он к гостю с широким жестом, словно дарил, показывая на книжные полки, видимо, сгоряча неверно угадав в Душеньке книголюба, и торопливо вышел из кабинета с посерьезневшим лицом, плотно прикрыв за собой дверь.

Душенька остался один в кабинете, огляделся: огромный, дорогой письменный стол с заманчивыми, явно не запертыми ящиками, что сразу определил он опытным глазом любителя заглядывать в чужие ящики, дорогой компьютер на специальном столике… но… хозяин мог вернуться в любую минуту, и Душенька вынужден был прервать обзор чужого кабинета и, поскучнев, обратился к книжным полкам.

Когда он рассеянно просматривал корешки книг, зевая и почесывая нос, вдруг одна маленькая книжка привлекла его внимание, он посмотрел на корешок еще раз и ему захотелось снять эту книжку с полки, но он не знал, как к этому отнесется хозяин дома. На корешке стояло имя автора и название книги: Гийом Аполлинер «Мост Мирабо». И Душенька вдруг вспомнил стихи, что читал давным-давно в юности и которые произвели на него впечатление, так что некоторые строчки он помнил, может, не так точно, как написано в книжке, тем не менее, помнил до сих пор. Вошел хозяин.

– Ну как, одобряете мою библиотеку? – спросил он широко улыбаясь, показывая ряд кипенно белых зубов и, судя по ослепительной голливудской улыбке, зубы были намного моложе своего носителя, – Здесь много редких изданий.

После телефонного разговора хозяину дома явно прибавилось хорошего настроения. Душенька почувствовал это и решил воспользоваться моментом.

– Очень одобряю, – с энтузиазмом ответил он и робко указал пальцем на желанный корешок, – Можно мне взять у вас эту на время?

Тем самым он напрашивался еще на один визит, что было ему очень даже на руку, если дело выгорит. Хозяин именно так и понял его просьбу, хитро прищурился и сказал:

– Кто-то из великих – забыл кто – говорил: тому, кто берет на время чужие книги, надо отрубать руку, а тому, кто дает свои на время – надо отрубать обе руки, – и хозяин расхохотался, давая понять, что привел цитату в качестве шутки.

Тем не менее, в противоположность сказанному, он вытащил книжку и протянул Душеньке.

– У вас хороший вкус, – одобрил он, – Это редкий, прекрасный поэт.

Душенька в тот же вечер, придя домой, перелистал книжку, отыскивая застрявшие в памяти строчки, но найдя их, разочаровался. Он ждал большего. Не было того давнего, свежего юношеского ощущения, когда сердце замирало от прочитанных строк, вбирая в себя надолго волшебные слова. Он разочаровался. Он ждал встречи со своей юностью. А юность давно прошла. И теперь он другой, совсем другой человек.

«И что я в этом нашел такого необычного? – с досадой думал он, – Стихи как стихи, да и много темного, непонятного… Ерунда!»

Слова на этот раз, обманув ожидание, не вторглись в сердце, а скользили по краешку сознания, не принося абсолютно никакого удовольствия, никакого удовлетворения.

Кстати, об удовлетворении… Опять же в далекой юности он с относительно молодыми в ту пору родителями поехал в далекую горную деревушку навестить родственников и заодно отдохнуть от умопомрачительной летней жары в городе. Тогда еще не было кондиционеров и одуряющую жару мог разогнать только ветер, которого ждали с нетерпением и часто дожидались – все-таки Душенька с родителями жили в городе ветров. Но и ветер в летний зной бывал горячим, и июльская жара стояла невыносимая. А горная деревушка представляла собой райское место в смысле прохлады, но естественно лишена была городских удобств и комфорта… Душеньке шел тринадцатый год и его уже возбуждали сексуальные фантазии и дилетантские мечты, в которых принимали участие многие из виденных им женщин вплоть до учительниц в школе – он уже в ту пору был всеяден и мастурбацией занимался неутомимо. В деревушке дети, что приходились Душеньке то ли двоюродными, то ли троюродными братьями вознамерились пристрастить его к скотоложству, на собственном примере показывая, как это надо делать, в основном, с чужими ослицами, которых в тех местах было предостаточно. Душенька попробовал, но дал осечку: то ли не понравилось, то ли не понравилось то, что был под наблюдением, а хотелось интимности в этом дурно пахнущем стойле. В результате оказалось, что паскудные мальчишки просто хотели поиздеваться над городским своим чистеньким родственником, и тут же донесли взрослым, что Душенька производил совокупление с чужой, чужой – вот, что вызывало возмущение – ослицей. Чужое. Это было табу. Можно было сколько угодно сношаться со своим крупным и мелким рогатым и безрогим скотом, но чужое… Это все равно, что украсть. Душеньку пристыдили. И родители вынуждены были с позором уехать из деревни раньше предполагаемого срока. Но этот случай наверное тоже лег в основу того, что мальчик пристрастился к чужому. Вошел во вкус чужого, не наоборот произошло, когда казалось бы бесстыжий поступок должен был послужить уроком и отвадить, а совсем напротив – став взрослым он зарился на чужих жен и прелюбодействовал с ними открыто. А с кем не мог открыто, прелюбодействовал в душе своей. Как говорил и, говоря осуждал великий классик мировой литературы. За то был избиваем неоднократно и жестоко (не классик, конечно – Душенька), и один раз даже бросаем из окна, но процесс бросания не был доведен до своего логического завершения вследствие несвоевременного появления сотрудников правопорядка, которые и остановили такое злостное нарушение этого самого правопорядка (оттого, верно, что не знали, какого паразита и мерзавца собирались выбрасывать. Если б знали – не вмешивались бы).

Но жизненный опыт, в основном отрицательный, ничему Душеньку не учил. Он по-прежнему лебезил перед сильными, издевался над слабыми, нахально присваивал чужое, не возвращал долгов, мечтал о несбыточном, предавал приятелей, целовал задницы врагам, усыпляя их бдительность, и потом этой усыпленной бдительностью пользовался, садился меж двух стульев, бил баклуши, отлынивал от работы, откладывал на завтра то, что можно было сделать сегодня, секретничал, ябедничал, пакостничал, пачкун этакий…