Партизаны не сдаются! Жизнь и смерть за линией фронта - Владимир Ильин

Я понял, что попал просто в безвыходное положение, и быстро зашагал в противоположный конец деревни. На завалинке последней хаты сидело несколько деревенских стариков. Один из них, увидев меня, поманил к себе:

— Ты что здесь делаешь?

Я, долго не думая, рассказал старикам то же самое, что и встретившей меня женщине. Один из них при упоминании имени Афанасия вдруг, оживившись, заявил:

— Так Афанасий-то мой племянник. Он что, с тобой пришел? Ах ты, батюшки, да как ты сюда попал. Тебя здесь могут немцы повесить. Никому постороннему нельзя сюда. И вон наш староста еще идет. Пропадешь ты, парень. Ну-ка, мужики, загородите этого парня, а я пойду старосту отведу отсюда.

И старик быстро зашагал в сторону появившегося мужчины с белой повязкой полицая на рукаве. Он не заметил меня. И когда они ушли вместе с дядей Афанасия в один из домов, то старики мне посоветовали уходить в один из прогонов, который находился ближе к концу деревни, через который я вошел.

Мне удалось благополучно снова пройти почти по всей деревне, и я уже стал выходить в прогон, рекомендованный стариками. Он был обсажен со всех сторон кустарником. И вдруг я увидел, что прямо мне навстречу на мотоцикле едет немецкий офицер с большим нагрудным знаком «полевой жандармерии». Я знал, что это самые беспощадные среди всех офицеров гитлеровской армии к нам, военнопленным, поэтому, мгновенно сообразив, что меня ожидает при встрече с ним, я быстро нырнул в густые кусты и, лежа, притаился в зарослях. На мое счастье, этот офицер, не заметив меня, проскочил мимо.

Полежав немного в кустах, я уже хотел выбраться из них, но вдруг обнаружил, что рядом со мной двое деревенских мужиков пилят засохший тополь, который вот-вот должен упасть в мою сторону. Оказалось, что, когда я прятался в кусты почти рядом с ними, они не слышали моего шуршания в кустах. А теперь эти мужики, не спилив еще тополя, решили отдохнуть и сели почти рядом со мной.

Я лежал, затаив дыхание. Положение мое было незавидным. Что, если эти мужики обнаружат меня и передадут немецкому командованию? Попробуй тогда объяснить, что я делал в кустах в немецком гарнизоне фронтовой зоны.

На мое счастье, к отдыхающим мужикам подошел немецкий солдат и начал с ними ругаться. Я слышал его слова:

— Демаскирт! Демаскирт! Пошель нах комендатур! — И они все ушли к коменданту выяснять, можно ли пилить этот тополь, чтобы не производить демаскировку деревни.

Воспользовавшись их уходом, я тут же пополз в кустах. Уже стало вечереть, и немцы выставили патрули вокруг деревни. Поэтому, когда я миновал все кусты и выглянул из них, то увидел солдата, патрулирующего на этой стороне деревни. Я терпеливо стал ждать, пока совсем стемнеет. Когда патруль пошел в другой конец деревни и скрылся в наступившей темноте, я, пригибаясь, побежал в степь. Наступившая ночь была темная, так как луна еще не взошла, мне! удалось незаметно уйти из деревни. Примерно в километре от нее я нашел высокую скирду, сложенную из снопов сжатой пшеницы. Забравшись на нее и приподняв несколько снопов, я там устроился на ночлег. Спал я очень тревожно.

Рано утром меня разбудил орущий во весь голос немецкий солдат, который ехал на повозке по степи и пел какую-то песенку. «Майн либе! Майн либе!» — орал этот немец.

Было уже совсем светло, но солнце еще не взошло. Я подождал, когда проедет этот немецкий солдат, и слез со скирды. Впереди меня, далеко в степи, были видны две деревни. В одной из них жил Афанасий, но в которой — неизвестно. Я пошел наугад к одной из них.

По степи навстречу мне шли трое молодых парней, видимо, на покос, так как на плечах у них лежали косы. По росе далеко было слышно, о чем они говорят. Увидев меня, один из них сказал:

— Смотрите! Вон какая-то сволочь идет! Давайте задержим его и сдадим немцам.

«Вот это здорово получается, — подумал я, — иду по своей родной земле, а мои соотечественники хотят сдать меня гитлеровцам. Крепко же им гитлеровцы внушили свою психологию. А ведь совсем недавно эти юнцы учились в нашей советской школе. Как же мы их воспитывали, если фашисты успели перевоспитать их в течение нескольких месяцев оккупации». Но я не испугался этих парней, смело направился им навстречу, подошел к ним и спросил:

— Хлопцы, а в какой деревне живет Афанасий, ваш тракторист?

Услышав знакомое им имя, они сразу изменили ко мне отношение.

— А откуда вы знаете его? — спросил один из них.

— Спрашиваешь откуда, да я с ним позавчера из плена вернулся. Мы с ним остановились переночевать у его тетки, которая живет в соседней деревне на той стороне железной дороги. А вчера нам нужно было идти к нему домой, но мы случайно разошлись, вот я теперь ищу и его деревню, и его самого.

Они охотно рассказали, как найти деревню и дом Афанасия. Один из них даже проводил меня в нее.

Мы прошли с ним мимо здания молочной, там женщины сдавали немцам молоко. Увидев незнакомого им человека, рассматривали меня с большим любопытством и настороженностью.

Деревня, где жил Афанасий, шла вдоль широкой балки, которая тянулась с востока на запад. Зайдя в нее с северной стороны, парень показал на дом Афанасия, стоящий на южной стороне, и ушел от меня.

Я перешел по мостику небольшую, речку, которая текла по балке, и подошел к дому Афанасия. Открыв дверь, я увидел сидящего за столом Афанасия. Он завтракал. Мне бросилось в глаза, что он был помыт, в свежей, чистой, белой рубахе и что-то ел из сковородки, запивая молоком. Увидев меня, стоящего на пороге его дома, он даже не смутился и не пригласил меня к себе за стол, чтобы позавтракать вместе с ним. А также не предложил мне сесть на стул, который стоял рядом со мной у порога дома. Возмущенный его поведением, я сказал:

— Ну, что же ты, Афанасий? Даже знаться не хочешь со мной, с твоим товарищем, с которым ты столько провел тревожных дней в пути по оккупированной немцами территории. С человеком, который столько раз выручал тебя из беды.

Нисколько не смутившись, на мои обвинения Афанасий заявил:

— Знаешь, Владимир, когда я пришел с тобой к моей тетке, то она мне сказала, что наша местность несколько раз переходила из рук в руки. Дней десять назад здесь были русские, а теперь вот опять немцы.

— Ты сказал «русские», а почему не «наши»? Ты что же, не русский, что ли? — возмутившись, спросил я.

— Ну, наши, — замялся он и продолжил: — Так вот мне тетка сказала: «Ты не связывайся с этим человеком, а то он принесет тебе горе. Немцы всех расстреливают, кто у себя укрывает посторонних людей». Вот я и решил, что у нас тебе оставаться нельзя.

— Эх ты, Афанасий, лучше бы ты сразу мне сказал, когда еще мы были вместе у твоей тетки, что ты струсил. А я-то беспокоился за тебя и в поисках вчера чуть не попал к немцам в лапы.