Мифы о Древней Руси. Историческое расследование - Лев Прозоров

Люди, приходящие ко мне с этими жалобами, столь просты, что им недостает сложности выполнить ряд простейших действий, способных озадачить разве что инфузорию-туфельку.

А именно – заглянуть в, как уже догадался более сложный и проницательный читатель, источник, на который ссылаются авторы рассказок о «Святославе-работорговце».

А источник этот один, причем широко известный и доступный на раз – «Повесть временных лет»:

«Рече Святославъ къ матери своей и къ боярам своимъ: «Не любо ми есть в КиевЪ жити, хочю жити в Переяславци в Дунаи, яко то есть среда земли моей, яко ту вся благая сходятъся: от Грѣкъ паволокы, золото, вино и овощи разноличънии, и и-Щеховъ и изъ Угоръ – серебро и комони, изъ Руси же – скора, и воскъ, и медъ и челядь»[198].

Отыскавши источник, остаётся только ткнуть в эти строки пальцем и задать толкующим про князя-«работорговца» персонажам два совершенно простых и целиком риторических (потому что единственный честный ответ, который они могли тут дать – «да, мы солгали, и знали, что лжём, а вас считали пустоголовым быдлом, покупающимся на любую лапшу» – они, понятно, никогда не озвучат), так вот, два абсолютно риторических вопроса.

Первый. Где, милые, в этом отрывке слово «продавать» или «торговать»? Может, по тому, что у вас вместо мыслей, князь и конями тоже «торговать», ай-нанэ-нанэ, собирался? Или, вах, «овощами разноличными» (купы банан, дарагой, да?!)? Слово «торговать» покажите пальчиком.

И второй вопрос. Где в этом отрывке упомянуты славяне? В каком месте? Челядь – да, славяне – где? Ну? Пальчиком, не стесняйтесь…

Снисходя к простоте, не буду мучать простых людей упоминанием, что «челядь» обозначала отнюдь не только рабов. Непростые могут взять словарь Даля и/ или (лучше всё же «и») Фасмера, и убедиться.

Даль:

«Челядь, чадъ ж. собират. (от чадо?) домочадцы, слуги, прислуга, работники, дворовые люди. Верный строитель (домострой) и мудрый, его же поставит Господь над челядию своею, Лук. До молотьбы далеко, а челядь корми. Челядин, челядинец, челядник м. домочадец, слуга, работник; челядинка, челядница, челядка ж. то же. Челядник, вор. тамб. cap. и поныне работник, батрак, казак, наймит, слуга. Отрепьев был у Сендомирского за челядника, Котошихин. Не оставихом у него ни челядина, Духовн. Мономаха. Челядный, к челяди относящ.  Челядно, вор. снежно? Челядня ж. изба для дворовых, людская застольная, черная.  Новг. Твер. Большая семья»[199].

Фасмер:

«чéлядь ж., род. п. – и, челядúнец, укр. чéлядь, челядúн «слуга», челядúна «служанка, девушка», блр. челядзнн «слуга», др. – русск. челядь, челядинъ, ст. – слав, челѩдь θεραπεία (Мар.), болг. чéляд ж. «семья», сербохорв. чȅлâд ж. «челядь, домочадцы, люди», чеш. čeled ж. «семья, челядь», совр. «прислуга», слвц. čel’ad ж. «челядь», польск. czeladź «челядь, слуги», в. – луж. čeledź, н. – луж. celaź «челядь». Праслав. *čel’adь родственно др. – инд. kъlаm «стадо, рой, род», ирл. cland, clan «потомство, род, клан», лит. kiltms «род», греч. τέλος «толпа»; см. Фик I, 26; ВВ 8, 331; 16, 282; Мейе, Йt. 323; BSL 27, 55; MSL 8, 237; 14, 375; Бецценбергер, ВВ 16, 245; Бернекер I, 141 и сл.; Сольмсен, Beitr. 18; М. —Э. I, 368; Э. – X. I, 263; Петерссон, Filol. Fцrеn. Lund 4, 120 и сл. Далее пытаются установить родство с колéно, лит. kẽlys «колено», лтш. celis – то же. [Невероятно Махек (ZfS, I, 1956, стр. 39 и сл.). – Т.]»[200].

Но простоты для всё же примем пока, что речь в данном случае идёт именно о рабах.

Теперь открываем фундаментальную работу доктора исторических наук, профессора Санкт-Петербугского Государственного Университета, многие годы возглавлявшего «Древнерусскую» кафедру Игоря Яковлевича Фроянова. Труд так и называется: «Рабство и данничество у восточных славян (VI–X вв)», вышел он в 1996 году в издательстве того самого СПбГУ – в Петербурге, соответственно.

В этой книге есть отдельная глава: «К вопросу о челяди на Руси конца IX – начала XI века». Обратите внимание, как раз наш период – кто забыл, Святослав – это X век. Не пугайтесь, главу читать не заставлю – многабукаф, ниасилим, да-да, всё знаю, всё понимаю. Выводы. Они на странице 154:

«Челядь – не просто рабы, а рабы-пленники… неславяне», и далее – «челядин, раб-иноплеменник»[201].

Я достаточно ясно выделил ключевые слова, мои простые друзья? Вам их видно?

Чтоб было интереснее, почти что с картинками – на страницах 126–129 той же работы Игорь Яковлевич приводит цитату из былины, где упоминается «девка-челядинка», у которой «лицо чорное».

Так о какой челяди Святослав мог говорить сразу после того, как разгромил Хазарский каганат? Пленников после этого похода на Руси наверняка было изрядно. Это если всё же вам хочется считать «челядь» в данном отрывке именно рабами.

А то ведь может оказаться, что великий князь говорил просто о слугах – разумно же в чужой земле окружать себя именно своими людьми. Или вовсе о желанию привезти семью. Кстати, Святослав же у нас, помнится, якобы «болгарин», да? Да даже и если не болгарин, мог после похода-то болгарских слов понабраться. Вон Афанасий Никтин, попутешествовав «за три моря» даже в молитвах стал на персидский и арабский сбиваться. А у болгар, как можно выше посмотреть у Фасмера, «челед» – именно семья.

Но это всё сложности. Нам же достаточно простого, совсем простого факта – ни слова «торговать» или «продавать», ни упоминания «славян» в летописи на этом месте НЕТ. Совсем. И это бы уже достаточно, чтоб без моего разъяснения понять, кто с вами говорит, и за кого вас они держат…

Ну, а тех, кому недостаточно… тех, может, и правильно держат. Нельзя ж, в конце концов, быть настолько-то… одноклеточным.

Глава 5. Миф о матери-византии

Незабвенные славянофилы оставили по себе в наследство отнюдь не только миф о потрясающих кротости и миролюбии славянства, столь, якобы, отличных от качеств германских племён. Они ещё возлюбили противопоставлять родину «истинного христианства», Восточную Римскую империю, проще говоря, Византию, германско-романскому «Западу».

Запад был, в сочинениях славянофилов, переполнен вражды к славянству, и только и мыслил, как бы его притеснить, в доказательство чего славянофилы приводили в пример печальную участь славянского населения междуречья Лабы-Эльбы и Одера-Одры. То, что десять славянских племенных союзов, обитавших южнее Болгарии и после девятого века оказавшизся во власти Византии, постигла едва ли не более печальная судьба, славянофилы скромно умалчивали. А вот Византия, утверждали они, относилась к славянам, как добрая матушка, не величаясь и не презирая, и действуя исключительно добрым словм и убеждением.

Преклонение перед «духовной матерью» Византией и «старшими братьями во Христе» греками активно насаждалось (и насаждается поныне – чего стоит гневная реакция на изображение Византии в мультфильме «Илья Муромец и Соловей Разбойник») и православной церковью – по вполне понятным причинам.

Наконец в XX веке к кампании присоединились и так называемые «евразийцы» – ещё одни ненавистники «Запада». Особенно показательны из недавних в этом отношении работы Вадима Кожинова, утверждавшего, что негативным отношением к добродетельной духовной матушке русские обязаны влиянию злокозненной «западной историографии», проникшей к нам после Петра.

И с этим мифом нам придется разбираться с источниками в руках.

Византийцы о славянах и русах

В последнее время православные патриоты, евразийцы и тому подобные личности много пишут про то, что византийцы-де, в отличие от злых немцев-католиков, были славянам добрыми братьями, чуть ли не названными отцами, никакой вражды к ним не испытывали и пр.

Позвольте мне привести несколько примеров в подтверждение исконно доброго отношения византийцев к славянам и русам.

Псевдо-Кесарий, VI век, монах константинопольского монастыря:

«Склавины(…) с удовольствием поедают женские груди, когда [они] наполнены молоком, а грудные младенцы [при этом] разбиваются о камни, подобно мышам, (…) живут в строптивости, своенравии, безначалии, сплошь и рядом убивая, [будь то] за совместной трапезой или в совместном путешествии, своего предводителя и начальника, питаясь лисами, и лесными кошками, и кабанами, перекликаясь же волчьим воем»[202].

Константин Рождённый в Пурпуре, X век, император Восточного Рима.

«Если потребуют когда-либо и попросят (…) росы, или какой иной народ из северных и скифских – а подобное случается частенько (…) о родстве через брак с василевсом ромеев, т. е. либо дочь его получить в жены, либо выдать свою дочь василевсу ли в жены или сыну василевса, должно тебе отклонить и эту их неразумную просьбу (…) Ибо подобно тому как любое живое существо вступает в сношения с ему единородными, так и у каждого народа стало правилом вступать в брачные сожительства не с иноплеменниками и иноязычными, а с людьми того же рода и того же языка»[203].