Дар Кроуги - Анна Пушкина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вскоре посетители ушли. Стоило им скрыться за дверью, как наигранная улыбка, с которой замер мужчина, сползла с его лица, и, схватив дочь за руку, он потащил ее в каморку.
– Дура! Надо было сказать, что матери нет! Бестолочь! Мальчишка мог догадаться.
Из каморки послышались удары и плач девочки.
Только я собралась вбежать туда – даже не знаю зачем, ведь изменить прошлое никому не под силу, – как вдруг комната опять поплыла. По стене поползли солнечные лучи. Вразброс начали вспыхивать нечеткие образы: из каморки вышла зареванная девочка с бантиками, и вот она уже стояла за прилавком, заходили какие-то посетители, но образы сменялись слишком быстро, и я не успевала рассмотреть лица. Возможно, эта часть ее воспоминаний неважна и поэтому размыта. Так же внезапно воспоминание вновь замедлилось, я увидела, как девчушка погасила свечи, набросила толстый шерстяной плащ и вышла на улицу. Непроизвольно я последовала за ней. Она закрыла лавку отца на ключ и пошла между домами по темной улице. Солнце почти полностью скрылось за горизонтом, и улица была больше заполнена тенью, нежели светом. Впереди виднелись огоньки базарчика. Девчушка прибавила шаг, явно направляясь туда. Неожиданно дорогу ей преградил Келдрик.
– Чего тебе? – пискнула девочка испуганно.
– Правду, – спокойно ответил телепат.
– Не понимаю, о чем ты.
Хитро улыбаясь, Келдрик огляделся и начал говорить нарочито громко, привлекая внимание прохожих:
– Ну, например, я бы хотел узнать о том, что твоя мать…
Договорить он не успел. Тарая тут же схватила его за руку, заставляя замолчать.
– Отец меня убьет, – прошептала она.
– Я не собираюсь рассказывать ему и вообще кому-либо, просто хочу знать, что не ошибся. Зачем ты притворяешься своей матерью? – спросил Келдрик, высвобождая руку.
Тарая, кривя губы, тяжело вздохнула, словно набираясь смелости.
– Умерла она. Если кто-то узнает, Гильдия Жизни заберет у нас лавку. Доволен? – произнесла она очень тихо.
Брови Келдрика поднялись от удивления, он отошел на шаг. Не дожидаясь продолжения беседы, Тарая пошла дальше, но телепат не отставал. Впрочем, как и я.
– Что еще? – раздраженно спросила девочка.
– Ты же понимаешь, что разрешение должны забрать потому, что вы с отцом не целители и не умеете лечить. Это опасно, кто-то может пострадать. А давно она умерла?
Тарая резко остановилась и зашипела на него:
– Тише! Я сказала правду, что тебе еще от меня надо?
– Тебя отец заставляет… – скорее не вопросительно, а утвердительно сказал Келдрик. – Ты должна рассказать правду, пока не поздно, все равно ложь вскроется, и вас отправят в темницу.
– Лучше возможная крыша темницы когда-нибудь потом, чем без крыши и на улице сейчас.
– Ты можешь жить в Фебране, – не сдавался юноша.
– А платить за это кто будет? Может, ты?
– Сильные маги учатся бесплатно.
– Верно, самые сильные, боевые маги, а я просто иллюзионист.
– Ничего себе, просто! Ты же весь город за нос водишь, не говоря уже о том, что на моих глазах обманула директора Фебраны. На такое простой иллюзионист не способен, только исключительного таланта.
– Не надо играть в спасителя. Иди свою водную принцессу спасай, за которой вы всем факультетом бегаете, а меня оставь в покое, – сердито ответила ему Тарая.
После этих слов Келдрик и правда остановился и угрюмо посмотрел ей вслед. Тарая прошла вперед еще пару шагов и обернулась.
Убедившись, что юноша отстал, быстрым движением провела краешком плаща по лицу. Похоже, она плачет, поняла я. Келдрик это тоже заметил и принялся вновь ее догонять.
– Я подтвержу, что отец тебя заставляет!
– С чего ты взял, что он меня заставляет?
– Потому что никто по собственному желанию изображать покойную мать не станет, – уже явно раздражаясь, ответил телепат.
Ничего не ответив, Тарая вдруг остановилась у небольшой торговой тележки, сверху донизу заваленной всякой всячиной – от полуразбитых горшков до чучел птиц и животных. Заметив молодых людей, низенький торговец, приторно улыбаясь, вышел навстречу возможным покупателям.
– Не это ли ищете, молодые люди? Кровь первого дракона! Самое то для любовного напитка в преддверии праздника Святой Валенты, – произнес торговец, протягивая бутылочку с золотой жидкостью.
– Всех драконов истребили еще до вашего рождения. А будь у вас на самом деле его кровь, вы бы не на городском рынке сейчас находились, – с явным презрением к обманщику ответил юный Келдрик.
– Ну тогда, может, флакон эльфийских духов для вашей спутницы? – не сдавался торговец.
Вместо ответа Келдрик наградил его холодным взглядом, давая понять, что им ничего не нужно. Торговец, покачивая головой и бубня что-то под нос, нехотя отошел в сторону.
Не обращая ни на кого внимания, Тарая подошла к тележке и взяла янтарный камушек – такой же, как был сейчас у меня в руке.
– Насекомое, застывшее в солнечном камне, зовется инклюзом, – негромко произнесла она, и телепат через ее плечо с интересом посмотрел на янтарь. – Этот уникален. В нем свою смерть нашла одинокая паучиха. Видишь на брюшке белый рисунок, похожий на песочные часы? Это проклятье их вида.
– Кто-то проклял этих пауков? – удивился Келдрик.
Девочка кивнула в ответ.
– Говорят, однажды паучиха укусила сильного мага, и в отместку он обрек весь их вид на одиночество. Легенда гласит, что в мире живет лишь одна особь этого вида, и это всегда самка. Один раз она может произвести потомство – следующую самку, отдав за это свою жизнь. После смерти матери, которая жила в одиночестве, так будет жить и ее дочь, и все следующие поколения. Всего одну ночь паучиха проводит в обществе своего сородича. Ночь, когда одна появляется на свет, а другая умирает. Должно быть, ужасно знать, что ты единственная в мире, и ничего, кроме одиночества, впереди тебя не ждет.
– Тарая, как долго ты изображаешь свою мать? – встревоженно прошептал Келдрик.
– Я почти ее не помню. Она умерла, когда мне было не больше четырех зим.
Келдрик поднял глаза к небу и замер, как и я, осмысливая услышанное.
– Даже не знаю, что ужасней: притворяться погибшей матерью или матерью, которую даже не помнишь, – прошептал Келдрик, а затем вновь вернулся взглядом к девочке. – Как же ты ее изображаешь, если совсем не помнишь?
– Мама долго болела, и когда отец понял, что конец уже близок, он увез нас подальше от всех и спрятал. Моя магия проявилась рано, и пока мы были вдали от города, отец обучал притворяться мамой. Показывал портреты, давал ее одежду, украшения, произносил умные слова, которые я заучивала, не всегда понимая, что они означают. После того как мы вернулись, он всем говорил, что мама еще очень слаба и последствия болезни дают о себе знать. Выводил меня ненадолго в облике мамы, мы прогуливались, но так, чтобы соседи видели нас только издалека.
– А лавка? Кто делает для вас лекарства?
Тарая криво улыбнулась.
– Другие целители. По указке отца при жизни мама кропотливо записывала свои заклинания.
