Право Вызова - Максим Злобин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Длинные столы были выставлены на том самом единственном островке, рядом с избушкой Мохобора.
Клюкволюды отмечали свадьбу.
Вот только торжество пошло не по плану, концепция изменилась и во главе стола сегодня оказались не жених и невеста, а Избранный. То бишь я.
— Ещё вина? — уточнила Брусника.
Я мотнул головой и протянул деревянную плошку. Говорить не мог — работал челюстями. Мой десятикратный метаболизм уже изничтожил пиццу, так что теперь я изо всех сил налегал на зайчатину с картошкой. Зайчатину клюкволюды поймали сами, бухла напиздили по соседним деревням, ну а картошку, — если верить Мохобору, — вырастили сами где-то на глухой опушке, вдали от деревень.
— Спасибо, — я наконец-то прожевал и улыбнулся Бруснике.
Девушка весь вечер пыталась мне всячески услужить. Да, в её поведении было какое-то фанатичное обожание, но меня это ничуть не напрягало. А по правде говоря, даже радовало. Моногамией в этом мире даже не пахло, так что заполучить в качестве одной из жен эту сексапильную дриадку я был бы не прочь.
Она горяча. Она без лишних напоминаний подливает мне вино. Она мной восхищается. Очень похоже на портрет идеальной женщины, не так ли?
Ну да ладно. То, как хорошо мне сейчас было, мы уже уяснили. Вернёмся к сути.
А суть такова:
Я действительно оказался Избранным этого странного лесного народа, а странный лесной народ оказался вовсе не странным и не очень-то лесным. Выслушав историю о том, как я сделался клюкволюдом, Мохобор расхохотался и рассказал мне историю возникновения племени.
Вот-это-поворот! — принято кричать в таких случаях.
Когда-то давным-давно Мохобор был Михаилом — маленьким мальчиком, сыном главного инженера на производстве барона Мутантина. Ясен хрен, что не нынешнего барона, а отца нынешнего барона. Да и производство тогда располагалось не на Селигере, а чуть ближе к Торжку, в ангарах посередь леса.
Ну и вот.
Одним прекрасным летним днём, — очень похожим на этот, ага, — весь персонал МХС (Мутантин-Химер-Строя) привёл своих детишек то ли на день открытых дверей, то ли на день матери, то ли ещё на какой праздник… не важно. Важно, что в тот день случилась страшная авария. Из-за технической ошибки рвануло несколько цистерн с мутагеном.
Часть людей погибла. Часть мутировала во что-то криповое и неразумное. Ну а часть, как несложно догадаться, обратилась в клюкволюдов.
Инцидент успешно замяли. Все документы, которые следовало уничтожить — уничтожили. Всех людей, которых следовало подкупить — подкупили. Мутантиным осталось лишь придумать как быть с горсткой зеленокожих мутантов.
Мало того, что они странно выглядели. Мало того, что они были последним доказательством аварии. Клюкволюды самим своим существованием оскорбляли Церковь Двенадцати, ведь, — нихера себе! — они внезапно обнаружили в себе магию, которая к Двенадцати не имела никакого отношения.
Тринадцатая русская школа.
Такое нельзя. Такое надо санкционировать.
И виновниками появления тринадцатой школы будут объявлены… кто? Мутантины. А на кой хуй им такое сдалось? Правильно, не сдалось. Предугадать реакцию Императора на такое невозможно. Вариативность поведения самодержца в таких вот вопросах колебалась от ласкового потрёпывания за ушком до полного истребления рода; в зависимости от настроения, лунных циклов и планетарных фаз.
Так что клюкволюдов было решено истребить. Мохобор не помнит, как именно, но за день до казни клюкволюды бежали.
Вернуться к людям им было уже не суждено. Мутантины развернули против клюкволюдов настоящую войну, в том числе и информационную: мол, так и так, в лесах появились похожие на людей химеры, при обнаружении стрелять на поражение. За голову, само собой, награда.
От греха подальше, Клюкволюды ушли как можно глубже в чащу. Началось выживалово. Ну а когда всё более-менее устаканилось, один из старейшин напророчил появление Избранного, который подружит народы, бла-бла-бла, бла-бла-бла-бла, и вот мы здесь.
Это если вкратце. Если не вкратце, то историю племени можно развернуть на несколько жирных книжек.
Какие выводы из рассказа сделал я? Во-первых, клюкволюды не опасны. Во-вторых, у нас общий враг и убедить их пойти на Мутантина не составит труда. В-третьих, пророчество не такое уж и бредовое. Пусть я пока что не элита элит, а всё-таки аристократ. Меня будут слушать. Свяжусь с какими-нибудь топтунами за экологию из говнистых СМИ, нагенерируем разрывного контекта и вернём клюкволюдов в лоно человечества. А заодно смешаем с говном род Мутантиных. Не прелесть же!
К тому же скоро я стану их новым вождём. Мохобор от своих слов не отказался, но попросил обождать до полуночи, мол, сегодня свадьба, а завтра инаигу… игуана… вот-эта-вот херня, короче. Так что да, теперь у меня есть основа клана. Отсюда и будем танцевать. Из этого и будем лепить.
Кста-а-а-а-ати. А ведь Мохобор обещал мне кое-что ещё.
— Брусника, — девушка сидела со мной рядышком. — Слушай, я точно помню, что твой отец говорил что-то насчёт свадьбы.
Брусника неуверенно кивнула.
— Но раз твоя сестра уже вышла замуж, стало быть, она уже не может. Логично, правда? И получается, что моя невеста — это ты?
— Кхм, — взгляд девушки виновато забегал. — Илья Ильич, мы можем отойти и поговорить наедине? Это не для чужих ушей.
— Конечно, — ответил я. — Пойдём.
Почему она так странно себя ведёт? Сейчас опять случится какой-то потешный курьёз, и я опять останусь недолюблен? Что опять не так? ЧТО, БЛЯДЬ, ОПЯТЬ НЕ ТАК⁉
Мы вышли из-за стола и побрели по пустой, освещённой факелами деревне. Где-то позади гудело застолье. В небе зажглась первая звезда. В клетке над нашими головами очень шумно расчёсывал лицо пленный казак Яросрыв Неврозов.
Брусника молчала. Я тоже молчал. Предвкушение очередного облома очень злило.
Наконец мы дошли до какой-то маленькой хижинки, девушка остановилась и повернулась ко мне лицом.
— Илья Ильич, — она тяжело вздохнула. — Отец обещал отдать тебе в жёны одну из своих дочерей, но… так вышло, что моя сестра уже занята, а я… я…
Брусника тяжело вздохнула.
— Я не знала, что так получится. Извини. Буквально этим утром я приняла командование женским боевым крылом племени. Я поклялась в верности «Клюквенным Клинкам» и не могу нарушить данную клятву даже по воле нового вождя. Один из пунктов этой клятвы гласит о том, что я принимаю обет безбрачия. Прости, Илья Ильич, но я не могу выйти за тебя замуж.
— Угу.
Ясно-понятно, нихуя нового. Издевательства продолжаются. Если представить на секунду, что я персонаж какой-то книги, то мои приключения пишет какой-то наглухо упоротый, сука, ублюдочный садист. Тут не дали, там не дали! А-ха-ха! Как же весело! Как смешно! Прямо надорваться, блядь, можно, от смеха…
— Ну, — я хлопнул в ладоши и делано улыбнулся. — Что ж? Я пойду тогда, ладно? Мне с твоим отцом нужно перетереть ещё кое о чём.
Я развернулся и зашагал обратно.
— Погоди! — Брусника схватила меня за плечо. — Илья Ильич, я очень виновата перед тобой! Да, я подвела тебя и мне очень-очень стыдно. Но если ты согласишься. Если тебе вдруг такое интересно. Я… Я не могу выйти за тебя замуж, но я хотела бы с тобой спать.
О как. «Подвела» — говорит. Такое «подвела» люди годами ищут.
— А ты? — спросила Брусника. — Хочешь?
Глава 15
Про какую-то полянку
Вот говорили мне люди в прежней жизни, мол, Илья Ильич, ты ж такой степенный дядька, и взрослый, и неглупый, и видно что воспитанный где надо. Бабушек через дорогу переводишь, с выпивкой не борщишь, с советами непрошенными не лезешь. И ножом с вилкой ешь, как первая леди; и даже стульчак за собой опускаешь. Ну не мужик, а золото. И вот что же ты, Илья Ильич, при всём при этом, — говорили они, — материшься, как сапожник?
А потому что, блядь, нельзя! Нельзя! НЕЛЬ, — блядь, — ЗЯ! Ну невозможно некоторые вещи описывать без мата, ну вот нахуй запрещено!
Ну вот прикиньте, да? Ведёт меня грудастая-попастая дриадка в хижину. Молоденькая, свеженькая, упругенькая. Ну вот тащит за руку и даже, блядь, не тащит, а тянет; ну вот как будто бы ей, блядь, не терпится уже! А внутри хижины ванна горячая набрана стоит, дымится, — видать, клюкволюды её с той же помойки упёрли, что и свадебный костюм Чаги, — и в ванне этой лепесточки всякие плавают! И свечи стоят! Тут свеча! Там, блядь, тоже!
И подходит моя дриадка к ванне, и суёт в неё одну ножку и смотрит на меня так
