Орли, сын Орлика - Тимур Литовченко

– Без воды и пищи! Пхе!

Француз нервно передернул плечами.

– Воды у нас целый бурдюк.

– А еды?

– На пустой желудок идти легче.

– Целых два дня?!

– Две ночи, де Бруси, две ночи. Днем на здешнем солнце вы просто поджаритесь. Что же касается еды… Я здесь нашел кое-что, кроме воды.

И Дариуш показал небольшой сверток с тремя плоскими хлебцами.

– Идти по пустыне невесть куда – это же сумасшествие!

Бедный француз схватился за голову.

– Ну тогда можете и дальше путешествовать по караванной тропе, – пожал плечами персиянин.

– Но ведь…

– Вот только когда наткнетесь на разбойников, не говорите, что я вас не предупреждал.

Де Бруси мигом сник, потом сказал тоном обреченного на смерть:

– Никогда и не предполагал, что соглашусь на столь бесшабашное предложение, как ваше, месье Дариуш.

– Ничего, ничего, – поспешил утешить его персиянин. – Глаза боятся, руки делают. Ваш разум отказывается принимать мой план, но гарантирую: ваши ноги и не заметят, как преодолеют расстояние отсюда аж до самого моря.

И поскольку де Бруси все еще колебался, Дариуш махнул рукой влево и бодро воскликнул:

– Вперед и немедля! Половина ночи уже прошла, а к рассвету нам крайне желательно найти хоть какое-то убежище, чтобы уберечься от дневной жары.

Остаток ночи они почти не разговаривали. Де Бруси держался позади персиянина: если тот выдумал весь этот сумасшедший план, если добровольно вызвался быть поводырем – вот пусть и ведет! А если умрут они здесь, посреди малоазийской пустыни… Что ж, пусть этот грех останется на языческой совести Дариуша.

Лишь время от времени француз настигал своего проводника. Тогда персиянин передавал спутнику бурдюк, чтобы тот сделал жадный глоток… но один-единственный: воду следовало экономить.

Когда солнце вынырнуло из-за небосклона, они едва лишь начали одолевать склон очередного холма. Никакого подходящего убежища в пределах видимости не наблюдалось, поэтому путешествие пришлось продолжить. Дневное светило припекало все сильнее, де Бруси все чаще просил воды, но Дариуш протягивал ему бурдюк все менее охотно.

– Вы, судя по всему, решили жаждой меня заморить? – не выдержал в конце концов француз.

– С чего бы это? – бросил через плечо персиянин.

– Поскольку в моем лице умрет единственный свидетель вашей ни с чем несравнимой трусости.

Дариуш саркастически скривил губы, тем не менее ответил вполне серьезно:

– Оставьте, месье! Ваши попытки вывести меня из равновесия не будут иметь никаких последствий. Что же до воды… Интересно, какую песенку вы запоете завтра ночью!

И ускорил шаги настолько, что француз был вынужден бежать за ним трусцой. Бедолага быстро устал, тогда как на проводника ужасная жара, казалось, не влияла абсолютно. Когда же в голове де Бруси уже начало дурманиться, Дариуш вдруг указал на вход в небольшую пещерку. Хотя нет – это даже не пещерка была, а так – щель в крутом склоне горы, над которой нависал узенький каменный карниз.

О чем-либо другом не приходилось и мечтать! Собрав последние силы, несчастный француз рванул вперед, с разбега упал на голые камни и почти сразу заснул… а может, потерял сознание?! Неизвестно.

Проснулся он от толчков в плечо.

– Эй, месье! Перекусить не желаете?

Перед самым носом француз увидел половину одного из найденных ночью хлебцев и вожделенный бурдюк.

– Можете сделать целых три глотка – разрешаю. Угощайтесь, потом посторожите, ведь мне тоже поспать надо.

– Кругом пустыня, – сказал де Бруси, жадно вгрызаясь во вкуснейший (по крайней мере, так ему показалось) хлебец, – зачем на страже стоять?

– Скорей сидеть на страже – я бы высказался именно так. – Дариуш широко зевнул.

– И все же?

– Пусть безжизненность этой земли не вводит вас в заблуждение. Головорезы могли вернуться на место ночной стычки, увидеть оставленные нами следы и по этим признакам сделать вывод, куда мы пошли. Или кто-то из плененных караванщиков проболтался о двух подозрительных купцах – французе и персиянине, которые исчезли неизвестно куда. Думаете, это невозможно?

Де Бруси не нашел что ответить. Дариуш подождал немного, потом удовлетворенно хмыкнул и умостился под стеной пещерки. Вопреки сокровенным надеждам спутника, бурдюк с драгоценной водой он предусмотрительно прижал к груди, обняв обеими руками. Француз едва не застонал от разочарования: ведь рассчитывал напиться вволю, пока персиянин будет спать.

– Интересно, как вы станете расценивать мою предусмотрительность касательно воды ночью, – насмешливо сказал Дариуш, угадав мысли спутника. – Лучше не засните, месье, и сторожите. Иначе наши головы вскоре будут смотреть одна на другую с кольев, воткнутых в эту раскаленную землю. Что вы хотите: здесь живут дикари, не то что в вашей родной Франции…

Сказал так – и заснул. До заката солнца они сменялись на страже еще дважды. Съели второй хлебец, выпили еще по три глотка воды.

Второй ночной переход оказался более тяжелым: отдых на голых камнях в крохотной пещерке вряд ли можно было назвать комфортным.

– Э-э-эх, оказаться бы снова в Париже! – мечтательно сказал де Бруси, когда они присели отдохнуть и съели третий – последний – плоский хлебец.

– А как насчет Смирны? – коварно спросил Дариуш. – Не в турецком – во франкском квартале[21] есть вполне приличное жилье. Сидели бы в комнате моего любимого отеля на рю де Франс. Заказали бы шишу[22], напитков…

– Ну что ж… Особенно сейчас, при нынешних обстоятельствах, отель на рю де Франс мне кажется едва ли не султанским дворцом, – кивнул француз.

– Даже так? Хм…

Персиянин задумчиво потер бороду.

– Можно подумать, вы бывали во дворце самого султана!..

Де Бруси посмотрел на спутника как-то пренебрежительно.

– Бывал, месье, бывал, можете не сомневаться. – Дариуш говорил тихо, но уверенно. – И в ханском бывал, и в султанском. И даже жил некоторое время.

– Вот как?

– А что здесь удивительного?

– Да вы у нас, месье Дариуш, непростая птичка, оказывается.

– Конечно! Иначе моя жизнь едва ли представляла бы особый интерес для французской короны, а тогда вам едва ли поручили бы сопровождать меня во время нашего маленького путешествия из Смирны в Стамбул.

– В Мантань, месье непослушный, в Мантань!

– Из Смирны в Стамбул через Мантань. Так вас больше устраивает?

– Нет, меньше. Причем значительно меньше!

Вопреки тусклости лунного сияния, де Бруси заметил, как на лицо спутника словно грозовая туча наползла.

– Вы вновь за свое?

– Разумеется!

– Предупреждаю, месье, если посмеете говорить что-то плохое о моей Лейле…

– А кто же еще заманил нас в эту ловушку?!

– В ловушку?!

– Да, месье Дариуш, именно так!!!

– Вы хорошо подумали, прежде чем говорить…

– Ясное дело! Коварно подбросить своему любовнику замечательную идею: отказаться от прямого путешествия в Стамбул, вместо этого идти на Мантань – а здесь караван попадает в заранее подготовленную засаду!

– Месье де Бруси!..

– И вот пустыня уже поглотила двух путников, следы которых не стоит и искать!

– Месье де Бруси, замолчите, ради Аллаха!!!

– Что, месье упрямец, не нравится слышать правду?

Дариуш долго молчал, затем резко встал и бросил:

– Пошли дальше. Пищи у нас больше не осталось, бурдюк почти опустел.

– Околеем мы здесь, в пустыне этой треклятой!

– Нет.

– Околеем, месье Дариуш! И все по вашей милости! По милости вашей и Лейлы этой!..

Звякнула сталь, и прежде чем француз успел отреагировать, кривое лезвие уперлось ему в шею.

– Если немедленно не прекратите издеваться, де Бруси, тогда вы здесь точно останетесь. Вы – но не я. Понятно?

Француз обреченно кивнул.

– Ну вот и хорошо. Вот и договорились. – Персиянин спрятал саблю. – А теперь идем.

Последние капли воды из бурдюка выпили перед самым рассветом. Дариуш широко размахнулся, закинул бурдюк подальше и сказал:

– Ну все, теперь остается только…

– Все-таки умереть от жажды? – вопреки безнадежности их положения, в голосе де Бруси звучал сарказм.

– Нет, идти дальше, пока не достигнем моря. Если мы не отклонились чрезмерно на юг или север, осталось совсем немного.

– А если отклонились?..

Дариуш смерил француза убийственным взглядом и процедил:

– Лично я намерен идти вперед, пока ноги будут меня слушаться.

– Вы сумасшедший!

– Увидим, де Бруси, скоро увидим.

И, развернувшись спиной к солнцу, краешек которого уже вынырнул из-за небосклона, направился к очередному пригорку.

И что же? Все произошло, словно в сказке: часа через три, когда окружающий мир походил скорее на преддверие ада, чем на грешную землю, с вершины очередного пригорка их утомленным глазам открылось безграничное, до самого небосклона медово-золотистое зеркало, отражавшее безжалостные ослепительные лучи дневного светила. Не сдерживая эмоций, француз отчаянно завопил и едва не бросился вперед, однако Дариуш удержал его, схватив за плечо: