Увядание розы - Наталия Орбенина

– Боря, дорогой, все-таки пришел! – раздался рядом радостно удивленный голос доктора Миронова.

– Поздравляю вас, Николай Алексеевич, с бракосочетанием вашей дочери! – сдержанно поклонился Трофимов своему учителю.

– Да, голубчик, да! Понимаю, вам нелегко! – Миронов, во фраке и с белым галстуком, похлопал его по плечу. – Но что делать? Может, оно и к лучшему? Впрочем, к чему загадывать, поживем, увидим! Вы когда покидаете нас?

Миронов прекрасно знал, когда уезжает его ученик, потому как сам много способствовал этой поездке. И Борис знал, что доктор знает дату отъезда. Но обоим было так неловко, так нехорошо друг с другом, и надо было о чем-то говорить, а говорить не хотелось.

– Послезавтра еду. Паспорт уже выправил, бумаги собраны, с квартирной хозяйкой рассчитался, нанес последние визиты. Вот этот визит на Олину свадьбу, можно сказать, самый последний.

– Как прибудете на место, оглядитесь, обустроитесь, тотчас пишите! Подробно, с деталями, мне все интересно, все важно! – с излишней горячностью воскликнул Николай Алексеевич.

– Обещаю, – коротко кивнул головой Трофимов.

Новобрачные между тем сели в нарядную карету, украшенную гирляндами и лентами. Гости поспешили занять свои места в торжественной процессии.

– Ох, надо и мне поторопиться, а то без меня уедут! – засмеялся доктор, глядя, как за краем белоснежного платья дочери захлопнулась дверца кареты. – Ну прощайте, дружок! Желаю удачи! Бог даст, свидимся!

Они пожали друг другу руки, и Трофимов остался на паперти один. Только теперь он почувствовал, что на улице холодно. Он поежился, застегнул пальто, поднял воротник, надел шапку. Опять подумал об Ольге. Господи, неужели он теперь обречен думать о ней всегда, постоянно, во всякие мгновения своей жизни?

…Новобрачные после свадьбы уехали за границу. Мальчики, повзрослевшие и попритихшие от таких кардинальных перемен, остались на попечении мисс Томпсон. Вера, как и грозилась, переселилась к бабушке. Она раскаялась в своем решении, вызванным мимолетной вспышкой злобы, но отступить не хотела из-за детского упрямства. Перебравшись вместе с книгами, куклами, нарядными побрякушками, ворохом одежды и белья на новое место, она поняла, что жить ей в этом доме, хоть и у родной бабки, придется непросто.

Старуха Горская проживала в конце Малой Морской улицы в собственном доме, таком же старом, как и она сама. Этот дом принадлежал родителям покойного мужа. После замужества дочери Агриппина Марковна населила его приживалками, наперсницами, бедными родственницами, коих за много лет завелось в этих комнатах Бог знает сколько. Вера не брала себе за труд запоминать их имена. Все они кормились с барского стола, и каждой было предписано определенное занятие. Читать вслух книгу с выражением, придыханием и завыванием в нужных местах. Вдевать нитки в иголки. Кормить, чесать и всячески обихаживать дюжину кошек. Точить сломанные карандаши, которыми хозяйка вела подсчет расходов. Следить за горничной, чтобы не стащила чего в комнатах, за кухаркой, чтоб не украла хозяйский сахар, он нынче дорог, за дворником, чтоб экономно жег дрова, и вообще следить за всяким и каждым. Приносить новости с улицы. Иногда просматривать газеты. Словом, масса важных и полезных поручений.

Хозяйка жила в достатке, но замкнуто, ограничивая общение семьей дочери и старыми знакомыми. Вездесущие журналисты после смерти богини пытались пробраться в святая святых – ее девичью светелку, вытянуть из несчастной матери подробности прошедшей юности Тамары.

Но получили суровую отповедь и были изгнаны раз и навсегда.

Вера надеялась, что бабушка поселит ее в комнате покойной матери, что она окажется среди ее вещей, но ей досталась маленькая комнатушка, где она с трудом разместилась сама и расположила свое добро.

Первые дни Вера ходила по дому и, хотя она тут бывала не раз, открывала его заново, все закутки и уголки. Приживалки, подобные большим серым мышам, пугали Веру. Какая ужасная и жалкая участь!

А ведь они тоже когда-то были молоды, быть может, красивы, полны надежд! Бабушку девушка боялась и почитала. Она с детства наводила на детей страх своими грозными речами. Позже она научилась понимать, что за этим, как ни странно, плещется любовь, море любви к ненаглядной Тамарочке, Вере и братьям.

Все было непривычно. Уклад жизни, какой-то неспешный, сонный. Обстановка комнат, старая, но крепкая мебель, диваны и кресла, покрытые чехлами. Непонятные запахи, то ли пыли, то ли старости.

Особенно чуждыми оказались звуки. Если в родном доме постоянно слышались голоса детей, взрослых, музыка, рояль или патефон, разговоры многочисленных гостей, хриплая трель телефона, то тут – тишина, шарканье стоптанных туфель, скрип половиц, изредка брань в кухне, хлопанье форточки, и снова тишина. Первые дни, пока Вера привыкала, Агриппина Марковна все говорила с ней, без конца посылала к ней горничную, заставляла подолгу сидеть около себя, полагая, что тем самым скрасит и облегчит девушке перемену дома. Потом Вера оказалась предоставлена сама себе, правда, в ограниченных пределах.

– Ты уж, милая, не сердись, но из дому я тебя одну пускать не могу. Гувернантки теперь нет, лакеи и горничная в летах, чтоб за тобой бегать. Так что будешь со мной выезжать, – заявила Горская внучке, когда та пожелала пройтись прогуляться.

Вера смирилась безропотно и довольствовалась открытой форточкой и поездкой в древнем рыдване за покупками. Самой себе начитанная девушка теперь напоминала Лизу из «Пиковой дамы» сочинения господина Пушкина.

Однажды Агриппина Марковна, вкусно отобедав карпами в сметане, гусем с кашей, налимьей печенкой и пребывая в чрезвычайно доброжелательном расположении духа, завела с внучкой разговор, который привел Веру в большое уныние.

– Я много думаю, Вера, о твоей будущности. Ведь теперь твоему разудалому отцу не до тебя, у него молодая жена! Поэтому кроме меня некому о тебе побеспокоиться!

– Помилуйте, бабушка, вы и так обо мне беспокоитесь, куда еще более! – удивилась девушка, прикидываясь, что не понимает, куда клонится разговор.

– Надо тебе найти жениха, настоящего! – воскликнула Аргиппина Марковна. – Такого, чтобы ты жила за ним как за каменной стеной! И не знала ни горя, ни забот!

– Да разве бывают такие? – меланхолически пожала плечами Вера.

– Встречаются, – последовал краткий ответ. – Только ты, Христа ради, мне не перечь, не спорь и не капризничай! Худого сами не возьмем, научены горьким опытом!

И дальше уже речь старухи потекла в привычном русле. Клеймить и ругать зятя.

Вера крепилась и терпела. Она хоть и не соглашалась, но вынуждена была молчать.