Дети блокады - Лев Разумовский

Летом мы всем отрядом ходили в лес за ягодами. Когда каждый сдал свою норму, набралось два лукошка черники. Мы поставили их под дерево, а сами разбрелись по лесу, чтобы поесть ягод. Пришло время идти домой, а мы не нашли лукошек… Тогда каждый собрал в свою чашечку, сколько смог. Пришли домой поздно, намного позже ужина. В столовой было темно. Дежурный сказал:

— Время ужина закончилось, и теперь надо получить разрешение у директора.

Я попросила:

— Накормите детей, пока я схожу за разрешением.

Ребят начали кормить, а я направилась к Ольге Александровне в ожидании нахлобучки. Она не заставила себя долго ждать. Уже с порога меня начали строго отчитывать. Я рассказала всю нашу историю, а потом сказала:

— Дети ни в чем не виноваты, наказывайте меня.

Она подумала и сдалась:

— Пусть ужинают.

— Спасибо! Они уже поужинали.

На одной из пионерских линеек командир четвертого отряда Вова Николаев во время рапорта директору доложил, что весь отряд выполнил норму сдачи ягод, кроме одного человека — Нонны Саренок.

— Нонна Саренок! — загремела Ольга Александровна. — Два шага вперед!

Нонна вышла из строя, опустив глаза.

— Почему не сдала норму? Отвечай перед дружиной!

— Ну мама, — заныла Нонна.

— Не мама, а Ольга Александровна! Изволь завтра же сдать две нормы! Командиру отряда и мне доложить!

Однажды в детдом пришло письмо из Мантуровского РОНО. Ленинградка Гаятулина запрашивала, нет ли у нас в детдоме мальчика пяти лет, черноволосого, черноглазого, с родимыми пятнышками на мизинцах обеих рук.

В списках детдомовцев такой фамилии не было. Однако учитывая, что дошкольники часто путали свои фамилии или называли их приближенно, Ольга Александровна собрала всех воспитателей дошколят и приказала немедленно начать поиск. Был уже поздний вечер, малыши все спали, поиск проходил при керосиновых лампах, но письмо так взволновало всех, что решили не откладывать до утра и начали осматривать всех черноволосых и черноглазых. И уже на третьем подозреваемом нашли желанные родимые пятна! Восторгу и радости не было конца!

Через некоторое время приехала мать, узнала сына и забрала его с собой.

Другой случай. Весной 44-го в детдом приехал офицер, отец Риты и Вали Климук. Встретили его с большим интересом: человек с фронта — событие в детском доме! Потом он уехал, обещав вернуться и забрать девочек.

Через год пришло письмо, что он едет за дочерьми после тяжелого ранения.

За ним послали подводу в Мантурово и встретили как героя. Все его лицо было в шрамах. Дети вели себя, как взрослые — сочувственно, чутко и понимающе.

Как-то я в очередной раз набедокурила, и Эсфирь Давидовна сказала в сердцах:

— Таких девочек, как ты, надо отчислять из детдома и посылать работать на фанерный завод в Мантурово.

Я очень обиделась. Вечером сняла одеяло с койки и пошла ночевать на кладбище. Там улеглась в крапиве и промучилась до утра, сильно промерзнув. Вернулась в церковь, улеглась тихонько в койку, укрылась с головой. Только согрелась — надо мной голос Эсфири:

— Ах вот ты где! А мы с Кронидом Васильевичем всю ночь тебя с фонарями искали!

После этого она со мной месяц не разговаривала, а когда наш отряд стал собираться в поход на встречу с кировским детдомом, сказала мне:

— За то, что ты тогда удрала из детдома и ночевала на кладбище, останешься дома. Я ничего ей не ответила, а про себя решила: ни за что я не останусь! Пойду с ними тоже.

Когда отряд построился и вышел, я немного подождала, а потом пошла за ними по дороге, держась от них метров за тридцать. Ребята меня заметили, стали оборачиваться, наверное, Эсфири сказали. Она тоже обернулась, подала мне знак, чтобы я вернулась. Но я не послушалась, продолжала идти, сохраняя дистанцию. Так мы и шли довольно долго — они впереди, а я сзади вместе с нашей собакой. Мне так обидно было, я иду и Индусу говорю: «Ты один здесь человек, меня понимаешь, а они все сволочи…» Индус хвостом помахал, все понял.

Я иду, а сама думаю: «Никуда вы от меня не денетесь. Пирамиду физкультурную будете делать, как же без меня, я же ее всегда завершаю». (Я всегда была маленькая и легкая, и меня на верх пирамиды ставили)… Так оно и получилось. Километров через пять Эсфирь остановила отряд и мне рукой уже по-другому махнула. И я тогда бегом как припустила! Догнала их. Все ребята мне обрадовались, и дальше мы пошли уже все вместе.

Про Эсфирь Давидовну скажу, что у нее была своя педагогика, свой подход. Она, когда вечером нас укладывала, к каждому подходила, говорила теплое слово. Провинившегося же сознательно обходила стороной. У нас даже был по этому поводу свой конспиративный язык. Если она еще была в церкви, а мы уже лежали, мы переговаривались:

— К тебе «Пэ» (значит подходила) или «Нэ» (не подходила)?

А хлопот мы доставляли воспитателям немало. Вот и я раз выкинула номер. Мы репетировали постановку «Белеет парус одинокий…». Я была Гавриком. Многие тогда болели гриппом. Я еще вечером на репетиции почувствовала себя нехорошо, а утром голова болела. А Роза Михайловна, которая поднимала отряд, не поверила мне и послала в школу. Я обиделась и зимой пошла в школу в одном платье и без чулок. Учительница отправила меня обратно в детдом, и я в таком же виде пошла обратно. На полдороги встретила бегущую навстречу Эсфирь. Она увидела меня и пришла в ужас:

— Боже мой! Ты без пальто и чулок! Ты бы еще босиком пошла!

Я сказала:

— Могу!

Демонстративно сбросила с ног галоши и по колено залезла в сугроб. И тогда она вдруг заплакала, и мне ее жалко стало. Я надела галоши и пошла с ней в детдом. Там, конечно, слегла и проболела около месяца. И она от меня не отходила. Зато когда я встала, она меня месяц не замечала. Потом, много позже, подошла ко мне и рассказала такую сказку. Будто бы мы всем отрядом набрели в лесу на пересечение разных дорожек. Отряд с ней во главе выбирает светлую дорожку, а я пошла в другую сторону по темной, каменистой. Она будто бы пыталась меня уговорить, но я упрямо уходила все дальше. А когда отряд уже ушел, мне стало страшно, я повернула и догнала своих. Все обрадовались, а Эсфирь меня обняла и поцеловала. И тех пор мы шли по одной дорожке.

Эту сказку я хорошо запомнила.

20 ноября 1942 года. Мне и Розе Михайловне достался первый отряд — первоклашки. Много хороших разумных ребят. Стараюсь быть для них полезной; мы много гуляем, играем, я читаю им вслух Гулливера и объясняю непонятное. Слушают внимательно.

1 декабря во втором отряде был сбор. Отмечали день памяти Кирова. Я привела своих ребят. Ита Ноевна сделала хороший доклад. Во время выступления Цапалина и Бори Богача мои ребятишки понемногу задремали, а Валюшка Зуева даже расплакалась — «спать хочу».

Мое жилье за километр от церкви. Хозяйка — старуха. Поэтому заготовка дров на мне. С утра напилила дров, натаскала воды и побежала в церковь. Накормила детей, потом мыла их в бане, сделала лыжи Фоле Галкину, написала письмо Ире Гусевой для ее родных.

12 декабря было комсомольское собрание. Поставили три цели: 1. Количественный рост комсомольской организации. 2. Реорганизация ядра. 3. Культурное слово — деревне.

Днем играли в снежки, лепили бабу, учились кататься на лыжах. Вечером педсовет. Наметили прекрасную программу подготовки к Новому Году и с середины декабря начали делать игрушки. Наш отряд репетирует, разучивает песенки поросят и поварят для новогоднего праздника. Воспитатели и дети клеят игрушки из цветной бумаги.

Вечером состоялось совещание о сборе средств среди работников детдома, а также среди колхозников на Чкаловскую эскадрилью. Наши подписались все. Я на 100 рублей при моей ставке 185. А с крестьянами намного труднее: народ здесь тугой и бедный. Походили немного, получили пустяк. А ведь есть такие колхозники, которые дают по сто тысяч! Например Ферапонт Головатый. На его деньги построили самолет.

30 декабря школа подарила нам целый ящик замечательных игрушек. Завтра будем украшать елку, а вечером разложим под нее подарки детям.

1 января 1943 года. Новогодний вечер. В столовой украшенная елка. На столах праздничное угощение. После доклада Розы Михайловны начался карнавал — все нарядились, кто как мог. Ольга Александровна была изумительно хороша в наряде светской дамы. Ревекка Лазаревна — в костюме тореадора. Ксения и Мирра нарядились цыганками. Ксения всем гадала, а Мирра каждому прочитала стихи на тему «Будьте здоровы, живите богато!». Вера с Итой Ноевной преобразились в японок и рассказывали байки из японской жизни. Мария Степановна была Алеко. Люся Рогова в черно-желтом шелковом платье танцевала с Евгенией Борисовной, которая была в черной паре и цилиндре.