Клеопатра: История любви и царствования - Юлия Пушнова

Вернулась она очень скоро и стала свидетельницей весьма неприятного для нее события.

Завещание Цезаря

Вернувшись из Испании, Цезарь стал жаловаться на ухудшавшееся день ото дня самочувствие. Участились эпилептические припадки, которые дали о себе знать после африканской кампании. Цезарь счел необходимым дать себе краткосрочный отдых и удалился в Лавик – одно из своих имений. Там, вдали от Клеопатры и от проблем государства, было составлено завещание, которое 13 сентября 45 г. он торжественно представил жрецам храма Весты. Завещание было абсолютно частного содержания и не касалось ни государственных, ни политических проблем. Консульство и диктатуру Цезарь не мог передать по наследству. Это послужило причиной того, что содержанием завещания никто не заинтересовался. И только для Клеопатры завещание было весьма важным. Его содержание ее не просто интересовало, она очень тяжело пережила то, что содержалось в этом документе. Как она смогла простить? Может быть, потому, что любила и понимала? Может быть, потому, что была царицей и не могла позволить себе открыто выражать чувства? Не было свидетелей ее слез или более резкой реакции на завещание, но...

Цезарь объявлял своего девятнадцатилетнего внучатого племянника Октавия, будущего Октавиана Августа приемным сыном и наследником трех четвертей своих обширных имений. О Цезарионе в завещании не упоминалось, что для Рима было естественно и понятно: он не был законным сыном Цезаря, а к тому же по закону иностранец не мог быть наследником римского гражданина. По этой же причине не могло упоминаться в документе имя Клеопатры.

Правда, трибун Гельвий Цинна утверждал, что Цезарь, пользуясь неограниченными правами, подготовил новый законопроект, позволяющий ему персонально, ради рождения наследника, жениться, на ком он пожелает, и даже иметь более одной жены. Возможно, это были только сплетни. Но как иначе объяснить постоянное присутствие Клеопатры рядом с диктатором, ее возвращение в Рим именно в тот момент, когда она была так необходима Цезарю.

Достигнутые успехи не только не успокоили деятельную натуру Цезаря, а, наоборот, казалось, толкали его на новые, еще более смелые предприятия. Говорили, что теперь, когда ему не с кем соперничать, он соревнуется с самим собой, стремясь будущими подвигами превзойти уже совершенные. Мало кто понимал, что не тщеславие, а необходимость толкает Цезаря вперед, что он стал рабом своей удачи и уже не может остановиться. Армия требовала награды за испанскую войну, а денег в казне почти не было. Чтобы расплатиться с солдатами, приходилось начинать новую войну.

Замышлявшийся Цезарем поход должен был затмить славу похода Александра. Он мечтал совершить то, что не удалось Крассу, – разгромить Парфянское царство, а затем вернуться в Италию северным путем через Скифию, Германию и Галлию. Цезарь возлагал все свои надежды на этот поход. Самым важным для него теперь было переломить настроение римского общества, утомленного бесконечными войнами. Цезарь решил соблазнить римлян множеством блестящих проектов, выгодных всем слоям населения. Для их осуществления нужны были большие средства, и казалось, что легче всего добыть их, завоевав богатую Парфию.

При этом Цезарь объявлял себя царем. Объясняется это старинной легендой, записанной якобы в древних книгах. Там говорилось, что победить парфян сможет только царь. Однако ненависть к монархии была в Риме слишком сильна, и Цезарю, чтобы избежать осложнений, приходилось искусно маневрировать. Объявлять себя царем открыто было опасно. Однажды, когда он въезжал в город, несколько человек закричали: «Да здравствует царь!» Толпа на площади умолкла. Никто не поддерживал кричащих. Видя это, Цезарь спокойно сказал: «Вы что-то путаете. Мое имя Цезарь, а не царь».

Заговор против диктатора

В год своего последнего консульства Цезарь назначил вторым консулом преданного ему Марка Антония. Однажды в праздничный день Цезарь явился на форум в пурпурной одежде триумфатора. Здесь к нему подошел Антоний и хотел надеть ему на голову золотую корону. Люди, заранее расставленные Антонием, стали аплодировать. Однако, когда Цезарь оттолкнул корону, аплодисменты стали громче и раздались приветственные крики. Антоний был уверен, что Цезарь отказался только для виду, желая, чтобы его попросили еще раз. Тогда он снова поднес корону Цезарю, и снова нанятые хлопальщики усердно изображали народный восторг. Цезарь, будто почувствовав настроение толпы, и на этот раз отказался от царской власти.

Раздраженный неудачей, Цезарь решил покарать противников, невзирая на их общественное положение. Когда народные трибуны сорвали со статуй Цезаря короны и арестовали людей, приветствовавших его как царя, диктатор отрешил трибунов от должности и изгнал из сената. Это вызвало против Цезаря взрыв возмущения, так как трибуны считались самыми священными из должностных лиц. Особенно возмущены были представители старой римской аристократии, которые еще со времени заговора Катилины видели в Цезаре опасного смутьяна. Они не замечали, что, придя к власти, Цезарь сильно изменился и вовсе не был склонен выполнять данные народу обещания. Так, он отказался провести закон об отмене долгов, распустил союзы ремесленников, игравшие большую роль в защите прав граждан, получавших бесплатный хлеб от государства. Аристократы ненавидели Цезаря, но понимали, что бессильны бороться против его диктатуры. Единственную надежду они возлагали на смерть Юлия Цезаря.

Среди этого смятения Цезарь все свои мысли направлял к одному – к войне против Парфии. Видя в этой войне средство выйти из всех затруднений, думая, что если он с победой вернется из Парфии, он будет господином положения благодаря славе и завоеванным сокровищам, он собирал деньги, создал большой склад оружия, готовил план войны. Легко набрал Цезарь шестнадцать легионов новобранцев. Много молодых людей, гонимых нищетою, поступили к нему на службу в армию. Парфянские богатства манили всех.

Новая военная операция требовала огромных ресурсов и могла стать тяжелым бременем для Рима и зависимых от него стран. Долгих пять месяцев готовилась экспедиция против Парфян, и Клеопатра все это время была рядом с Цезарем. Она принимала в подготовке самое активное участие. Более того, в ее планы входило покинуть Рим вместе с диктатором. Клеопатру ожидала новая роль в жизни ее возлюбленного – роль союзницы в намеченной войне. Не только чувство заставляло ее принять столь сложное решение. Царица надеялась, что ее страна будет богато вознаграждена в случае удачной войны и очередного триумфа Цезаря.

Однако честолюбивым мечтам Клеопатры не суждено было сбыться.

Среди сенаторов возник заговор, ставивший целью уничтожить Цезаря и восстановить старые республиканские порядки. Во главе заговора встали Марк Брут, Децим Брут Альбин и Кассий. Число заговорщиков выросло до шестидесяти человек, и слухи о подготовке к восстанию поползли по городу. Друзья, как могли, предостерегали Цезаря и даже советовали ему усилить охрану, но уверенный в себе полководец не прислушивался к этим словам, называя их «грязными доносами». И действительно, многие из поступающих к нему сведений были откровенной ложью. Таким образом доносчики пытались рассчитаться с личными врагами, или просто выслужиться перед Цезарем. В разговоре с Клеопатрой Цезарь вдруг сказал: «Лучше один раз умереть, чем жить в постоянном страхе. Что предназначено судьбой, того не предотвратить. Самая лучшая смерть – та, которая приходит неожиданно». Клеопатра содрогалась от этих слов и готовилась к самому худшему, Ей не хотелось верить в самое худшее, но ее собственная жизнь подсказывала, что в политике всегда есть место предательству и убийству.

Она любила в Цезаре даже это презрительное отношение к собственной смерти. Презрение, основанное, наверное, на определенном фатализме. Однако и она тоже, так же как и другие друзья, предупреждала любимого о недопустимости подобной беспечности.

Смерть Цезаря

Убийство было намечено на иды марта. Иды – это середина месяца, значит, 15 марта Цезарь должен был умереть.

В этот день было назначено заседание сената, на котором Цезаря должны были провозгласить царем всех римских владений. Цезарь теперь мог носить царскую корону за пределами Италии.

До мартовских ид оставалось несколько дней. Клеопатру терзал страх. Она плохо спала ночами, постоянно испытывала необъяснимое волнение. Желание постоянно видеть Цезаря становилось нестерпимым. В очередной его приезд царица призналась, что просила своих прорицателей предсказать его будущее. Цезарь пришел в негодование: «И ты будешь говорить мне о скорой смерти?» «Мой Цезарь, я так страдаю. Не причиняй же мне еще большей боли. Я знаю, что твоя жена чувствует то же самое. Не оставляй меня, милый. Прислушайся к гадателю и не выходи без должной охраны». Он провел ладонью по лицу возлюбленной. Ладонь стала мокрой: «Ты плачешь, милая? Не плачь. Это всего только смерть. Я оставляю после себя так много, что мне не будет страшно уходить из жизни. Тебе я оставляю самое ценное – нашего сына». «Все это не заменит мене тебя, Цезарь». Цезарь вдруг улыбнулся: «Ты разучилась плакать, моя царица. Твои слезы не похожи на слезы других женщин. Я люблю тебя, моя Клеопатра. Ничего не бойся. Я всегда буду с тобой»...