Мой дед расстрелял бы меня. История внучки Амона Гёта, коменданта концлагеря Плашов - Дженнифер Тиге
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Моя единоутробная сестра. Девочка, пришедшая «на мое место». Мать, когда вынашивала ее, согласилась на то, чтобы меня удочерили. Сестра появилась, а я исчезла. По моим подсчетам, ей исполнилось четырнадцать.
Я перезвонила. Приятный юный голос. Шарлотта сообщила, что приезжает в Мюнхен, к отцу. К тому самому Хагену, который избивал мою мать. Он до сих пор снится мне в кошмарах. От Шарлотты я узнала, что они развелись.
Следующим вечером мы встретились с сестрой в кафе. У Шарлотты русые волосы средней длины, на ней была футболка и штаны. Мы долго разговаривали. Она рассказывала о детстве, а потом спросила: «Какие они, твои новые родители? Хорошие?»
Еще она рассказала, как узнала обо мне. Ей попалась на глаза медицинская книжка Моники. В графе «Дети» сверху стояло мое имя. Шарлотта побежала к матери: «Кто такая Дженнифер?» Мать ответила, что я умерла. Не поверив ей, Шарлотта продолжила расспросы. В конце концов мать сдалась. Я не умерла. Меня удочерили.
Моника назвала Шарлотте мою новую фамилию, сестра раздобыла номер в телефонной книге. У нашей семьи была своя телефонная линия, поскольку мы всегда подолгу разговаривали.
Мы с Шарлоттой спонтанно решили встретиться снова через день. Отправились в Штарнберг и гуляли у озера. Светило солнце, мы целый день провели вместе. Странно было вдруг обрести сестру, но в то же время классно. Правда, меня не покидало ощущение, что с ней что-то не в порядке.
Через пару дней после встречи с Шарлоттой мать позвонила Инге и Герхарду. Она попросила о встрече с ними в нашем доме в Вальдтрудеринге. Для меня это было чересчур. Прошло столько лет, и мне хотелось увидеться с матерью наедине. Я предложила такой вариант: сначала она пообщается с Инге и Герхардом, а потом уже со мной в каком-нибудь кафе в центре.
* * *
Моника Гёт встретилась с Дженнифер в 1991 году. К тому времени она уже давно развелась с Хагеном. Под конец брака он угрожал ей пистолетом, и она вызвала полицию.
Работая секретаршей в Мюнхенском университете, Моника познакомилась с Дитером, будущим вторым мужем. Он был противоположностью Хагену: спокойный, добродушный, приветливый. Моника говорила, что выиграла в лотерею. После свадьбы она взяла фамилию мужа и в обществе стала представляться по-новому. Дитер получил назначение в сельскую местность, и они с Моникой и Шарлоттой переехали в небольшую деревню в Баварии.
Шарлотта начала принимать наркотики. Еще подростком она подсела на героин и потом долгие годы боролась с зависимостью.
На встречу с Зиберами Моника приехала с мужем. Инге и Герхард накрыли стол в саду под яблоней. Также на встрече присутствовал Маттиас.
Инге отметила, что Моника стала куда общительнее. «Она вела себя очень любезно и деликатно. Сказала, что, если бы я могла и ее саму удочерить, жизнь ее сложилась бы удачнее. Такая похвала меня обрадовала и растрогала». По мнению Маттиаса, разговор вышел напряженным и холодным, мать Дженнифер сильно нервничала.
Через некоторое время Инге сказала Монике: «Вам пора. Наша общая дочь вас ждет».
* * *
В кафе на Винер-плац в Мюнхене я сидела довольно долго. Я не сразу узнала мать в женщине со светло-каштановыми волосами до плеч. Она зашла внутрь в сопровождении мужчины. 15 лет назад, когда мы виделись последний раз, волосы матери были длинные, черные. Мне они очень нравились.
Она зашагала прямо ко мне. Я встала. Мы неловко обменялись рукопожатием. Было обидно, что она взяла с собой мужа. Почему не пришла одна? Я хотела пообщаться с ней с глазу на глаз.
Тем не менее я была рада видеть ее спустя столько времени. Я трещала без умолку, пытаясь произвести впечатление. Рассказывала, как сдавала экзамен на аттестат зрелости и путешествовала по Франции. Я упомянула, что, возможно, скоро поеду к подруге в Израиль. Мать не отреагировала.
Она держалась замкнуто, в основном молчала. Я не осмелилась задать ей вопросы, которые меня по-настоящему волновали. Почему ты меня бросила? Почему мы перестали видеться? Как умерла Ирен?
Столько воды утекло. Мы сидели друг напротив друга, и пропасть между нами становилась все больше.
На прощание мы снова обменялись официальным рукопожатием.
Я надеялась встретиться с ней еще раз, но мать больше не звонила. Звонка не было ни через неделю, ни через месяц, ни через год.
Впрочем, и я не предпринимала никаких шагов. Это не было сознательным решением. Мне казалось, что она сама позвонит, она же моя мать. С Шарлоттой я тоже не пыталась связаться, поскольку они жили вместе.
Через несколько лет после той встречи в кафе мой первый психотерапевт выписала мне антидепрессанты. Она расспрашивала о матери, и у меня вдруг голова пошла кругом. Встреча с Моникой пронеслась перед глазами, как в кино. Я поняла наконец, что мать не хочет поддерживать со мной отношения и что она не позвонит.
Прощание в кафе не было искренним. Она не забыла позвонить снова, она просто не хотела этого делать. Почему? Неужели я так мало для нее значила? Несколько месяцев меня раздирали ярость и тоска. Но хуже всего было ощущать бессилие.
Когда у меня началась депрессия, я порой целый день сидела, держа на коленях фотоальбом. Рассматривала снимки из раннего детства и пыталась все вспомнить. Я обращалась к Инге и Герхарду с вопросами, которые следовало задать гораздо раньше. Какое у меня было настроение, когда я виделась с матерью? Как мы с ней здоровались? Я ее обнимала на прощание? Были ли эти объятия теплыми? Догадывались ли Инге и Герхард, что Монику избивает муж? Приемные родители удивились моему решению поднять эти темы спустя столько лет. Они признались, что не могут назвать наши с матерью объятия сердечными. И она никогда им не рассказывала про Хагена.
Я долгие годы никому не задавала подобных вопросов, только самой себе. Иногда проскакивала мысль позвонить матери, но до этого так и не дошло.
И вот я наконец пишу ей письмо, после этого мы разговариваем по телефону. Спрашиваю, как поживает Шарлотта. Мать дает мне ее номер. Я звоню сестре, мы договариваемся о встрече. Сначала увижусь с сестрой, а потом с матерью.
Глазам не верю — Шарлотта выглядит прекрасно. Длинные распущенные волосы, красиво очерченный рот. Никто бы и не заподозрил, через какие испытания она
