Дороги и люди - Константин Багратович Серебряков

Домик пустовал. Как и многие жители города, хозяева, наверное, ушли в горы. Мы расположились на широкой тахте под пестрым домотканым ковром. Комната была низкая; с деревянного потолка свисала люстра, удивлявшая предусмотрительно вделанной в нее керосиновой лампой. Люстра то и дело вздрагивала и покачивалась от взрывных волн. В углу комнаты стояла бамбуковая этажерка, на ней — школьные учебники и клубок шерстяных ниток, из которого торчали две стальные спицы.

— А может быть, жива та женщина? — сказал Гурген.

— Может быть, — ответил я.

— Хорошо, что она никогда не узнает, где захоронена ее рука...

Неожиданно утих артиллерийский гул. В небо взлетела осветительная ракета и на мгновение вырвала из темноты вершины гор. То ли горы, мелькнувшие вдали, навеяли воспоминания, то ли он хотел уйти от скорбных мыслей, но Гурген запел. Голос у него был небольшой, но приятный. Пел он «Горы высокие» — из оперы «Ануш». Жестом попросил поддержать его. Я молчал. Голоса у меня сроду не было. Слух был, а вот с голосом не получилось.

Спев «Горы высокие», Гурген поддел меня:

— Эх ты, такой песни не знаешь!

Мое самолюбие было ущемлено, и я сказал Гургену, что он-то, наверное, и понятия не имел об этой песне, когда мы, ученики 82‑й тбилисской трудовой армянской школы, разучивали оперу «Ануш» под руководством — как он думает, кого? — самого автора, тогда еще мало известного композитора, — Армена Тиграняна, который в ту пору преподавал нам пение.

— И ты там пел?.. Тогда жаль мне Тиграняна, — снова поддел Гурген.

Но не прошло и минуты:

— Не обижайся, это я в шутку.

Вздрогнула, закачалась люстра.

Опять загремела канонада и вернула нас к суровому бытию войны.

Между Гизелем и Владикавказом шло ожесточенное сражение. Немцы бросали в бой новые и новые силы — танки, авиацию, артиллерию, стремясь сломить сопротивление защитников города...

На другой день мы расстались с Гургеном. Но мне одному оставаться не пришлось. Прибыл ростовчанин Михаил Андриасов — тоже корреспондент нашей фронтовой газеты — очеркист и поэт, веселый, остроумный человек. Вместе и провели мы оставшиеся дни тяжелой обороны Владикавказа. А потом...

7 ноября 1942 года, в день 25‑летия Октября, началось то, что все ждали с нетерпением, — исподволь, упорно готовящееся наступление наших войск. Началась гизельская операция, решившая судьбу осажденного города. Танки Клейста поползли назад со все большей скоростью. 19 ноября Советское Информбюро сообщило о разгроме немецко-фашистских войск в районе Владикавказа (Орджоникидзе).

Первыми в Гизель ворвались бойцы гвардейской бригады полковника Даниеляна. В тот же день мы встретились с ним в Гизеле, а вечером передали в редакцию корреспонденцию «Защитники Владикавказа». Ее напечатали 21 ноября. В том же номере, на первой странице, было опубликовано стихотворение Гургена Боряна «Герою».

Защитники Владикавказа пошли в новое наступление, очищая от врага предгорья Кавказа...

Сразу после войны Гурген Борян напишет первую свою пьесу «На высотах» — о героях битвы за Кавказ. Потом — «На мосту» и «Под одной крышей». Он станет драматургом. Останется поэтом. И до конца жизни, которая оборвалась на полпути, — деятельным, активным человеком. Добрым и чистым.

5

Итак, в начале 1943 года в «Боец РККА» прибыл майор административной службы Ираклий Андроников. Был он уже обстрелянный, бывалый офицер-фронтовик. А в сорок втором провел две недели в тылу у врага, на Смоленщине, где действовали партизанские отряды знаменитого Бати — Никифора Захаровича Коляды. Очерки Андроникова были одними из первых о советских партизанах, и читали их с огромным интересом. Он служил в газете Калининского фронта, в войсках которого познакомился с генералом Чанчибадзе. Встреча эта породила целый цикл «устных рассказов», которые Андроников читал фронтовикам. И первый материал Ираклия Андроникова, напечатанный в «Бойце РККА», назывался «Как бить вражеские танки. Беседа генерала Чанчибадзе с бойцами пополнения».

Помнится, в тот день газета переходила из рук в руки: «Читали? Читали о Чанчибадзе?» Но еще больше восторгались люди, когда им доводилось слышать рассказы самого Андроникова. А нам, офицерам редакции, в этом смысле везло больше других. В свободные минуты собирались в комнатке, где сидел Андроников. Просить он себя не заставлял. Он рассказывал, часто импровизировал, и мы слышали незнакомые и знакомые голоса, иногда даже свои собственные. Каскад остроумия! А закончив, этот уникального дарования человек, все с той же доброй улыбкой, которой он, как бы со стороны поощрял себя-рассказчика, нарочито густо басил своим великолепным голосом:

— Ну, хватит, хватит. Работать надо.

В том, 1943 году Андроникову не повезло.

По заданию нового редактора газеты, подполковника Ивана Михайловича Лаврухина, Андроников написал очерк «Генерал Таварткиладзе» — об участнике Сталинградской битвы, ставшем прототипом одного из героев романа Рачия Кочара «Дети болышого дома». Перед публикацией редактор попросил командующего фронтом генерала армии Ивана Владимировича Тюленева прочитать этот очерк. Тот прочитал и одобрил. Вечером, когда версталась газета, Андроникову сказали, что очерк надо сократить. Андроников не хотел, но — газета не резиновая — сократил. На второй день командующий проводил совещание с офицерами, держа перед собой свежий номер фронтовой газеты. Он похвалил очерк и хотел было прочитать какой-то отрывок. Быстро пробежав страницу, не нашел его. Хотел прочитать другой отрывок — тоже не нашел.

— Что за чертовщина! — сказал он сердито и отложил газету в сторону.

После совещания Тюленев вызвал редактора:

— Какую это статью вы мне подсунули? Даете читать одно, а печатаете другое.

— Нет, товарищ командующий, это та же статья, только немного сокращенная.

— Почему сократили? Кто сократил?

— Сам автор.

— По своей воле?

— Нет, ему предложили...

— Раз он такой малодушный и не умеет отстаивать свое, наложите на него взыскание. Да покрепче...

Работал Андроников неутомимо. Корреспондентом ездил и ездил в воинские части. Там же выступал рассказчиком. В редакцию стали поступать заявки на корреспондента Андроникова. Один из его вечеров открыл Петр Андреевич Павленко.

— Перед вами выступит сейчас Ираклий Андроников, — сказал он. — Кто такой Андроников? Писатель. Но какой он писатель, когда больше говорит, чем пишет? Ученый. Но какой он ученый, когда выступает в газете, а не в ученых сборниках, да еще не с научными статьями? Артист. Но какой он