Журнал «Вокруг Света» №12 за 1994 год - Вокруг Света

Нужно было еще кое-что сделать перед сном: Драгомилов был осторожным человеком. Нож был спрятан в портфель, чемодан заперт. Разрезанный матрас перевернут, закрыт простыней и туго заправлен. Коврик водворен на место. И только после того, как каюта приобрела прежний вид, Драгомилов облегченно вздохнул и начал раздеваться.

Глава XV

Луковиль тихо постучал в дверь номера Старкингтона и, когда дверь открылась, вошел и, не говоря ни слова, положил на стол газету. Старкингтон сразу обратил внимание на крупный заголовок и быстро пробежал сенсационный отчет.

«Двое погибли от таинственного взрыва

15 авг. В результате таинственного взрыва на Вортстрит, возле залива, трагически погибли двое мужчин. Полиции не удалось обнаружить причину разрушительной детонации, выбившей окна в домах, расположенных в непосредственной близости, и стоившей жизни двум людям, как полагают, проходившим мимо в момент взрыва.

Установить личности жертв оказалось невозможным по причине невероятной силы взрыва. Единственными подозрительными предметами были обнаруженные в районе взрыва осколки металлической коробки, но, как утверждает полиция, вследствие небольших размеров она не могла играть роли в этом взрыве. Власти признаются, что поставлены в тупик».

— Харкинс и Олсуорги! — хмуро сказал он и сжал зубы. — Нужно немедленно вызвать остальных.

— Я звонил Хаасу и Гановеру, — ответил Луковиль. — Они могут появиться с минуты на минуту.

— А Грэй?

— В его номере никто не ответил. Я крайне удивлен, так как о результатах осмотра кораблей должно быть доложено сегодня утром.

— На «Аргоси» вы ничего не обнаружили?

— Ничего. И Хаас ничего не нашел на «Таку Мару».

Собеседники молча посмотрели друг на друга.

— Вы полагаете?.. — начал Старкингтон, но в этот момент в дверь настойчиво постучали, и, прежде чем они успели ответить, дверь распахнулась, пропустив Гановера и Хааса.

Хаас стремительно ворвался в комнату и положил на стол последний выпуск газеты.

— Вы это видели? — крикнул он. — Грэй мертв!

— Мертв?

— Найден в воде у верфи Янсена, там, где стоял «Истерн клипер»! Драгомилов уплыл на этом судне.

Пораженные известием, все молчали. Старкингтон взад и вперед ходил по комнате, потом молча сел.

— Ну что же, джентльмены, — начал он спокойно, — наши ряды поредели. Все оставшиеся в живых члены Бюро в настоящий момент находятся в этой комнате. За последние двенадцать часов погибло три человека. Где же удача, сопутствовавшая все эти годы каждому нашему предприятию? Или фортуна изменила нам?

— Все мы не без греха, — возразил Хаас. — Харкинс и Олсуорги погибли в результате случайности.

— Случайности? Да вы сами в это не верите, Хаас. Случайности не существует.

— Мы по крайней мере в это верим или вообще ни во что не верим, — сухо поправил Луковиль.

— Но могли ведь часы врать, — упорствовал Хаас.

— Разумеется, — признал Старкингтон. — Но разве это случайность — пасть жертвой безграничного доверия к механическому устройству? Изобретения, мой дорогой Хаас, — это работа конструктора, а не мыслителя.

— Сегодня вечером в четыре часа отплывает судно «Ориентал стар». Он вполне может прибыть на Гавайи раньше «Истерн клипера». Предлагаю встретить Драгомилова в Гонолулу, — сказал Хаас.

— Прекрасная идея, — с энтузиазмом поддержал Гановер. — Он ведь думает, что в безопасности?

— Шеф никогда не чувствует себя в безопасности, — заметил Старкингтон. — Правда, он не позволяет чувству опасности захватить его. Итак, джентльмены, предложение Хааса вас устраивает?

С минуту все молчали. Потом Луковиль покачал головой:

— По-моему, нет необходимости выезжать всем. Хаас еще не оправился от ранения. Кроме того, было бы ошибкой помещать все яйца в одну корзину. Я бы предложил Хааса оставить. Может возникнуть необходимость в каких-то действиях на материке.

— Я согласен. — Старкингтон кивнул. — А как Хаас?

Маленький энергичный человек невесело улыбнулся.

— Я бы с удовольствием присутствовал при убийстве... Но я склоняюсь перед логикой аргументов Луковиля. Я тоже согласен.

Гановер кивком выразил одобрение.

— Хватит ли у нас денег?

— Это я получил сегодня утром. — Старкингтон достал конверт. — Холл подписал документ, дающий мне право на все наши фонды.

Гановер удивленно поднял брови:

— Значит, он уплыл с Драгомиловым.

— Скорее с дочерью, — улыбнулся Хаас. — Бедняжка Холл! Заполучил тестя, за убийство которого сам же уплатил деньги.

***

Краешек солнца плавно поднимался из-за горизонта. Наслаждавшийся теплым утренним бризом Винтер Холл, внезапно обернувшись, увидел Драгомилова.

— Доброе утро! — улыбнулся Холл. — Как спали?

— Как и следовало ожидать, — с усилием улыбнулся в ответ Драгомилов.

— Когда, мне трудно заснуть, — сказал Холл, — я обычно гуляю по палубе. Такая прогулка помогает нагнать сон.

— В прогулках не было недостатка, — Драгомилов пристально посмотрел на молодого человека, стоявшего рядом. — Ко мне прошлой ночью перед отплытием пожаловал посетитель.

Холл вдруг все вспомнил.

— Грэй! Это ему было поручено обследовать этот корабль!

— Да, Грэй пришел повидаться со мной.

— Он на борту? — Холл оглянулся: приятная улыбка исчезла.

— Нет, он не отплыл с нами. Он остался.

Холл с недоумением посмотрел на стоящего рядом светловолосого человека и, казалось, начал понимать.

— Вы убили его?

— Да. Я был вынужден.

Холл снова стал наблюдать за восходом. Лицо его было строгим.

— Вы говорите, что были вынуждены. Не означает ли это признание перемен в ваших убеждениях?

— Нет, — Драгомилов покачал головой. — Хотя убеждения могут меняться, если человек достоин звания существа разумного. Я потому сказал — вынужден, что он был моим другом. По крайней мере, моим протеже. И на мою жизнь покушался, следуя моему учению. Отнимая у него жизнь, я не мог не признать чистоту его мотивов.

Холл устало вздохнул:

— Нет, вы не изменились. Но все-таки скажите, когда же это сумасшествие прекратится?

— Сумасшествие? — Драгомилов пожал плечами. — А что такое здравомыслие? Позволять жить тем, чьи действия ведут к гибели невинных? Иногда тысяч невинных?

— Это, конечно, не относится к Джону Грэю?

— Нет. Я только объясняю основы моего учения, в которое верил Джон Грэй и которое вы назвали сумасшествием.

Холл безнадежно посмотрел на собеседника» — Но вы уже признали банкротство этой философии. Не может человек судить, он может только быть судим. И не отдельной личностью, а только сообществом людей.

— Верно. Основываясь именно на этом, вы убедили меня, что у Бюро недостойные цели. Во всяком случае, вы меня убедили, и я принял заказ уничтожить себя. К сожалению, обстоятельство, что организация слишком совершенна, сработало против меня.

— Совершенна! — с раздражением воскликнул Холл. — Разве можно употреблять это слово? Ведь шесть или даже восемь попыток уничтожить вас закончились провалом!

— Эти провалы и свидетельствуют о совершенстве, — без тени иронии сказал Драгомилов. — Вижу, вы не поняли. Провалы поддаются исчислению. Провалы только доказывают правильность расчетов.

Холл с удивлением посмотрел на него.

— Времени уже пролетело много. До окончания контракта осталось менее трех месяцев. Что тогда?

К его удивлению, улыбка на лице Драгомилова погасла.

— Не знаю. Пока идут недели и месяцы, что-то все больше и больше беспокоит меня.

— Вы удивительный человек! В каком смысле беспокоит?

Маленький светловолосый джентльмен посмотрел на своего собеседника.

— Я не уверен, что мне захочется жить по истечении этого времени. Настоящая хозяин людей — время. Время, видите ли, его шестерни приводятся в движение звездами, а стрелки контролируются бесконечностью. Мною тоже создана совершенная машина — Бюро. И ничто, кроме него самого, не может доказать его совершенства. Неумолимая поступь другой, более совершенной машины не оправдывает недостатков Бюро.

— Но вы все же предпринимаете попытку воспользоваться временем для своего собственного спасения, — подчеркнул Холл.

— Я только человек, — грустно ответил Драгомилов. — Возможно, в этом объяснение неизбежной слабости моей философии.

Главе XVI

Приятные дни путешествия на борту «Истерн клипера» летели быстро. Груня, лежа в шезлонге на палубе, как и Холл, стала бронзовой от загара. Драгомилов тоже все время проводил на залитой солнцем палубе, но оставался таким же бледным, как и прежде.

Холл с Драгомиловым наложили вето на философские споры; их разговоры теперь вращались либо вокруг стай скумбрии и тунца, игравших за кормой корабля, либо вокруг прекрасной кухни на борту, а иногда и вокруг теннисных баталий на палубе.