Внук Персея. Сын хромого Алкея - Генри Олди

– Не кричи, – попросил Амфитрион.

– Почему? – изумился ванакт.

– Соседи. Поздно уже.

Идея соседей, которых раздражает поздний шум, восхитила Электриона. Похоже, раньше она никогда не приходила ему в голову. Схватив размокшую лепешку, он залепил себе рот.

– Подвиг! – смутно донеслось из‑за лепешки. – Я не совершил ни единого подвига. Мне ставят в вину недостаток войн. Победоносных войн! Вот ты воевал, а я нет. Спроси: почему?

– Почему? – спросил Амфитрион.

– Я строил! – лепешка полетела в колонну, где и прилипла. – Я возвел Львиные ворота. Я проложил дорогу от ворот ко дворцу. Я хотел обновить стены, но у меня нет циклопов! Ничего, я пристроил участок на севере. Там есть источник, бьющий из скалы… Теперь он в крепости, а не снаружи! Лестница в сотню ступеней; водохранилище глубиной в полторы оргии[46]…

Амфитрион кивнул, оценив дядины старания.

– Я сделал безопасными пути к Эпидавру! На Афины! В Аркадию… Я сосчитал каждый плащ в кладовке! Каждую овцу в стаде! Каждую смокву… Мои склады забиты глиняными табличками. Там есть все! – ванакт погрозил кому‑то невидимому. Очевидно, невидимка сомневался в точности сведений. – Прачке в день – две меры хлеба и смокв. Ребенку – одну меру. Пять мер – надзирателю за работами… И что? Они богатеют день ото дня, и упрекают меня, что я не воевал. Если я хочу заключить союз, я должен трижды подумать. Кому нужны союзы? Всем нужны войны…

Дядя мрачно насупился.

– Свадьбу сыграем осенью, после сбора урожая, – грозным тоном заявил он. – Я люблю тебя, как сына. Но Микены я тебе не отдам. И не надейся. В Микенах сядет Горгофон, мой первенец.

Сперва Амфитрион не сообразил, о чем речь.

– У нас в семье уйма Горгофонов, – отшутился он. – Тетя, твой сын… Не считая деда. Куда ни ткни – всюду Убийцы Горгоны. Полагаю, Сфенел назвал дочку Медузой из чувства противоречия…

– Не увиливай! – рявкнул ванакт. – Свадьба осенью!

– Хорошо, – согласился Амфитрион.

И понял, что счастлив.

– Иди ко мне в лавагеты, – дядя лил из кувшина в чаши. Пиво текло по столу, но он не замечал. – Пусть в Тиринфе садится Сфенел…

– В Тиринфе сидит мой отец!

– Ну да, конечно. Зевс, подари Алкею сто лет жизни! Но если вдруг, пусть Сфенел. Да, он – спорщик. Он хитрец. А главное, трус. Что скажу, то и сделает, – ванакт запустил кувшином в факельщиков и поправился: – Что скажем, то и сделает. Ты станешь моим мечом. Ведь станешь?

– У тебя восемь сыновей…

– Да хоть дюжина! Они сядут в окрестных городах. А мне нужен военачальник. Оставайся в Микенах! Моя дочь родит тебе армию мальчишек. Мы горы свернем… Видишь горы? – широким жестом дядя обвел двор. – Вот их и свернем. Одних – в бараний рог, других – в пыль, с третьими договоримся… Ты умеешь договариваться?

– Не знаю, – пожал плечами Амфитрион.

Сказанное больше относилось к предложению возглавить микенские войска.

– С врагом? С врагом сможешь договориться?

– С каким врагом?

– Неважно. Вчера вы кололи друг друга копьями, а сегодня у вас союз… Сумеешь?

– Почему нет? – удивился Амфитрион.

И понял, что дядя тоже счастлив.

– Вставай, – будит Тритон.

Уйди, отмахивается Амфитрион. Ночь на дворе.

– Вставай, да…

Здоровый вырос Тритон. Трясет, как грушу. Сон осыпается спелыми, медовыми на срезе плодами. Во сне дядя пил на свадьбе Амфитриона и Алкмены. Такими кубками пил, что циклопу впору. И вот: нет свадьбы, нет кубков, один Тритон сверкает голубым глазом.

– Ну вставай…

– Зачем? – внятно спрашивает Амфитрион.

И правда, зачем? Разве что ванакт микенский явился в гости еще раз, под утро. Тогда ясно. В любом другом случае…

– Там эта… плачет…

– Кто?

– Ну, эта… ты спал, она тебя будила…

– Это ты меня будишь!

– Ты над оврагом спал. Она будила…

Сна ни в одном глазу.

– Ругалась: не ходи на охоту… иголками кидалась…

У Тритона плохая память на имена. Но это уже не имеет значения. На ходу оборачивая плащ вокруг бедер, Амфитрион выскакивает из спальни. Миг, и он во дворе. Еще миг, и к нему прижимается гибкое, трепещущее тело. Горячая влага на груди. Кровь? – слезы.

– Спаси их! – требует Алкмена.

– Кого?

Он готов спасать кого угодно. Сизифа, Тантала – он выведет из Аида всех, кого боги подвергли мучениям. Он снимет Иксиона с огненного колеса. Да что там! – он поднимет из Тартара падших титанов…

Скоро рассвет. Серое молоко течет по двору. Серые птицы спят на заборе. Сизый дым, прошитый розовыми нитями, клубится вдалеке – там, за краем земли, запрягают солнечную колесницу. Женщина, с головой закутанная в черное покрывало, мечется у ворот. Мычит, размахивает руками.

– Почему она мычит?

– Она немая, – поясняет Алкмена. – Медия, рабыня.

И опять:

– Спаси их!

– Да кого же?!

…клянись, мама. Клянись Деметрой и Герой. Пусть покарают тебя, если ты откроешь мою тайну отцу. Клянись Гекатой. Пусть даймоны выпьют твою кровь, мама, если ты откроешь мою тайну отцовой жене. И Персефоной клянись. Да не будет тебе покоя и после смерти, если отец узнает все от тебя. Клянись! Твой язык нем, но тебе не обмануть меня. Я увижу, что ты поклялась. Да, я вижу. Слушай, мама. Сейчас я уеду с братьями и вернусь героем…

– Медия – мать Ликимния. Моего сводного брата.

– Ты читаешь ее мысли?

– Я знаю язык жестов. Ликимний еще маленький. Он все выболтал матери. Они уехали в полночь, мои братья. Колесницы ждали внизу, под холмом. Медия пыталась остановить сына, и не сумела. Она клялась ничего не говорить моему отцу и матери. Да она и не смогла бы! Отец спал с ней, но он никогда не понимал ее… Ликимний просчитался. Он не взял с Медии клятвы молчать передо мной.

– Сколько лет Ликимнию? – глупо спрашивает Амфитрион.

– Зимой будет одиннадцать, – рыдает Алкмена. – Если доживет…

Амфитрион не понимает. Ну, уехали. Ну, ночью. Молодые забавы. Он кажется себе пожившим, опытным мужем. Сейчас он утешит Алкмену, и все устроится.

– Они уехали сражаться! – кричит Алкмена ему в ухо.

– С кем?

– С сыновьями Птерелая!

…так надо, мама. Они прислали нам вызов. Да, прямо с Тафоса. Да, в Микены. Они плюют нам в лицо. Насмехаются. Считают прахом, ничтожествами. Если мы откажемся – это будет вечный позор. Отцы могут ссориться или мириться. На то они и отцы. Но мы, сыновья, обязаны помнить про свою честь. Вот увидишь, отец обрадуется. Мы вернемся с победой, и он возликует. Жди, мама. Мы условились о встрече в Элиде, на западном побережье. Там, где река Миния впадает в море, есть укромное местечко. Говорят, вода в реке очень вонючая…