Челюсти пираньи - Владимир Гурвич

— Это опасно.

— Опасно, — согласилась Ланина. — А что здесь из того, что мы делаем, не опасно?

— Почти все, — подтвердил я. — Разве что сидим у камина, это вполне безопасно.

Ланина задумчиво перевела взгляд на танцующее пламя.

— Так вы согласны поучаствовать в операции? — вдруг спросила она.

— Вы приказываете, я подчиняюсь.

— Да, вы правы. А знаете, мне стало нравится отдавать приказы. Раньше я не любила этого делать, даже стеснялась. А теперь когда вижу, как люди выполняют все, что я им говорю, мне доставляет это удовольствие. Это плохо?

— Это может стать плохой чертой, если превратится в самоцель, в способ получения удовольствия от власти над подчиненными.

— Я понимаю, что вы хотите сказать, — странным тоном произнесла она, и я даже не разобрал: рассердилась она на мои слова или приняла их к сведению. — Мне нравится здесь сидеть у камина, но уже поздно. Налейте мне вашего коньяка и я пойду спать.

Я выполнил ее то ли приказ, то ли просьбу.

— За наш успех, — провозгласила она тост.

Честно говоря, я не совсем понял, что Ланина конкретно имела в виду, но коньяк выпил. Ланина встала и, как мне показалось, не очень охотно пошла к двери. Я последовал за ней. У лестницы наши пути разошлись: ее — пролегал на второй этаж в супружескую спальню, мой — в соседнюю комнату.

Первый день нашего пребывания в этом городе завершился. Мы были живы и здоровы. И это обстоятельство вполне можно было считать тем самым успехом, за который мы только что выпили.

Глава восьмая

Но утром наши планы оказались нарушенными. Мы только-только сели завтракать причем вопреки своему обещанию к нам присоединился Эрнест, как вдруг послышался шум моторов. Не сговариваясь, вся наша троица бросилась к окну.

У дому только что остановились три автомобиля. Мое сердце при виде этой картины снова тревожно забилось, а пальцы потянулись к пистолету. Из машины вылез высокий грузный мужчина.

— Гарцев, — первой узнала его Ланина.

В ее голосе прозвучала тревога. Мы невольно переглянулись.

— Что будем делать? — спросил я.

— Ставить еще одну тарелку, он никогда не отказывается поесть, — весьма разумно предложила Ланина.

В доме раздалась настойчивая трель звонка.

— Я открою, — сказал я.

Так как Ланина не возражала, я направился к входной двери.

Гарцев стоял на пороге один, хотя я заметил, что в машинах сидели не меньше десяти человек; все они явно входили в команду его охраны.

— Не ожидали гостей, — широко улыбнулся Гарцев. Он протянул мне руку, и моя рука утонула в его огромной ладони. — Дома наш президент?

— Дома.

— Ну, показывай путь.

Вместе мы вошли в столовую, и я увидел, что на столе действительно стоит еще одна тарелка.

— Не ждали, — громко повторил Гарцев свое приветствие, при этом широко улыбаюсь. — Как вы тут поживаете, Александра Александровна?

— Как видите, вполне неплохо, — тоже улыбнулась в ответ Ланина.

Но я видел, что она волнуется. — Садитесь с нами завтракать.

— А что, в целом неплохая идея. Я, правда, уже ел, но все равно. Странное свойство моего организма, он всегда голоден. Даже не знаю, что с ним делать? — пожаловался Гарцев на свою судьбу, не без труда втискиваясь за стол.

После того, как Гарцев занял свое место, несколько последующих минут были целиком посвящены еде. Гарцев ел с таким аппетитом, как после великого поста. Его прожорливость не знала границ. Он так глубоко ушел в процесс поедания пищи, что, казалось, забыл о цели своего приезда. Но, едва насытившись, он сразу же вспомнил о ней. Правда и тут он не забывал о главном удовольствии своей жизни, перемеживая слова с большими глотками пива.

— Удивили вы меня Александра Александровна.

— Чем же, Владилен Олегович?

— Приехали сюда, да еще с такой большой делегацией, устраиваете доскональную проверку, а ваш первый заместитель, ваша правая рука, — Гарцев вытянул вперед свою правую руку, — ничего не ведает о вашей поездке. Как же так?

— Я решила, что не стоит вас отвлекать, у вас сейчас масса других дел в концерне. Помните, я вам поручила подготовить новую концепцию его развития. А я этого и боялась, что вы бросите все и примчитесь сюда. Как видите, оказалась права.

— А что мне оставалось делать? — вдруг рявкнул своим зычным голосом Гарцев. — Вчера звонит мне Курбатов и едва не плачет. Я целых десять минут не мог понять, о чем это он. А оказывается, вы приехали, обложили со всех сторон проверяющими и хотите его убрать отсюда.

— Пока речь об этом не идет. Проверка только в самом начале, дождемся итогов, а там решим.

— Да что решать! Да Курбатова не снимать, а награждать надобно. За пять лет, что он здесь, он же комбинат этот почти из руин поднял. Когда он пришел сюда директорствовать, тут работа едва тлела, все было разорено, люди слонялись без дела, а если что-то и делали, то только одно — беспробудно пили. А теперь, сколько прибыли он нам дает.

— Я это все знаю, но заслуги директора комбината не освобождают его от наказания за нарушения. Конечно, в том случае, если они будут выявлены. Есть нарушения, есть наказание, нет нарушений, нет наказания. Разве это не справедливо. Мой вам совет: возвращайтесь назад и готовьтесь к заседанию Совета Директоров. Будем обсуждать вашу концепцию. Предупреждаю: разговор будет тяжелый.

Я видел, что от такой наглости Гарцев едва не задыхается, и сдерживать свое негодование с каждой минутой ему становится все трудней. Я прикидывал есть ли хоть какая-то надежда справиться с этим гигантом, если он все же потеряет самообладание. Задача это будет более чем трудная. А если учитывать, что на подмогу ему может прийти целое отделение дюжих молодцов, то ситуация может принять трагический оборот. И зачем она его дразнит?

— Слушайте, — наклонился Гарцев всем своим огромным телом в сторону Ланиной, — кончайте эту бодягу. Я вам гарантирую, тут все чисто. Я же курирую комбинат и знаю, что на нем творится.

— Я уважаю ваше мнение и принимаю его в расчет, но я хочу сама во всем разобраться. И еще, пусть это не будет для вас неожиданностью: после проверки я намерена перераспределить обязанности в Совете Директоров, я возьму комбинат себе.

Эта новость застала Гарцева врасплох, и несколько мгновений он просто не мог прийти в себя. Затем внезапно вскочил.

— Да, как это понимать, на каком основании?

— Как председатель Совета Директоров и президент концерна я имею на это полное основание. Когда вернусь в Москву, издам приказ.

— А чем же буду заниматься я?

— Дел в концерне много, у меня есть кое-какие идеи. Вернусь, мы с вами, Владилен Олегович, их обсудим. Это очень интересные направления, пора нам расширять сферы нашей деятельности.

— Какие еще сферы, мы и так занимаемся столькими разными делами. Я надеюсь, вы шутите насчет комбината.

— Я не шучу, комбинатом буду заниматься я, — решительно произнесла Ланина.

Наступила критическая минута. Я понимал, что стоит Гарцеву крикнуть своим опричникам, и они сделают с нами все, что захочет их разгневанный шеф. И по его лицу я видел, что именно такое желание бушует в его огромном теле. Я подошел почти вплотную к Ланиной и принял готовую к схватке позицию.

Взгляд Гарцева до сего момента беспредельно прикованный к молодой женщине, теперь невольно переместился на меня. Мы смотрели друг другу прямо в глаза. Не знаю, что он мог узреть в моих очах, но в его я видел откровенную угрозу. Он все еще колебался; я понимал, какой он испытывает соблазн — покончить со своим противником одним ударом. Но пока что-то останавливало его; я не исключал, что при всей ненависти, которую он испытывает к Ланиной, внутренне он еще не готов так с ней поступить. Несмотря на всю свою внешнюю мощь, у меня было ощущение, что подобные решения даются ему нелегко. Во всем его поведении была какая-то изначальная двойственность; он шумел, угрожал, но перейти Рубикон не отваживался. И это тот шанс, которым необходимо воспользоваться.

— Я думаю, что не стоит нам ссориться. Тем более вдруг что случится. Когда мы увидели, что вы выходите из машины, то предупредили свою охрану. (Это было неправдой, и это было большим с моей стороны упущением.) Я понимаю, что нам ничего не угрожает, но в таких случаях я всегда опасаюсь случайностей и недоразумений. Владилен Олегович, могу я с вами перекинуться несколькими словечками наедине.

Гарцев неохотно кивнул головой.

— Давай перекинемся, — усмехнулся он.

— Пройдемте в другую комнату.

Эта просьба не слишком пришлась по вкусу Гарцеву, но возражать он не стал и направился к двери. Я пошел за ним.

Гарцев тяжело опустился на стул, и он жалобно заскрипел под тяжестью его тела.

— Чего хочешь сказать? — небрежно кинул он мне.