Клерк позорный - Леонид Рудницкий

Тогда он стал развивать тему и написал, что он таджичка, зовут его Фераха-ханым и работает он дворничихой в Марьино. Это ее не испугало. Он сообщил, что у него в Марьино есть каморка и пригласил ее в гости. «Правда, здесь же за занавеской спят мои шестнадцать братьев, – написал он, – но они нам не помешают, потому что сон у них крепкий». Она ответила, что подумает – билет в Москву из Лагоса стоит дорого. Коржику стало скучно. Он написал, что тоже подумает, и оборвал переписку. Она потом еще с месяц наведывалась на его страницу и что-то писала, но он не отвечал.

Коржик не мог бы сказать, помогали ли эти сайты кому-нибудь знакомиться реально, но одна польза от них точно была – время на работе с ними бежало быстрее.

41

Жучковский по натуре был наглым прапорщиком. Но наглость его кончалась в тот самый момент, когда он встречал решительный отпор. Странно было видеть, как этот бравый вояка тушевался и тут же убегал, что-то бормоча себе под нос. Казалось, что теперь он успокоится если и ненадолго, то на более-менее продолжительное время.

Но ничуть не бывало. Наглость очень быстро восстанавливалась, и он начинал наскакивать опять. Это было поведение мелкой шавки, каким-то образом попавшей в тело крупного пса.

Каждый раз, когда Коржик его видел, в голову ему почему-то лезли услышанные когда-то матерные стихи:

«Я не поэт, но я скажу стихами:

Пошел ты на хер мелкими шагами!»

Он мог бы его послать и не стихами. Но стихами было красивее.

Пузо Жучковского свисало через узкий брючный ремень вниз и тянуло за собой тесную рубашку. По очертаниям получалась большая капля жира весом этак килограммов в двадцать. Или курдюк барана. Или горб верблюда, только на животе. В голодное время на жире из этого пуза можно было бы жарить картошку. Все равно тот откормил его на украденных у солдат пайках, так что это было бы просто восстановление справедливости.

Коржик представил себе картину в стиле Репина под названием «Голодные солдаты поедают жареного полкана и младших офицеров».

Ходил Жучковский быстро, и живот его все время подпрыгивал. Иногда Коржику приходила в голову мысль, что если бы на этот живот натянуть струны, то он мог бы зазвучать сильным утробным звуком, может, даже полифоническим. Похожим на тот, что звучит на вокзалах перед объявлением о прибытии поезда. Его можно было бы использовать и как инструмент в каком-нибудь симфоническом оркестре. За струнами Жучковского сидела бы тетка в белой тунике и меланхолично перебирала их, а Жучковский в парадной форме гудел бы на разные патриотические мотивы.

У Толстого Гриши тоже был большой живот, но почему-то он занимал воображение Коржика меньше, чем живот Жучковского. Наверное потому, что Жучковский был неприятнее.

А иногда Коржику нравилось думать, что они любовники и беременны друг от друга. Тогда он смотрел, нет ли еще у них на лице пигментных пятен, и прикидывал, на каком примерно они месяце, кто родит раньше и кого.

Как и многих отставников, у Жучковского имелся пистолет, и он иногда носил его с собой.

– Ты бы не подкалывал его так откровенно, – предостерег его как-то Саша. – У него глаза становятся бешеными.

– Ну и что? – Коржик зевнул.

– У него пистолет есть.

– Откуда ты знаешь?

– Он сам рассказывал. Что ездил на выходных в гости к приятелю, а тот как раз резал свинью. И неудачно – никак не мог дорезать. Тогда Жучковский предложил свинью пристрелить.

– Пристрелил?

– Нет.

– Вот видишь – не смог. У него кишка тонка.

– Ты так считаешь? – с сомнением спросил Саша.

– Я вижу. Человека, который способен на что-нибудь решительное, видно сразу.

– Это в спокойном состоянии. А в возбужденном – другие реакции.

Но Коржик был уверен, что даже и в возбужденном состоянии он на такое не решится. Эта его манера убегать во время конфликта говорила, что он себя контролирует, не лезет в бутылку и сбрасывает лишний пар в движении, так что котел не разорвет.

В свою очередь, Жучковский тоже не упускал случая Коржика подколоть, но делал это армейско-деревенским способом.

После вечеринки на 8 Марта, когда все уже начинали расходиться, Жучковский курил на лестнице.

– Пока, – обронил Коржик, проходя мимо.

Он спустился уже на два пролета, когда Жучковский его окликнул:

– Сергей!

– Что? – откликнулся он не останавливаясь.

– С праздничком тебя!

– Меня?

– Ага!

– С 8 Марта?

– Ну да.

– Ну, тогда и тебя также, и мать твою также.

– И твою мать!

– И тебя тем же концом по тому же месту.

Он что-то пробормотал. Жучковский издал смешок.

– Иди в жопу! – сказал Коржик.

Опять невнятное бормотание. Коржик хлопнул входной дверью.

На следующий день, глядя вслед Жучковскому, Саша спросил:

– Ты заметил, что у него в животе все время что-то булькает?

– Это жидкостный взрыватель, – сказал Коржик.

– Как это?

– Жучковский на самом деле не человек, а андроид. Секретное оружие, называется «Полкан возмездия».

– И как оно действует?

– Полканы в большом количестве разбросаны по всей стране. Если придут враги, они все одновременно взорвутся, чем нанесут невосполнимый урон живой силе и технике противника. А кнопка от них находится в главном штабе.

– Герои! – уважительно сказал Саша.

– А то! – подтвердил Коржик.

– Но пока он наносит урон нам, – помрачнел Саша.

– Тут ничего не поделаешь – механизм. Машина не понимает, где свой, где чужой.

– А чем же он нанесет урон-то? – засомневался Саша. – Содержимым кишечника? В том смысле, что оно не смывается и вражеская армия навсегда будет покрыта позором с запахом?

– Не только. У него внутри стальные шарики и резаные гвозди. Поэтому и пол под ним прогибается.

– А-а, вон оно что!

42

Коржик с Фазилем сидели на кухне. По коридору то и дело проносился Митхун. Маршрут у него был один – в кабинет Толяна и обратно. Получив порцию руководящих указаний, он выбегал и разносил их по офису, а затем, придумав какой-нибудь вопрос, бежал обратно.

– Пидор! – мрачно сказал Фазиль, когда Митхун в очередной раз зашел к Толяну.

– Еще какой! – согласился Коржик.

Фазиль отпил чаю:

– Как же он меня затрахал!

– А тебя-то чего? – удивился Коржик. – Ты ведь ему не подчиняешься.

– Не скажи. Как воскресенье – так он шефа с женой зовет к себе в гости. А шеф меня выдергивает из дома. Один был выходной, так и того теперь нет.

– Да? Я и не знал про это.

– Никто не знал. Я тебе первому сказал.

– И что – так плохо в гостях?

– Он в жопу шефу лезет без мыла. За ноги приходится вытаскивать.

Оба засмеялись.

– И шефу не надоело?

– Пока нет.

– Это ненадолго, – успокоил Коржик Фазиля. – Фавориты у нас меняются часто.

– Я знаю, – кивнул он, – но этот что-то задержался.

Митхун действительно задержался в фаворитах. Он ходил в этом звании уже несколько месяцев и наглел все больше. Обязанностей у него особых не было. Поначалу он попытался залезть в работу каждого, чтобы посмотреть, где тут выгоднее, и потом оттеснить. Но таких мест не оказалось. Там, где прошел Толян, оставались только жалкие крохи, а часто и их не было.

Тогда Митхун потихоньку перетянул на себя функции офис-менеджера, которые были распылены между несколькими сотрудниками. Он стал считать, сколько порций заказывать поварихе на завтрашний обед, отмечать опоздавших и выдавать водителям деньги на бензин. Когда Лариса ушла на длительный больничный, он заполучил ключи от ее сейфа, а затем и сам сейф утащил к себе.

– Митхун взял кассу, – сказал Коржик. Все со смехом согласились.

Получив контроль над расходами, Митхун стал распоряжаться деньгами с крайней скупостью. Порций на обед заказывал впритык, денег на бензин выдавал недостаточно, что возмущало водителей, а канцтовары почти перестал покупать, что возмущало уже всех.

Потом он потихоньку стал командовать и сотрудниками. Начал он с рядовых клерков. Те смолчали. Он перешел к клеркам среднего звена. Те тоже подчинились. Ему это понравилось, и он стал пытаться давать поручения и Коржику, хотя он и посылал его всякий раз.

Митхун заказал себе новые визитки, и на них красовалась его новая должность «заместитель директора по работе с регионами».

Учитывая, что весь бизнес Толяна был сосредоточен в регионах, а в Москве находилась только головная контора, Митхун получался первым замом. Коржик понял, что былого расположения Толяна ему уже не вернуть, тем более в отсутствие Ларисы.

Митхун доставал его все больше и больше. «Должно же и от него быть какое-то противоядие», – подумал Коржик.

Долгие размышления о том, где лежит Митхунова смерть, привели его на родину героя. Он порылся в старых бумагах эпохи становления дикого капитализма и нашел телефон приятеля в Саранске. Они были знакомы еще с тех времен, когда у Коржика была своя фирма и он торговал на бирже. К счастью, приятель сидел все в том же офисе. Трубку взяла секретарша.