Метро 2033. Сказки Апокалипсиса (сборник) - Вячеслав Бакулин

Впрочем, живой-то девушка однозначно не была. Крохотные ступни ее зависли сантиметрах в двадцати над полом, а кожа лица, шеи, рук была до прозрачности бледной. Увидев, что дверь перед ней распахнулась, это неземное создание уставилось на меня немигающими глазами. Признаться, я так же стоял истуканом на пороге, обалдев от собственной смелости. Но, через пару мгновений осознав, что веду себя не как джентльмен, я отодвинулся от прохода и галантным жестом (если таковым можно обозвать судорожный мах дрожащей рукой) пригласил ее войти. Уж не знаю, какое поведение должно быть у всех приличных призраков – к сожалению, ранее не было опыта в общении, – но эта милая девушка пробралась мимо меня как-то боком, ежесекундно одаривая обеспокоенным взглядом.

Как только она оказалась в доме и дверь за ее спиной закрылась (не без моей помощи, естественно… и как только попутчики мои от такого грохота не проснулись?), все посторонние эмоции схлынули с лица красавицы, уступив место радости, облегчению и… затаенной светлой грусти, что ли. Взгляд широко распахнутых глаз, обрамленных невесомыми, как ветер, ресницами, опустился на руины, оставшиеся от антикварной тумбочки. Привидение коротко вздохнуло, коснулось ступнями пола, присело на коленки и ласково провело пальчиками по щепкам. А потом подняла на меня непонимающий, с легким укором, взор.

– Эм… ну, как бы так… – замямлил я, краснея до ушей, как нашкодивший мальчишка. – Так получилось… Случайно получилось, вы не подумайте… Это Шнырь, то есть Митюшка, то есть Митяй. Он вон там спит. Задел, и она как-то… Вот.

На мгновение мне показалось, что она сейчас опять заплачет. Ой, ну вот любят бабы сырость разводить! Ну что за…

– Простите, – тем не менее едва слышно проговорил я. – Я… Сейчас!

Порывшись в карманах (фактически достав из широких штанин, так сказать!), выудил на свет крохотную коробочку темно-синего бархата. Эх, хотел же Настеньке подарить, предложение по-старообрядному сделать. Столько местного сталкера пришлось упрашивать до ювелирки идти. Хотя… Эта побрякушка у меня уже пару месяцев. До сих пор не отдал, да и не отдам уже.

Тогда я вернулся из смены на дальней заставе чуть раньше, чем обычно. В туннеле, ведущем к Ганзе, был какой-то шум, и старшой решил вызвать вояк из быстрого реагирования на усиление. Мне, как «салаге» в искусстве ведения войны, дали добро на отход домой. Откровенно говоря, было у меня подозрение, что я старшому просто надоел, и он решил скоротать дежурство с друганами. Так или иначе, но на пороге своего гнездышка я оказался несколько нежданно. Доказательством этого утверждения послужила веселая возня, доносившаяся изнутри. Как-то слишком ритмично поскрипывал, судя по звуку, мой старенький стул, слышалось чье-то тяжелое дыхание и прерывистые женские хохотки. Я потоптался на пороге, соображая, не ошибся ли квартирой, то есть палаткой. К несчастью, мое жилище стояло на самом краю платформы, чуть вдали от основного «жилого комплекса» (ну что поделаешь, люблю уединение), потому промахнуться было проблематично. Придя к такому неутешительному выводу, я все же решился и тихонечко отодвинул самый краешек брезента, одним глазом заглянув внутрь. Моему обалдевшему взору предстала картина «красоты неописуемой»: прямо напротив двери полубоком на коленях стояла обнаженная волосатая фигура нашего начальника станции Васюрькова, совершая поступательные движения, а перед ним, возложив шикарную грудь на сиденье моего многострадального стула, в колено-локтевой расположилась Настенька. Странно, но в этот момент больше всего меня волновал именно тот предмет мебели, что натужно скрипел под ее пышным «достоинством». Я отпустил брезент и так же тихо и незаметно ушел обратно к посту, сжимая в кармане бархатную коробочку…

Наутро… Впрочем, это я помню смутно. Вроде бы мою слабо трепыхающуюся тушку к палатке притащили солдатики. Настя громко кричала.

В наших отношениях толком ничего не изменилось. Вела она себя как обычно, из чего я сделал вывод, что подобное «общение» с Васюрьковым случилось не в первый раз и, возможно, длится уже довольно давно. Уйти – не хватило… сил ли, смелости ли, гордости ли, черт его знает. Но коробочку я ей так и не подарил.

– Вот, – я протянул Хозяйке «подношение», запоздало подумав, что она вряд ли сможет взять его. Призраки же бесплотны, правильно?

К моему удивлению, девушке удался не только маневр «принятия подношения», но и более сложный уровень – его открытие. Золотое кольцо с бирюзой тускло блеснуло желтым боком, зародив восхищенные искорки в глазах Хозяйки. Она вновь подняла на меня взгляд, из которого пропали тени зарождающихся слез (и слава богу, успокаивать психующих призраков я не обучен!).

– Еще раз извините за тумбу…

– Ничто не вечно… – вдруг отозвалась барышня грудным нежным голосом.

Глаза мои начали вылезать из орбит. Кто ж знал, что она еще и разговаривать умеет?!

Быстрым движением девушка надела кольцо на палец и звонко засмеялась, закружившись на месте. Цветастая юбка едва ли не крыльями вспорхнула, обнажив коленки. Остановившись так же резко, призрак подошла ко мне вплотную и легонько ткнула меня указательным пальцем в лоб. Странно, но кожа ее не была холодной…

Последнее, что запомнил – шепот:

– Это моя тебе благодарность…

И…

…И я проснулся от неслабого пинка под дых.

– Эй, Шмель, поднимай уже зад с лежанки. Солнце высоко и негры пашут! – Кабан грубо заржал над собственной шуткой и потопал к своим вещам. Ему вторил повизгивающий смех Шныря.

– А где Хозяйка? – невпопад поинтересовался я.

– Какая Хозяйка? – удивился Митяй, с кряхтением взваливая на плечи вещмешок. Отчего страдальческое выражение лица, интересно? Тара-то у него еще почти пустая…

– Как это – какая? Призрак этого дома. Я ночью ее впустил… – ох, что-то здесь не так…

– О-о, брат… Тебя вчера точно дверцей от тумбы в черепушку не задело? А то приходы-то, смотрю, не детские, – вновь противно заржав, Кабан распахнул дверь домика. – На выход! Топать не то чтобы слишком далеко, но попотеть придется.

Попотеть не просто пришлось. Пришлось скинуть пару килограммов. Уж не знаю, чья это была извращенная фантазия, но до точки выхода из подземелий метро мы добирались по запутанной сети коммуникационных туннелей. Точнее, по их жалким подобиям, непередаваемо напоминающим крысиные ходы. Уютно себя чувствовал только Митяй, мы же с Олегом, обладая телосложением от среднего до объемного, цеплялись за все, что только можно, пару раз даже едва не застряли. А в одном из переходов из-за громкого чиха на меня что-то свалилось. Это «что-то» обладало резким запахом, довольно острыми когтями, мерзким хвостом, но, к счастью, крайне трусливым нравом.

В общем, когда над головой наконец-таки раздвинулся потолок, являя нашим засыпанным бетонной крошкой и пылью глазам неглубокий колодец с вбитыми в стенки ступенями, радости нашей не было предела (особенно моей, слишком уж экстремальное времяпрепровождение для, в общем-то, типичного мирного жителя метро).

– Слушайте сюда, – полушепотом начал Кабан. Из речи его сразу пропали все реплики из «фени» и прочие атрибуты бандитского говора. Тон предельно серьезный, глазища вон как сверкают. – Сейчас намордники надеваем и поднимаемся. Люк мы еще в прошлый раз проверили. Как выйдем, строимся в классическую цепочку: я – ведущий, Шнырь в центре, Федя, ты замыкающий. Внимание на максимум, по рельсам идем аккуратно, но не тормозим. После торгового центра спустимся на дорогу, повернем направо, на Тимирязевскую. На центр улицы не лезьте, но и под окна домов не жмитесь, мало ли какая тварь в пустующих квартирах засесть могла. Потом нырнем во дворы. Там до «Артемиды» недалеко. Как подойдем, я становлюсь на фишку, Митяй проверяет схорон, Шмель, ты чуть вперед между домами топаешь. Смотришь, не завалило ли проход. В принципе, территория довольно безопасная, сталкерами исхоженная и чищенная, но будьте наготове. По первому сигналу отход. Стрелять только в крайнем случае. Все, с Богом.

Подъем не занял и десяти минут. С непривычки в противогазе дышать было трудновато, да и «калаш» постоянно цеплялся за стенки колодца. Но виду я не подавал, ведь даже Митя впереди меня полз бодренько, что я, хуже этой крысы, что ли?

Это был не первый мой выход на поверхность. Как все пацаны, в детстве я хотел стать «могучим сталкером», и потому не раз и не два порывался посмотреть, что там наверху. Отлавливали нас с завидной регулярностью, и дальше вестибюлей станций мы не уходили. Но все же вид разрушенного войной города каждый раз впечатлял. Серые, чуть оплывшие от времени, дождей и ветров бетонные коробки, подпирающие низкое тяжелое небо. Улицы, захламленные ржавеющими остовами машин и прочей трухой неизвестного происхождения. Тоска и обреченность, поселившаяся в разбитых окнах. Старики рассказывали, что раньше входы на станции напоминали склепы. Или массовые захоронения, чем они, по сути, и являлись. Горы человеческих костей.