Очень простые мы - Delicate Wind
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Я только знаю, что у тебя есть девушка. Что ты хотел бы с ней жить. И потому тебе нужно больше денег. Ей сколько лет»? «Ага, какой он хитрый. Думает, что я тут начну рассуждать о нашей с ней жизни. Наших проблемах, вообще моих проблемах. Ха, но я узнаю этот психологический прием. Если знаешь все о человеке, ты можешь им управлять. Надавливать на его слабости. Осознав его проблемы, ты своим участием к его делам можешь потом создавать ситуацию, когда он становится тебе обязан, из-за хорошего отношения, и уже потому лучше работает. Чтоб оправдать хорошее отношение. А ведь в принципе что оно? Пустой звук!! Пара добрых фраз». «Вот тебе номер моего телефона. Если что, я тебе всегда помогу. И насчет если выйти не сможешь и так, по жизни». «Ох, какой ты хитрый. Ох. Зря я ему даже про нее сказал и что мне нужны деньги на квартиру. Уже дает повод к управлению мной!! Нет, не выйдет»! «А ее родители к этому как относятся»? Спрашивает он, изучая меня как мышь под микроскопом. «Так. Средне», осторожно отвечаю я. «Ну ладно иди».
Я выхожу и иду во двор, где в тенечке курит Женя. Сейчас 6.30, осталась только наша «полистироловая» смена, а значит Димы-Цыпленка, сразу бы снявшего 10 % зарплаты за перекур, нет. Я кривлю губы, сдерживаясь чтоб не захохотать. Как приятно быть закрытой книгой, впускать в свой внутренний мир только избранных. Не надо всеми мыслями делиться как раньше. Это наивно. И при этом умудряться не закрыться и находить связь, единение с миром, любовь к людям. Но на их языке. Как там у меня, уточним мое предыдущее понимание? Прорубить дверь в мир из моего запутанного мира? Прорубил немного. Но вот пускать до конца не буду. На пару метров!!! И только! Такое волнующее ощущение! Рядом с ними и внутри своего сердца, своей вселенной.
Женя поворачивает бритую голову. «Что-то заебался я сегодня. Сейчас еще пару часов и домой. Устал Лакс»? «Да, есть маленько. Ноги ноют, офанареть как. Бля. Пенопласт хуев скоро сниться начнет». «Сейчас час поварим, а потом убираться будем. Смотри», вдруг улыбается он добродушно и жесткость-злость в его глазах куда-то пропадает. «Паутинка висит. Видишь», он указывает на балку над воротами. «Красивая, правда»? «Да, ничего», несколько ошарашено отвечаю я. «Мне еще нравится, как солнце играет в лужах. Помню, любил в детстве плескаться. Ты любил»? «Да, я и купаться любил».
Мы сидим во дворе на побуревших от дождя деревянных поддонах, сидим и мечтаем. Я думаю о лете и детстве, а о чем думает Женя? Что в его вселенной сейчас? Кажется, какие-то части нас соединились, какое-то большее понимание людей пришло в этот миг, мне стало еще проще сидеть тут с ним, а ведь раньше как трудно было выдавливать из себя подходящие фразы. Женя крутит сигарету и гасит ее в небольшой лужице с бензиновыми разводами. «Ну, пошли», разрушает он наши мечты. «Надо новый куб засыпать». Мы идем, а я оглядываюсь назад и опять смотрю на паутинку, она куда-то исчезла. Ветер сдул что ли? И этот миг я спрятал в своем сердце, как и урок жизни, что дал мне он. Любовь. Я здесь любовь, весь день в центре груди жжет, какая тут часть любви? Общечеловеческая? Но не только она, еще и части ума собираются здесь в одно целое. Обучение рабочему ритму. Просто жить…
И тут? Скажем, день, закончился, солнце отыграло все дивительные треки и я иду к центру Вавилона-города, вспоминая все, что создал умом сегодня. В ушах втулки-затычки от плеера. Мир мне не нужен сейчас, я улетаю на волнах музыки. Я весь чувство, я весь ощущение. Играет «Слот», Московская альтернатив-группа. Гремучая смесь репа, рока, «Дельфина», «Ночных снайперов» и чего-то еще. Лечу над асфальтом, и я весь поток слов, фраз, поток ритма и чувств тех — кто поет. Их мир мне нравится, буду в нем. Он безумен и анархичен, он не любит обыденность, это видно это слышно. Как прекрасен голос певицы, она яростно ввинчивает в меня свое понимание, она пытается пробить во мне что-то. Что? Треки меняются, музыка тоже. Безумие растет. Как ты убог мир! Ты слишком степенен и рассудителен и в тебе нет ни капельки сумасшествия. Я хочу уничтожить тебя, я хочу съесть тебя, я хочу быть тираном, я хочу делать с тобой то, что хочу. Ты мне не нужен мир!!!! «Мы так рады всем этим людям, ну когда же нас разбудят»…Конец песни. Одиночество..
Выключаю плеер, компакт прекращает вращение и вот мир завладевает мной. Шумы города, алогичный свет фонарей, они трещат, мерцают, некоторые гаснут, зажигаются другие. Город громкий, очень громкий и неспокойный, а песня тоже была громкой, но в ее громкости была и тишина. Здесь нет. Здесь иное. Здесь смех и шутки, дела и отдых, работа и дом. Все как всегда. Какое убийственное слово!
Приходит Она на место нашей встречи. Объятие и поцелуй. Зажмемся, шагаем. Куда-то, зачем? Мы давно встречаемся здесь! Она странная сегодня, ее платье смято, юбка с бабочками обладает другим оттенком черного, оттенком тревоги. Глаза не сияют даже чуть. «Лася. Я хочу кушать. Давай купим что-нибудь». «Потерять небеса, запуская руки в бездну», включается плеер. «Сейчас выключу», спохватываюсь я, нервно ища кнопку отключения. Мы что-то говорим, говорим, идем, идем. Заходим в центральный магазин города и покупаем пару сосисок, лепешки с луком и две котлеты. Она кидает мелочь на прилавок и смеется, ей нравится этот звук, звук монет крутящихся на стертом пластике. «Я очень пьяная Лася», шепчет она, а продавщица быстро смотрит на нее и забирает мелочь.
Выйдя вон, мы садимся на бетонные плиты недалеко «от фонтана». Ночная суета течет мимо, а я, молча, разворачиваю пакет со снедью, думая о насыщении. Котлета наверно вкусная. Даю ей лепешку и сверху кладу котлету. Принюхиваюсь к лепешке, во рту скапливается слюна, какой дразнящий запах! Надкусываю ее и спрашиваю: «Зачем котенок? С чего ты так сделала. Сегодня есть повод»? «Нет, мне так захотелось», равнодушно повторяет она, отправляя в рот большую часть лепешки. «Почему»? «Мне так захотелось». Тот же ответ и лепешки почти нет, обрывается пленка с сосисок по 41 рэ за кило. Розовый кончик сосиски подрагивает, трепещет между ее губ, блестит в тусклом свете фонаря над нами и исчезает. Она жует…
«Но, понимаешь. Так же нельзя. Это опускает нас. Это стирает нас. Ты свое сердце губишь этим. Я тут пришел к такому выводу». «Да, правда», прожевав, говорит она, устремив на меня свой рассеянный взор. «Ты осуждаешь меня? И это говоришь ты, который уже неделю с работы не приходит на встречу, не накачавшись парочкой литров пива. Ты же себе позволяешь? Почему я не могу? Ты говоришь, что тебе плохо? Мне тоже»!! «Прости, прости, я не прав, я не буду тебя осуждать. Конечно, я тоже хорош. Но все-таки, почему ты так сделала»? Торопливо шевелю я губами, на которых повисли крошки от лепешки. Она машинально убирает их.
«Потому. Ты думаешь мои «друзья» на меня повлияли? МИрра и так далее? Нет, они меня сегодня как раз отговаривали, когда я с ними пошла на очередной «рок-концерт». Я пила все. Водку. Коньяк. Пиво. Все мешала. Я хотела быть очень пьяной!!!! Потому что сегодня я поняла — друзей у меня осталось мало, так как не стало денег». На ее прекрасных глазах заблестела соленая влага, я прикоснулся к ним и слизал, желая забрать боль, но? В сердце ничего не шевельнулось. Мое сознание. Как пустая чашка из под кофе, где только что плескался великолепный дорогой напиток, и теперь на дне осталась только мутная черная жижа, вязкое нечто, блевотное ничто. Я сам ничто!
«И даже Макс», тихо спросил я. «Я у него не просила». Так же тихо вздохнула она. «Дай сигарету. Я хочу курить». Я дал ей пачку, она вытащила сигу, чиркнула, зажигалка не работала, и тогда она стала с яростью щелкать, желая добыть вожделенное пламя. «Черт», и зажигалка улетела в мусорную корзину рядом с нами. Вдали что-то резко разбили, я обернулся. Группа пьяных подростков выясняла отношения. Мир как обычно зеркалит то, что внутри нас.
«И еще меня травят в общаге, и мама сказала, что не может больше меня содержать. Мне трудно. Я понимаю, что тебе нелегко — но и мне тоже. И еще, знаешь, я приехала вчера домой, рисовала до пяти утра. Когда я это делала, мне казалось, что это гениально. Настолько я тонко чувствовала. А потом, утром, я встала и увидела ЭТО. Дерьмо, блевотина, ничтожная пачкотня. Я бездарная Лася. Каково это понимать»? «Нет, это иллюзия, ты же знаешь. Очередное темное покрывало. Никогда не верь, что это дерьмо. И потом, сама же сказала, или я говорил, что все художники, писатели, начинали с не совсем гениального. Сначала не то. Надо постоянно совершенствовать себя. Тогда, станем гениями. Станем».
«Гениями», усмехнулась она криво, размазывая сигарету об бетон. «Ты сам себя убедил в этом или очки забыл снять? У меня нет таланта. Мне всегда говорили преподаватели ТАК! Говорили — неплохо! Неплохо! То, что я по дурости считала супер! А «друзья» из вежливости замечали, ну типа в-кайф». «Котенок», схватил я ее за руку. «Но им плевать, они воспринимают через форму. Просто они не видят, что это было создано душой. Сердцем. Они видят только погрешности. Внешнее. Мы просто усовершенствуем форму. Внешнее. И тогда все будет! Всему миру начихать на тебя и на твои картины, как и на мои книги. Но это не должно останавливать нас. Сама же говорила, что если хотя бы тебе нужны мои книги, я должен писать. Так вот, мне нужны твои картины». Я говорил, говорил, заглядывал в ее глаза, но она не слышала меня. Не хотела слышать. Только курила и размазывала бычки, курила и размазывала. Бесконечно.