Юные безбожники против пионеров - Валерий Анатольевич Шевченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
П.Г. Смидович в объяснительной записке в Политбюро 18 августа высказал мнение, что, во-первых, проект не должен появиться за подписью ЦК. Во-вторых, проект не вносит ничего нового: «январская резолюция ЦК конкретнее и лучше»[496]. В-третьих, Смидович высказал опасение, что слова резолюции «терпимое отношение к религиозным пережиткам и религии, к деятельности религиозных организаций и пассивное отношение к антирелигиозной пропаганде является одним из проявлений правого оппортунизма»[497] дадут основание заключить, что курс партии меняется, что начинается период открытого гонения на религиозные убеждения[498]. А главное, он сомневался в том, что СВБ, на который резолюция возлагала миссию «превратить антирелигиозную работу в широкое массовое движение», качественно справится с этой задачей. «И теперь уже движение воинствующих безбожников выливается в формы стихийные и не считается с рамками революционной законности», – писал Смидович[499]. Проект резолюции еще несколько раз обсуждался на заседаниях Политбюро[500], но так и не вышел как официальный партийный документ.
Но на местном уровне попытки интенсифицировать работу облекались в решения местных партийных органов. Серия совещаний местных партийных АППО состоялась осенью – зимой 1929 г. Средневолжское краевое агитпропсовещание по народному образованию констатировало «наличие случаев» религиозности учащихся и культурничество в антирелигиозной работе просветительных учреждений края[501]. В резолюции по докладу «О состоянии и задачах антирелигиозной работы», принятой на совещании при АППО МК ВКП(б) в октябре 1929 г., предлагалось: «Добиться последовательного проведения в жизнь антирелигиозного воспитания в школе, борясь за то, чтобы не было ни одной советской трудовой школы без антирелигиозного воспитания, ни одного учителя, не ведущего активно антирелигиозной пропаганды среди детей. Под этим углом можно МОНО и Губпросу проверить кадры учительства. В программы педвузов и педтехникумов включить антирелигиозные предметы, широко развернуть в школах организацию ячеек СВБ и групп безбожников»[502].
ВЛКСМ в решениях конференций, совещаний, бюро и секретариата ЦК затрагивал вопрос усиления антирелигиозной работы школы. В проекте тезисов ЦК ВЛКСМ к VI Всесоюзной конференции ВЛКСМ «О коммунистическом воспитании детей» указывалась необходимость «добиться полного перелома всей воспитательной работы школы, развертывая антирелигиозное и интернациональное воспитание»[503]. В резолюции этой конференции, состоявшейся 17–24 июня 1929 г., по докладу А.А. Северьяновой отмечалось, что «…религиозно настроенная часть учительства [использует] всевозможные средства для того, чтобы вызвать в детской среде неверие в социалистическое строительство, религиозные… настроения»[504]. М.С. Эпштейн, выступая на конференции, обратил внимание на то, что без пионерской организации педагог в школе не справится с антирелигиозной работой. «Мы стоим перед опасностью в школе, – говорил он, – что вся наша работа по интернациональному и антирелигиозному воспитанию примет казенный, формальный, показной характер, если через пионердвижение школа не будет связана с партией, с комсомолом»[505].
11 июля 1929 г. Бюро ЦК ВЛКСМ приняло постановление об усилении антирелигиозной работы комсомольских организаций. Весной 1930 г. Секретариат ЦК ВЛКСМ проверил выполнение местными организациями данного решения[506]. 25 марта 1930 г. Секретариат заслушал доклады Западного обкома и ЦК ЛКСМ Белоруссии[507]. В резолюции по докладам говорилось, что «в школах соцвоса антирелигиозная работы должна перестать быть случайной, она должна войти составной частью во всю образовательную и воспитательную работу школы». Резолюция также требовала «добиться от ОНО лучшего методического руководства антирелигиозным воспитанием в школах»[508].
Всесоюзный слет пионеров 20–22 августа 1929 г., обсуждая перспективы развития детского коммунистического движения, не обошел вниманием проведение в школе антирелигиозного воспитания. Проходившие в преддверии Всесоюзного слета краевые, областные, районные слеты пионеров поднимали этот вопрос. I Всекарельский слет юных пионеров 3–4 августа дал наказ Наркомпросу «усилить путем устройства специальных бесед антирелигиозное воспитание среди детей»[509]. Усиления этой работы в школе потребовал от отделов народного образования I краевой Сибирский слет юных пионеров 7–11 августа 1929 г.[510]
В обращении Всесоюзного пионерского слета к детям СССР, принятом на проходившей в его рамках Всесоюзной конференции, содержался призыв бороться за школу, «которая бы воспитывала… активных безбожников»[511]. 20 августа 1929 г. состоялось совещание делегатов слета в Наркомпросе[512]. А 22 августа прошло антирелигиозное совещание пионеров, на котором они делились опытом работы, в том числе в школе[513]. Совещание предложило «обратить внимание Наркомпроса на подбор учителей»[514].
Наркомпрос, пионерские организации, ученические комитеты (учкомы) школ по итогам пионерского слета проводили конференции. 22 января 1930 г. состоялась II детская конференция пионеров и учащихся школ Александро-Невского района Московской области, которая призвала усилить антирелигиозное воспитание[515]. Немало внимания уделялось ему на I Всероссийской конференции работников учкомов городских школ в январе 1930 г. Конференцию организовали Наркомпрос и Центральное бюро детских коммунистических организаций юных пионеров. С докладом выступил представитель ЦС СВБ Н.К. Амосов[516].
Взаимодействие партийных, комсомольско-пионерских и других общественных организаций по проведению антирелигиозного воспитания в школе было призвано превратить школы в главные центры, оказывающие влияние не только на учащихся, но и на не охваченных школой детей, а также на взрослое население. Считалось, что поддержка населением других мероприятий советской власти во многом зависела от того, насколько успешно школам удастся поставить антирелигиозную работу.
Организационно-плановое управление (ОПУ) Наркомпроса РСФСР с ноября 1928 г. по январь 1929 г. провело обследование школ в 8 краях и областях РСФСР, в том числе и с целью выяснить, ведет ли школа антирелигиозное воспитание.
«В обследованных школах I ступени антирелигиозности в воспитании еще нет», – считал инспектор ОПУ, ревизуя школы Центрально-Черноземной области. Тот же вывод делал инспектор, обследовавший школы на Урале[517]. Инспектор А.С. Розин считал, что в Ростове-на-Дону и в области антирелигиозное воспитание «… начинается даже в наиболее отсталых и консервативных станицах, но идет неорганизованно и неудачно»[518]. В сводном докладе по 8 регионам делался следующий вывод: «…Антирелигиозное движение затрагивает пока меньшинство школ, встречая местами резкое противодействие, особенно в зажиточных станицах на Дону. Большинство учительства в I ступени все еще на перепутье и продолжает держаться безрелигиозного воспитания не только в местах крайней отсталости масс (Кабарда), но также в городах и в классово хорошо расслоенной деревне»[519].
О «некоторых реставрационных попытках отдельных школ по линии безрелигиозного воспитания» говорилось в резолюции совещания заведующих отделами народного образования в Нижнем Новгороде 14–18 января 1929 г.[520] Учителя некоторых школ Одессы, опасаясь неприятностей с родителями, боялись первое время прямо говорить об антирелигиозном воспитании
