Накануне мировой катастрофы - Юрген Граф

«Мужчины не горят без женщин (…) Женские трупы использовались для разжигания огня в куче трупов (…) И кровь оказалась первоклассным горючим материалом» [204].

Студентка: Вы нас разыгрываете!

Ф. Брукнер: Ничего подобного. Это свидетельства, на которые десятилетиями ссылается официальная литература по Холокосту при доказательстве массовых убийств в Треблинке!

Перейдем теперь к вопросу, сколько нужно дров, чтобы сжечь 870 000 трупов. Карло Маттоньо в результате собственных опытов по сжиганию трупов животных пришел к выводу, что для сжигания трупа весом 45 кг нужно 160 кг дров [205]. Он исходил из такого сравнительно малого среднего веса трупов, потому что если были массовые убийства, то среди жертв должно было находиться много детей, а также с учетом частичного обезвоживания многих трупов после долгого пребывания в земле. Для сжигания 870 000 трупов, исходя из названной цифры (870 000 × 160) требовалось 139 200 000 кг дров.

На аэрофотоснимках, сделанных в мае и ноябре 1944 года, виден густой лес площадью около 100 га с северной и восточной стороны лагеря, небольшая часть которого находится на территории самого лагеря. Так откуда могло лагерное руководство взять эти 139 200 тонн дров?

Перейдем к вопросу о пепле. При кремировании трупа остается пепел, вес которого составляет примерно 5 % от веса тела [206]. От 870 000 трупов средним весом 45 кг должно было остаться (870 000 × 45 × 0,05) примерно 1950 тонн пепла. При сжигании древесины остается зола, вес которой — около 8 % веса древесины. При расходе 139 200 тонн дров должно было остаться (139 200: 0,08) около 11 100 тонн золы. Следовательно, по завершении сжигания вместе с пеплом трупов на территории лагеря должно было остаться (11 100 + 1950) около 13 000 тонн золы и пепла плюс огромное количество осколков костей и зубов. Согласно показаниям свидетелей, пепел ссыпали в пустые общие могилы. Даже не принимая во внимание, что, по расчетам Маттоньо, после этого еще должны были остаться около 48 000 кубометров пепла, советская и польская стороны могли по окончании войны произвести раскопки и представить миру неопровержимые доказательства массовых убийств. Ничего этого сделано не было.

Студентка: Значит, после войны в Треблинке не было никаких раскопок?

Ф. Брукнер: Были, но они дали совсем не тот результат, какого ожидали. Мы еще вернемся к этому вопросу, но предварительно я хотел бы еще сказать о самом безумном аспекте всей этой истории, а именно: о способе сжигания.

Согласно докладу советской комиссии от 24 августа 1944 года, свидетели Абе Кон, Самули Райзман и Енох Бреннер показали, что с помощью экскаватора была вырыта яма длиной 250–300 м, шириной 20–25 м и глубиной 5–6 м и в дно этой ямы были вбиты три ряда железобетонных свай высотой по полтора метра. Эти сваи были соединены друг с другом поперечинами, а на поперечины с промежутком 5–7 см были уложены рельсы, на которых сжигали трупы. К краям ямы была подведена узкоколейка [207].

В более поздних показаниях свидетелей размеры этой решетки значительно уменьшились, и она удивительным образом переместилась со дна ямы на ее поверхность. В 1965 году дюссельдорфский суд написал в своем приговоре и по делу персонала Треблинки:

«После того, как (…) были поставлены самые различные опыты с сожжением, была наконец построена большая установка для сожжения. Она состояла из бетонных цоколей высотой около 70 см, на которых с небольшими промежутками были уложены 5–6 железнодорожных рельсов длиной 25–30 м. Под этими рельсами горел огонь, в то время как трупы убитых в газовых камерах евреев в количестве от двух до трех тысяч укладывались на решетку и сжигались. Когда увидели, что эта система себя оправдывает, то трупы, захороненные в течение предыдущих месяцев, снова вырыли с помощью большого экскаватора и также сожгли описанным способом» [208].

Вскоре после этого якобы была установлена вторая решетка такой же конструкции; на этих двух решетках с начала апреля до конца июля 1943 года якобы сожгли 870 000 трупов, т. е. 435 000 трупов на решетку, в течение 122 дней, т. е. примерно 3600 трупов в день. Кто из вас мог бы сказать, насколько это технически осуществимо? Вы, Анатолий?

Студент: Я хотел бы сначала узнать, какой ширины была решетка.

Ф. Брукнер: Об этом в дюссельдорфском приговоре не говорится. Свидетель Шия Варшавский указал ширину 4 м, но длину не 20–25 м, а всего 10 м [209].

Студент: По Ш. Варшавскому выходит, что решетка имела площадь 40 м2. Если мы схематически представим себе труп в форме прямоугольника размером 1,75 м × 0,5 м, т. е. площадью 0,875 м2, то на решетке мог уместиться слой из (40: 0,875) = 46 трупов. Если же, как утверждает дюссельдорфский суд, ежедневно сжигали 2000–3000, т. е. в среднем 2500 трупов, надо было нагромоздить (2500: 46) = 54 слоя; при средней высоте слоя 0,3 м эта гора трупов имела бы высоту около 16 метров! Даже если бы эсэсовцы попытались сделать это, например, с помощью кранов, рельсы прогнулись бы под тяжестью трупов задолго до достижения этой высоты, и гора трупов обрушилась бы.

Примем теперь длину решетки за 25 м, как уверяют дюссельдорфские судьи, а ширину за 4 м, по Ш. Варшавскому, тогда ее площадь была 100 м2…

Ф. Брукнер: Стоп! Нельзя объединять два противоречивых свидетельских показания.

Студент: Но это только игра ума. Решетка не могла быть намного шире четырех метров, так как тогда после начала процесса сжигания слишком большие куски трупов проваливались бы в промежутки между 5 или 6 рельсами и быстро загасили бы огонь. Исходя из этих данных, на решетке могли умещаться (100: 0,875) около 114 трупов, уложенных (2500: 14) примерно в 23 слоя. Эта гора трупов все еще имела бы высоту около 7 м, и рельсы после начала сжигания прогнулись бы под воздействием тепла. Так что эта история совершенно невероятна.

Студент: Да, но это еще далеко не все. Воздействующий снизу на трупы огонь сжигал бы самые нижние слои, во все меньшей мере обугливал или опалял бы средние, а верхние вообще не доставал бы.

Студент: И огонь под решеткой быстро погас бы. Во-первых, быстро растущая часть дров превращалась бы в золу, а во-вторых, части трупов постоянно проваливались бы сквозь решетку.

Студент: Так как для сжигания на решетке 3600 трупов имелись всего 24 часа, надо было за это время сжечь всю гору трупов, очистить место под решеткой, заложить новые дрова и нагромоздить следующую гору трупов.

Ф. Брукнер: Итак, вы все убедились в том, что вся эта история от А до Я — совершенная бессмыслица, только дюссельдорфский суд этого, к сожалению, не отметил. Судьи ни на секунду не сомневались, возможно ли это вообще. Свидетели так говорят — и баста.

Студентка: Но если судьи не владели техническими знаниями, они должны были привлечь экспертов.

Ф. Брукнер: На все подобные процессы действительно привлекают экспертов, но не техников и токсикологов, а историков и идеологов, которые читают лекции об отвратительности нацистского режима и огульно считают массовое уничтожение евреев неоспоримым фактом. В задачу суда входит только подкрепление этого «неоспоримого факта» приговором, а для этого надо принимать за чистую монету идиотские показания свидетелей. Мы позже еще подробно поговорим об этих скандальных процессах и условиях, в которых они проходят, но сейчас я хотел бы завершить тему о мнимых массовых убийствах в Треблинке.

В нелепости, которые рассказывает об этом главный свидетель Янкель Верник, поверить невозможно. Он пишет, будто в Треблинке убили «миллионы» евреев [210] и четверть трупов сожгли за «несколько дней» [211]. Если под «миллионами» понимать два миллиона, а под «несколькими днями» максимум 10 дней, это значит, что на вышеописанных решетках в день сжигали не 7600, а 50 000 трупов! Процесс сожжения Я. Верник описывает так:

«Это было ужасное зрелище, самое ужасное, какое когда-либо видели человеческие глаза. Когда горели трупы беременных женщин, их животы лопались, и можно было видеть зародыши в утробах матерей (…) Бандиты стояли рядом с горой пепла и тряслись в сатанинском судорожном смехе. Их лица сияли поистине дьявольской радостью. Они пили водку и самые изысканные вина, чокались, ели, шутили и создавали себе уют, греясь у огня» [212].

И показания этого Янкеля Верника, как мы скоро увидим, являются основными, к которым восходит вся современная версия событий в Треблинке.

Студент: Мы все не дураки и без труда можем оценить достоверность подобных свидетельств. Но нас интересует, что нашли поляки при раскопках на территории лагеря.

Ф. Брукнер: В первой половине ноября 1945 года следователь из Седльце Здзислав Лукашевич организовал в Треблинке раскопки, которые длились четыре дня, и изложил их результаты в докладе [213]. В первый день команда могильщиков нашла «множество польских, советских, немецких, австрийских и чешских монет, а также осколки различных сосудов», но подчеркивалось, что «никаких человеческих останков не найдено». Во второй день нашли «всякую кухонную посуду, различные предметы домашнего обихода, обрывки одежды, множество более или менее сильно поврежденных польских документов, сильно поврежденное удостоверение личности одного немецкого еврея и еще больше монет». На третий день наткнулись среди прочего на «большое количество пепла и человеческих останков». Наконец, на четвертый день нашли «обломки всякой кухонной посуды, большое число лохмотьев, греческие, словацкие и французские монеты, документы на еврейском и польском языке, а также остатки одного советского паспорта». На глубине 5 м раскопки были прекращены из-за постоянно ухудшающихся погодных условий.