Точка кипения - Фрэнк Лин

– Я не буду садиться, – заверил его я.

– Пройдете или поговорим?

– Пройду, и поговорим, – ответил я.

Леви провел меня мимо лестницы вдоль по коридору, уходившему в глубины огромного дома. Следуя за ним, я рассматривал его вороного крыла волосы. Никогда не скажешь, что крашеные, – Леви, без сомнения, пользовался услугами очень опытного парикмахера, причем не реже чем два раза в неделю. Мы пришли на кухню, оборудованную по последнему слову техники, с огромной плитой в обрамлении тяжелых дубовых панелей и бесчисленных шкафов. На одной из стен я увидел большую фотографию той самой женщины, изображение которой высилось над лестницей. Фотография была старая, а женщина на ней моложе выписанной красками лет на двадцать, но тоже в жемчугах, хотя и поскромнее, чем на картине.

– Немецкое оборудование, – сказал Леви голосом, каким начинают разговор из вежливости. – Немецкие кухни – самые лучшие. Вообще я все здесь устроил наилучшим образом. Нанял дизайнеров из галереи Уитуорт.

– Меня это не удивляет, – отозвался я.

– Они консультировали нас и в отношении декора в стиле начала века.

– Очень впечатляет.

– Да! Я даже получил заявку с телевидения. Они хотели здесь снимать что-то из времен Эдуарда Восьмого, но я не согласился. Так можно навлечь на себя неприятности. Вы понимаете, о чем я, – жулики и прочий сброд…

– Да, мы живем в опасное время, – проговорил я.

Леви, похоже, окунулся в свою стихию.

– Многие того же мнения. Следите за вашим имуществом, советуют они.

– Осторожность никому не повредит.

– Вы шутите, мистер Кьюнан?

– Вовсе нет, – ответил я. – Зачем же облегчать жизнь жуликам?

– Теперь, когда жизнь моя потеряла смысл, я готов все это им подарить. Пусть приезжают – я помогу им погрузить мое добро в грузовик.

– Не стоит рассуждать в таком ключе.

– Располагайтесь, мистер Кьюнан, и чувствуйте себя как дома. Чашечку кофе или чего-нибудь покрепче? – Он указал рукой на шкаф, полки которого были забиты бутылками с разными сортами виски, расставленным, как книги в библиотеке, в алфавитном порядке. – Я их коллекционирую, – уточнил он. – В настоящий момент у меня в доме находится более ста различных сортов этого напитка. Выпейте стаканчик. По глазам вижу, вам хочется. А мне это только в радость – я теперь редко с кем выпиваю.

– Рановато для виски.

– Неужели вы соблюдаете правила? Не думаю. Давайте, по стаканчику.

Он достал бутылку завода «Айлей», о котором я не слыхивал.

– Видели когда-нибудь такое?

– Нет.

– Редкая вещь, – сказал он, сияя от удовольствия. – Я специально делал заказ. Говорят, это виски предпочитает королева-мать.

Он горделиво погладил бутылку и поднес ее к свету. Я засмеялся:

– Мне кажется, даже из преданности королевской семье пить виски в половине одиннадцатого утра рановато. Как говорится, с утра выпил – весь день свободный.

– И отлично, мистер Кьюнан. Пусть работают те, кто невысоко себя ценит и пьет пиво. А что мешает нам пить виски и наслаждаться приятными мыслями?

– После такого предложения трудно отказаться.

– Разве вы не умный человек из Манчестера, мистер Кьюнан? – сказал он, разливая по бокалам напиток светло-торфяного цвета. – Буду в вашем распоряжении весь день, если захотите. Я знаю, вы не собираетесь сообщить что-то приятное. Так дайте мне напиться, прежде чем я услышу плохие новости.

– Не обязательно плохие, – сказал я.

Цена бокала из толстого хрусталя, который он пододвинул ко мне, на вскидку равнялась моему среднему недельному доходу.

– Можете добавить воды. Если желаете, можете и джина, – предложил он, – я не пурист.

Я глотнул чистого виски. Леви подарил мне благодарную улыбку знатока и отпил из своего бокала, который сжимал обеими ладонями, мерно покачивая им над толстой цепочкой на жилете. Он смотрелся солидно в темной тройке и напоминал мне олдермена на официальном приеме, но во всем его облике было нечто неуловимо отталкивающее. Костюм с иголочки, хрустящий воротничок белоснежной сорочки, бриллиантовые запонки, отполированные черные туфли казались чересчур безупречными, как у актера, которого одели и загримировали под аристократа.

– Вы собираетесь куда-то ехать? – спросил я.

– Нет. Я сижу дома. Вдруг Анжелина появится.

– Ясно, – сказал я, сочтя его ответ фальшивым: два месяца просидел сложа руки после исчезновения Анжелины, а теперь утверждает, что не выходит из дому, потому что с минуты на минуту ожидает ее появления.

Удостоверившись, что Леви выпил достаточно, чтобы услышать новости, я сказал, что Анжелина вернулась в Англию и, вероятно, находится где-нибудь недалеко от Манчестера. Он не на шутку расстроился. Вначале стал сопеть, подтирая нос огромным цветастым платком, потом промокнул выступившие слезы и, к полному моему недоумению, заплакал по-настоящему. В том кругу, где я вырос, не встретишь плачущего взрослого мужчину. Я подошел к Леви и, испытывая неловкость, опустил ладонь на его плечо. Его сотрясали рыдания. Спустя минуту он дернул плечом, освобождаясь от моей руки. Не зная, куда деваться, я вернулся на свое место и сел. Рыдания Леви закончились внезапно, как сейсмические колебания. Он потянулся к бутылке и налил еще.

– Вы думаете, наверно, ну и дурак этот старикан? Хочет вернуть девушку, которая использовала его, чтоб получить свидетельство о браке и паспорт.

– Нам неизвестны ее мотивы. Возможно, возникли проблемы, о которых она постеснялась вам рассказать.

Он снял очки, насухо вытер глаза и сосредоточил их взгляд на мне. После толстых линз глаза казались маленькими и ненастоящими, сверкая, как стеклянные бусинки на мордочке плюшевого медведя. Он пристально вглядывался в мое лицо.

– Моя ассистентка в настоящее время проверяет агентства по найму. Вы не знаете, владеет ли Анжелина какой-нибудь профессией? Может, у нее есть диплом медсестры или няни?

Он покачал головой:

– Какой смысл за ней охотиться? Ясно, что она не желает иметь со мной ничего общего.

– Откуда вы знаете? В любом случае, даже если вам предстоит разойтись, вам следует знать о ее местонахождении, чтобы оформить необходимые бумаги.

– Вы слишком прямолинейны, мистер Кьюнан, но правы. Как вы думаете, я действительно полный идиот?

– Я так не думаю.

– Да бросьте. Все молодые люди думают, что старики – маразматики. А старики то же самое думают про молодых.

Он начинал меня утомлять. Я знал, что в голове у Леви водятся более оригинальные мысли, непохожие на шаблонный набор рождественских открыток, и решил приступить к делу.

– Вы позволите мне осмотреть комнату Анжелины, ее шкафы и вещи?

Он согласно кивнул. Странно, подумал я: обычно брошенные люди охраняют от чужого глаза все то, что оставили их возлюбленные. Возможно, содержа вещи в неприкосновенности, они согревают себя иллюзией о внезапном возвращении сбежавшей жены или подруги. Правда, встречаются и такие, кто целиком полагается на частного детектива и всячески способствуют делу.

Леви принадлежал к последним. Слезы высохли окончательно. Круглое лицо посуровело. От жалости к себе не осталось и следа.

– Простите за не очень деликатный вопрос, господин Леви. Скажите, пожалуйста, много ли денег увела у вас Анжелина?

– Несколько тысяч. Дело не в деньгах, мистер Кьюнан.

– Думаю, что не только в деньгах.

– В Ирландии, когда она исчезла, я заморозил ее кредитные карты. Только не говорите, что я хотел причинить ей зло. Просто подумал, а вдруг ее увезли вопреки ее желанию и отпустят, когда выяснится, что наличных с нее не получить.

– Разумно, – сказал я, стараясь сохранить непроницаемый взгляд, потому что на самом деле мучился вопросом: неужто это тот самый человек, который безрассудно женился на молоденькой нищенке. – Покажите мне ее комнату, – попросил я.

– Наша спальня… По лестнице и направо, – сказал он без дальнейших уточнений.

Я поднялся по лестнице, миновав портрет дамы в жемчугах, и вошел в спальню хозяина дома. Если бы не современная «королевская» кровать под балдахином с новомодным ортопедическим регулирующимся матрасом, интерьер этой комнаты можно было бы принять за экспозицию в музее королевы Виктории и ее супруга принца Альберта. Лепной потолок, тяжелые портьеры, кресла с прямыми спинками в духе Макинтоша, лампы и люстра от Тиффани, редкой красоты фарфоровые статуэтки, – все создавало иллюзию наступающего двадцатого века. Мебель из светлого дуба гармонировала с паркетом такого же качества в тех местах, где его не прикрывали восточные ковры. Я не специалист, чтоб определить происхождение обстановки, но мне все эти вещи показались не меньшим антиквариатом, чем те, которые рекламируют на глянцевых страницах аукционных каталогов. Тумбочка с правой стороны от кровати была загромождена книгами, стаканами и пилюлями. С левой стороны – пуста. Я присел на корточки и заглянул под кровать: ничто не напоминало о том, что здесь обитала молодая женщина из Манилы. Ни тапочек, ни случайно забытого лифчика – пустота.