Правда зеркала - Майкл Р. Флетчер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Проклятый список.
«У таких людей, как ты, не должно быть никаких списков, кодексов этики или морали».
Жизнь, которую он вел, была слишком сурова; было попросту опасно иметь какие-то эфемерные кодексы и списки. Если истинные боги – нечто большее, нечто в корне иное, чем безумные Вознесенные люди, – и существовали, их, похоже, не очень волновало, какие отвратительные преступления люди совершают друг против друга.
Такие люди, как Бедект, использовали слабых, воровали у богатых и глупых, их путь устилали трупы. Боги, сколько людей он убил без всяких раздумий. Чувство вины? Он только смеялся над этим. Чувство вины было инструментом для управления идиотами, не более. Он бросил взгляд на Цюкунфт – как двигаются ее бедра, когда она покачивается в седле, как колышется грудь и чуть развеваются падающие на плечи волосы.
Проклятый список.
Поэты и сочинители, не жалея красок, живописали ужас первого убийства, как память о нем годами преследовала людей. Ничего, кроме хохота, эти россказни у Бедекта никогда не вызывали. Что за чушь. Убийство ничего не значило. Конечно, он навсегда запомнил свое первое убийство, но только потому, что первой жертвой стал его отец. Старый ублюдок не понял, что его маленький мальчик стал уже совсем большим, и в очередной раз схватился за ремень.
При этом воспоминании Бедект фыркнул, и Цюкунфт улыбнулась ему своими полными губами, сверкнув зелеными глазами. Он проигнорировал ее, сделав вид, что не заметил улыбки.
Ни разу за все прошедшие с тех пор несколько десятков лет он не почувствовал ни капли вины за свое первое убийство. В любом случае, решил Бедект, благодарность – вот правильное чувство. Первое убийство научило его, что убивать – это очень легко. Также благодаря ему Бедект понял, что насилие не является последним доводом дураков, а скорее, последним средством, к которому прибегают люди, просто не желающие остаться в дураках. Те, кто отказался драться, проиграли. Ими пользовались, их избивали и грабили. Они стали слабыми, стали жертвами.
И жертвой Бедект больше не собирался быть. Никогда. Он доказал это своему отцу. Он доказал это самому себе.
«Она использует твой проклятый список, чтобы манипулировать тобой. Разве это не делает тебя жертвой?»
– О чем думаешь? – спросила Цюкунфт.
– Я думал о том, сколько времени пройдет, прежде чем ты спросишь, о чем я думаю.
Она засмеялась и подъехала поближе.
– Ты принял решение? Куда мы двигаемся?
– Мне нужно больше информации. Ты можешь смотреть в зеркало, не слезая с седла?
Цюкунфт кивнула.
– Когда мы встретимся с Вихтихом и Штелен?
Цюкунфт вытащила зеркало из седельной сумки, развернула его и уставилась на поверхность. После нескольких мучительно долгих минут она сообщила:
– Не знаю.
– В Послесмертии ты сказала, что видишь будущее.
– Не совсем верно, но достаточно близко.
– А именно?
– Я не могу видеть все, везде и когда угодно, – ответила она. – Я вижу только то, что она показывает мне.
– Она? – снова попытался прояснить вопрос Бедект.
Цюкунфт проигнорировала его слова.
– И то, что она показывает, меняется. Становится более точным.
Она разочарованно нахмурилась.
– Раньше она показывала мне больше. Она показывала почти везде и всегда, чтобы я ни захотела увидеть. Теперь… – Цюкунфт оценивающе посмотрела на него. – Она показывает мне тебя.
Он не хотел знать, что это значит. Проклятые гайстескранкен, в их действиях никогда не было ни капли смысла. Она, вероятно, влюбилась в него, нашла в нем отцовскую фигуру, и эта влюбленность сильно ограничила ее могущество как зеркальщицы. Он содрогнулся при мысли о том, что это говорит о ее настоящем отце.
– Ты можешь увидеть нашу встречу с Вихтихом и Штелен?
– Нет. Но я знаю, что если мы отправимся на поиски того мальчика, то они окажутся впереди.
– А если мы этого не сделаем?
– Тогда они будут позади.
Бедект зарычал от отчаяния. Ладно, подыграем ей.
– Если я спасу этого мальчика, покажет ли она, – он кивнул на зеркало в руках Цюкунфт, – то, что нужно мне?
Цюкунфт пожала плечами:
– Рано или поздно.
Он мысленно увидел отвращение на лице Штелен. Она бы сплюнула и сказала:
– Этот план пойдет по борозде очень быстро.
Бедект вспомнил то недолгое время, что он провел вместе с Цюкунфт в Послесмертии. Тогда ее видение будущего было подробным и точным. Она показала ему то, что ему было нужно сделать, чтобы вернуться в мир живых. А теперь она была почти бесполезна. Разве гайстескранкены не должны становиться все более могущественными по мере погружения в пучину собственного безумия? Сила Цюкунфт убывала – означало ли это, что рассудок почему-то возвращается к ней, и если да, то почему? Потому, что она общается с ним?
«Что за ерунда. Общение со мной еще никому психику не улучшило».
Или в глубинах ее души происходит нечто более важное, но незаметное? Может быть, его присутствие рядом с ней каким-то образом, которого он не мог понять, спровоцировало некий катастрофический крах ее способностей, как последний безумный рывок к Вершине?
Бедект вспомнил слова Моргена, что Отражения никогда не показывали ему его собственного будущего, и спросил:
– А свое будущее ты там видишь?
– Никогда.
Бедект вздохнул. Возможно, если он спасет того треклятого пацана, у той, кто, по мнению Цюкунфт, живет в зеркале, появится больше охоты помочь ему.
– А ты сама как думаешь, что нам стоит делать? – с любопытством спросил он.
– Нам стоит, по крайней мере, попытаться.
Он не стал выяснять почему. Цюкунфт уже поделилась с ним великой банальностью, в которую верила – сама попытка важнее, чем выигрыш. Что за несусветное дерьмо. Любая попытка, заканчивающаяся неудачей, являлась провалом – ни больше ни меньше.
«Какая забавная философская концепция сварливых стариков, так ведь, старик?» – раздался в его голове насмешливый голос Штелен.
Бедект хмыкнул.
«Просто дам ей то, что она хочет, и тогда мы сможем вернуться к плану».
– Куда направляется пацан?
В ответ она улыбнулась печальнее, чем он ожидал:
– На восток. Завтра мы догоним его.
– Мы идем на восток, Говна Кусок, – сказал Бедект.
– Извини?
– Разговариваю с моей лошадью.
Бедект развернул Говна Кусок. Цюкунфт последовала за ними, причмокивая губами и понукая лошадь, пока снова не оказалась рядом с Бедектом.
– Я тут подумала, надо бы мне переименовать лошадку свою, – сказала она.
– Поздно, – ответил Бедект.
Солнце село, и небо заволокло тучами. Температура упала. Бедект объявил привал. Пора разбить лагерь, заявил он.
– Принеси дров для костра, пока я…
– Нет, нет, нет, – Цюкунфт почти
