Слишком живые звёзды 2 - Даниил Юлианов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что это было? – Влада поправила упавшие на лицо волосы, и только сейчас Вика заметила, что глаза её чуть покраснели, а сама она еле-еле сдерживалась, чтобы не заплакать. – Какого хрена они заставили нас раздеться?
– Я не знаю. Но они проверяли костяшки…и загривок тоже. Видимо, произошло что-то серьёзное.
– Суки! – Влада, худенькая и безумно хрупкая, сжала свои ладошки в кулачки и стиснула зубы. Увидев такую «опасность», многие бы только рассмеялись, но смех бы их сразу прекратился, как только взгляд бы упал на полные решимости тёмно-зелёные глаза. – Вот это мне уже не нравится. Мне это ни хрена не нравится!
– Мне тоже. – Вика посмотрела в зеркало и увидела лицо испуганной девушки, вся красота которой мигом пропала. – Мне тоже всё это не нравится.
Глава 8
Хищник и хищница
Её серые радужки блестели, но сама она не вытирала слёзы, нет. Она позволяла им течь по щекам, потому что их блеск только подчёркивал искреннюю улыбку.
Катя сидела напротив зеркала в одном из гостиничных номеров, стараясь плакать тихо, чтобы не разбудить Женю. Пусть спит – сегодня у всех был довольно выматывающий день. С утра и до вечера они шли на восток, стараясь найти хоть один труп, которыми ещё только вчера были усеяны улицы и кварталы. Ни один живой человек не попался им на пути, хотя порой в воздухе слышалось гудение двигателя автомобиля, а иногда и вовсе некоторые окна домов закрывались, как только их жители замечали шагавшую по тротуару троицу. Рэндж всегда трусил рядышком и никогда не отставал, даже если язык уже второй час болтался в открытой пасти от изматывающей жары.
Рэндж… У Кати никогда не было собаки, но всё равно она сомневалась, что найдётся хоть кто-нибудь, кто не уступит место Рэнджу в чуткости. Казалось, его нос улавливал не только тысячу ароматов, но и энергетику людей. Когда Катя смотрела в эти оранжевые глаза, они говорили ей о том, что Рэндж всё прекрасно понимает. Всё без исключения, но молчит, не мешая ходу событий. Понимает, что чувствует Катя, когда смотрит на Женю; понимает, зачем она попросила его не следовать за ней, после чего убежала в аптеку, где постоянно оглядывалась, выпивая противозачаточные; понимает, что смех её настоящий, и настоящий он тогда, когда рядом есть Женя.
Женечка…
Катя попыталась подавить в себе всхлип, но он всё же вырвался наружу, заставив губы разойтись в улыбке. Ладони прикрыли рот…но и это не помогло. Грудь начала сотрясаться в плаче, но в каком же приятном! Эти слёзы не обжигали, нет! Они выводили наружу радость, потому что её было очень, очень много! Челюсть стонала от боли, но какая же приятная это была боль! Боль от улыбки, которую невозможно скрыть! Катя не знала, что с ней происходит. Не знала, почему плачет и смеётся, хотя чуть больше недели назад у неё умер ребёнок. И что пугало больше всего – сегодня она почти не вспоминала Мишу. Этот день начался с поцелуя и нежного секса, этот день начался с мужчиной, рядом с которым Катя могла быть собой. Утро встретило её пением птиц, и пусть вся планета вымерла, на душе наконец воцарилось счастье.
– Кать? Ты чего не спишь?
Женя встал с кровати и подошёл к столику, после чего сел рядом. Катя не хотела смотреть ему в глаза (как объяснить эти слёзы?), но тёплые руки на её спине уговорили показать лицо и развернуться.
В комнате работали лампы, безымянные призраки очистили номера гостиницы от их бывших владельцев. Кто это сделал – загадка. Но её не нужно разгадывать, чтобы остаться здесь переночевать. В номере с одной двуспальной кроватью. И когда Катя взглянула на Женю, когда их взгляды сплелись друг с другом, ей безумно захотелось кинуть его на простынь и не отпускать до тех пор, пока кожу обоих не начнут ласкать солнечные лучи. Дело было не в страсти. Скорее в любви и…восхищении. Да, она восхищалась Женей. Восхищалась его спокойным, всегда рассудительным взглядом, которому так и хотелось довериться; восхищалась его телом, рельефом мышц и самой фигурой (этот чертовски хороший переход от широких плеч к узким бёдрам!).
– Всё в порядке? – Он накрыл ладонью её пылающую щёку, и от этого прикосновения огонь внутри поднялся выше, подкатив к ключицам. Если вдруг Женя возьмётся за грудь, то тут же обожжётся. – почему ты плачешь, Кать? Что-то случилось?
– Да, – она проглотила скопившиеся сопли и почувствовала, как сжалось всё лицо в порыве плача. Держась до последнего, она обвила шею Жени руками и уткнулась в неё, позволив себе зарыдать. Его руки тут же заключили её в объятья. Ну что за бред? Почему, когда человек внезапно становится счастливым, его сотрясают такие всхлипы, какие не приходят в моменты горя? Но если рядом есть любимый…тот, кто влюблён в твои грехи…даже плач идёт в удовольствие.
Катя чуть отпрянула и посмотрела в зеркало. Из отражения на неё глядела молодая девчушка, с заплаканными серыми глазами и дрожащими губами. И этой девчонке никак не могло быть тридцать два года – ей только-только исполнилось семнадцать. Она ещё не знает жизни и встречает каждое препятствие с улыбкой, не снимая её даже тогда, когда меж зубов течёт кровь.
Молодость… как быстро она убегает по истечению годов: морщинки в коже углубляются, глаза начинают впадать, а губы уже не кричат естественным ярким цветом, а лишь бледненько подзывают к себе, и то с неохотой. Катя давно перестала считать себя девочкой – этот мир трахает девочек, и чтобы выжить в нём, приходится становиться женщиной. Женщиной сильной, способной дать отпор самому дикому зверю. Её хребет должен быть отлит из стали, каким бы хрупким не выглядело тело. Потому что мужчины – звери. Все. Абсолютно все.
Кроме, конечно, Жени. Он другой. Совершенно другой.
Катя влюбилась в него, потому что он смог проделать то, что не смогли другие – заставил её почувствовать себя девочкой, а не женщиной. Молодой Катей, а не взрослой Екатериной, переставшей верить в чувства. Утром в палатке ей снова стало семнадцать. Крепкое, молодое тело Жени не оставляло Катю равнодушной. Когда он случайно задевал шрам на бедре, она невольно стискивала зубы, но продолжала наслаждаться процессом – этим волшебным обменом энергиями между двумя горячими телами.
На какое-то время Катя забыла о маленьком кровавом мальчике, её сыне, которого совсем недавно несла на руках. Забыла о том, как пыталась перерезать вены; вместо этого обвила торс Жени ногами и плавала в одном темпе
