Челюсти пираньи - Владимир Гурвич

Яблоков вместо ответа безнадежно махнул рукой. Несколько минут он молчал.

— Да как вы не понимаете, разве это сейчас важно. Важно одно: уцелеть! Я собираюсь лететь в Москву.

— И бросить ее на растерзание местным шакалам.

— Вот и уговорите ее лететь со мной. Я не могу ей ничем тут помочь, не у нас в этом городе власть, мы все здесь абсолютно беззащитны.

В этом Яблоков был почти прав. И все же его решение — отчалить отсюда мне совсем не нравилось.

— Я могу с ней поговорить, но не уверен, выслушает ли она меня.

— Да, она стала другой, — согласился Яблоков, — такой упрямый я ее раньше не видел. Вот только на пользу ли это упрямство? Меня это очень пугает.

Идея уехать из этих мест пока еще было можно по добру по здоровому, все больше казалось мне своевременной и привлекательной. Но вот как отнесется к ней Ланина, я не знал. Я вообще не представлял, что у нее на уме и на душе. После поминок я ее не видел, она заперлась в своей комнате и не выходила. Несколько раз я подкрадывался к двери, но ничего не мог услышать; за ней царила мертвая тишина. Я даже испугался: не сделала ли она что-нибудь с собой? Но все же нарушить ее покой так и не решился.

Я снова сидел в своей любимой комнате с камином, в котором очередной свой сольный танцевальный номер исполнял неугомонный огонь. И как он не устает полыхать без малейшего перерыва? Мне нравился и этот дом и это место, и если бы не печальные обстоятельства, которые сопровождали нашу поездку, я бы с удовольствием продлил свое тут пребывание. Я почти не сомневался: если мы тут проведем еще некоторое время, то нынешние события получат продолжение. Курбатов и его команда настроена весьма решительно, он не для того потратил столько сил и денег на то, чтобы завоевать здесь все и всех, чтобы отдать это какой-то девчонке по первому ее требованию. Он будет драться до конца. А силы у Курбатова немалые, эти дни я украдкой знакомился с его службой безопасности и пришел к выводу, что это весьма странная структура. Ее численность и возможности намного превышали необходимый уровень для обеспечения порядка на комбинате. И в последнее время я все чаще раздумывал над тем, что необходимо предпринять ряд мер на случай чего-либо уж слишком непредвиденного.

Но мои размышления нарушили чьи-то шаги, и через пару секунд на пороге появилась Ланина. Несколько мгновений она стояла неподвижно, не отрывая глаз от огня, затем прошла и села напротив меня. Я посмотрел на нее: хотя в комнате было тепло, она куталась в широкий шарф, а ее лицо было бледным. Но дело заключалось в том, что бледность ей очень шла.

— Я весь день все вспоминала и вспоминала, — проговорила она, но так как будто не обращаясь ко мне. — Я так давно не была в своем прошлом, так много из него подзабыла. Оказалось, что так трудно воскресить в памяти многие эпизоды. Но я все же вспомнила почти все! — с каким-то надрывом проговорила она и только после этого взглянула на меня.

— Я понимаю ваше состояние и все же…

— Да что вы понимаете, — прервала она меня. — Я влюбилась в него сразу, он был самым красивым и самым умным в институте. За ним бегал целый табун девчонок. Я изучила его маршрут и делала все, чтобы попадаться ему на глаза. И однажды он все-таки меня заметил. И когда это случилось, я готова была на все. Я, не раздумывая, стала его в тот же миг, когда он это потребовал от меня.

Ланина с каким-то вызовом посмотрела на меня, я же испытывал определенную неловкость. Я понимал, что эти интимные признания вовсе не предназначены мне, просто воспоминания об ее прошлом с Эрнестом переполняли ее, и она не могла их удерживать в себе. И ей требовался некто, с кем она могла бы ими поделиться. Я же оказался в роли случайного слушателя. И будь на моем месте кто-то другой, она говорила бы все это ему. Или, если быть точнее, при нем. Но такая роль мне совсем не нравилась.

— Ему все предсказывали большое будущее, он учился с такой легкостью, как будто проходил уже однажды все предметы. И когда я выходила за него замуж, счастливей меня не было женщины на земле. Наши первые два года жизни были похоже на сказку, он сразу начал делать блестящую карьеру. Но потом все застопорилось. Он привык все получать с наскоку, а теперь так больше у него не получалось. И это сильно отражалось на его характере и поведении.

Ланина замолчала и стала смотреть на огонь. Я тоже молчал, хотя сказать ей мне хотелось многое.

— Однажды мы тоже вот так сидели с ним в загородном доме около огня. И он произнес фразу, на которую я тогда не обратила внимание. Он сказал, что долго не проживет и умрет не своей смертью. Это я виновата, зачем я его привезла сюда.

— Вы не виноваты, — поспешно сказал я, так как мне показалось, что сейчас с ней может произойти истерика. Но она справилась с собой, лишь неприязненно посмотрела на меня.

— Я знаю, что его никто не мог спасти, даже мой отец. Он пытался ему помочь, ввел в Совет Директоров, выделял для него участки работы. Но все было бесполезно, Эрнест уже ничего не хотел, ему было легче катиться вниз, чем попробовать взять себя в руки и заняться делом. Он последовательно разрушал все в себе, он разрушал все, чтобы было между нами. И он испытывал от этого странное удовлетворение. Когда погиб отец, я за поддержкой обратилась к нему, я надеялась, что в этой ситуации он проявит какие-то мужские качества. Но он даже не думал мне помогать, ему было все равно, что со мной происходит. Вот тогда я поняла, насколько я одинока. И у меня зародилась идея, что мне нужен некто, на которого я хотя бы иногда могла бы чуть-чуть опереться.

Ланина быстро взглянула на меня, затем ее глаза снова стали наблюдать за огненным танцем. Я же испытывал все большее смущение; теперь, когда подоплека всех событий последнего времени мне стала понятна, я вдруг почувствовал, что мне не так-то легко сориентироваться в нынешней ситуации. У меня и раньше возникало смутное ощущение, что в этой пьесе мне отводится роль с большим внутренним контекстом; теперь же никаких сомнений на сей счет я не имел. Но вот что делать мне в этом спектакле, я не очень представлял. Тем более события с каждым днем приобретали все более опасный характер. Сидя в своей конторе я молил провидение о том, чтобы оно послало бы мне хороших клиентов, но когда оно сжалилось надо мной и выполнило мою просьбу, то оказалось, что лучше бы все оставалось по-прежнему.

Пока я в очередной раз раздумывал над ситуацией, Ланина достала сигареты и закурила. Я посмотрел на нее и не без удивления отметил, что выглядит она сейчас вполне спокойной.

— Вам известно, что Яблоков собрался уезжать? — сказал я.

Она слегка удивленно подняла бровь.

— Почему?

— Он считает, что тут становится слишком жарко, а он не любит жары. Он попросил меня вас уговорить немедленно покинуть комбинат и вернуться домой.

— Жаль, что дядя Паша наш покидает, я на него рассчитывала, — проговорила Ланина, но в ее голосе я не услышал большого сожаления. — Впрочем, если говорить честно, от него не очень много пользы. Мне отец жаловался, что он заваливает работу.

— Может, это и так, но он в одном прав: оставаться тут крайне опасно. Пусть аудиторы завершат свое дело, а нам надо уезжать. В этом доме мы как в западне, поблизости нет никого, к кому можно обратиться за помощью. Если что-то с нами случится, то следствие придет к выводу, что это залезли грабители. Ну а дальше произошло то, что произошло.

— Вы мой советник по безопасности, вы должны сделать так, чтобы с нами ничего бы не случилось. Что касается возвращения, но пока я не разберусь во всем, что творится на комбинате, никуда я не уеду. А вы можете уезжать, я не буду даже возражать, если вы решите уволиться. Я понимаю, что вы вовсе не обязаны рисковать из-за меня своей драгоценной жизнью. Я вам выплачу приличный гонорар, не миллион долларов, но вам его хватит надолго.

Ланина резко встала и, не прощаясь, быстро зашагала к выходу. Еще несколько секунд я слышал решительное постукивание ее каблуков. Затем они стихли, я же снова взглянул на огонь. Завтра я уеду навсегда из этого чертово городка, получу деньги и вернусь к своему привычному тихому и мирному существованию. Будем надеяться, что в следующий раз мне повезет с клиентом несколько больше.

Глава девятая

Я проснулся рано, но когда вошел в столовую и спросил у обслуживающего нас человека, где Ланина, то получил ответ, что она уже позавтракала и уехала на комбинат. Я сел за стол и стал неторопливо потягивать кофе. Иногда я поглядывал на часы, наблюдая за тем, как медленно, словно разомлевшие на солнце змеи, ползут стрелки по циферблату.

Самолет в Москву вылетал из местного аэропорта после обеда. У меня еще оставалось куча времени до вылета. То, что Ланина умчалась, даже не сочтя за необходимость попрощаться со мной, обижала мою мужскую гордость. Тем лучше, наше расставание окажется еще легче, не надо больше ничего говорить друг другу.