Худший из миров - Егор Михнегер

Рядом с первым оноишром остановился второй наездник на лошади. Это явно был конный разъезд. Захватчики разведывали новую территорию.

— О, какая встреча! А я тебя знаю! — решил поиздеваться над незрячим человеком второй воин. — Помнишь меня? Давно не виделись, дядя! Виделись, ха-ха-ха!

Рядом остановилось ещё двое конников, окружив Машиара со всех четырёх сторон:

— Пришёл поглазеть на новых правителей Гилии, дядя?

— Слепая курица вышла поприветствовать победителей!

Всадники принялись кружить вокруг слепого человека, соревнуясь в издёвках над его очевидным недугом. Все четверо говорили с ярко выраженным южным акцентом, странно растягивая слова и путая ударения. Тем не менее их речь была понятна для Машиара: несмотря на не самые тёплые отношения, между Оноишрастом и Гилией всегда шла торговля, представители двух народов могли без труда договориться друг с другом. Естественно, в тех ситуациях, когда необходимость в мирных переговорах присутствовала. В случае явного превосходства одной из сторон общение сводилось в основном к провокациям и угрозам.

— Вышел гилик погулять, хвать, стал глазки он терять!

— Кто-то украл мои глаза! Мои глаза! Кто-нибудь видел их?

— А может, он просто не может смотреть на позор Гилии, вот и ослеп?

— Эй, папаша, не видел тут в округе ничего интересного?

— Я понял, он уже встречался с нашими. Ребята ему глаз на жопу натянули!

Глаз, глаз, глаз, глаз… Какая же это остроумная насмешка над слепым человеком! Машиар спокойно стоял, облокотившись на посох. Пусть ребятишки развлекаются, ясновидцу случалось терпеть куда более серьёзные издевательства. Лишь бы только ему не пришлось применить свою силу…

— Ничего дома не забыл, дядя? Посох, котелок, голову… Ой, глазки не взял!

— И забрал Господь у гиликов их глаза! Потому что смотрят, но не видят ничего, кроме того, что хотят!

— Око за око по-другому трактуется, гилик. Если тебе выкололи глаз, надо выколоть второй глаз врагу, а не себе!

— О, кажется, я нашёл твои глаза, дядя! Смотри!

Один из воинов спешился, поднял с грязной раскисшей дороги два камня. Подойдя к Машиару, преувеличенно заботливо вставил камушки в пустые глазные впадины путника.

— Вот так гораздо лучше, ха-ха-ха!

Издёвки над Машиаром начинали приобретать всё более грубые формы:

— Ну-ка покажи язык, а то всё молчишь и молчишь, может, у тебя и языка нету?

— А не. Есть-есть! Почему не чистишь налёт на языке, нечестивый?!

— Попробуй ему в ухо крикнуть. Вдруг он глухой.

— А-а-а-а-а-у-у-у-у-у-у!!!

— Ишь как дёрнулся! Значит, слышит.

— Может, ему ещё что-нибудь выколоть или оторвать, чтобы разговорился?

— Давайте оторвём ему уши!

— Тогда он точно нас не услышит.

— Тогда давайте отрежем гилику нос?

— Он же совсем страшным будет без глаз и без носа.

— Ладно, предлагаю просто повесить его на том дереве, пусть висит на петле и следит за дорогой.

— Добро! Повешенные гилики — лучшие украшения вдоль дороги!

— Слезайте, доставайте верёвку.

— Давай мы тебя проводим, дядя. Во-о-он до того дерева.

Две пары крепких рук в толстых кожаных перчатках схватили Машиара и бесцеремонно поволокли его на обочину.

— Чё ты так в посох вцепился, дядя? Осторожнее, а то ещё заденешь кого. Придётся руки тебе тогда отрывать.

Поняв, что злые, но всего лишь шуточки кончились, Машиар забормотал молитву, моля Творца всего сущего дать ему снисхождение.

— Чё он там бормочет?

— Кажется, молится.

— А-а-а, сурьёзное дело. Ну пускай, пускай. Может, зачтётся в Пекле.

Ясновидец продолжал просить милость у своего Господа. У людей он не просил ничего. Знал, что словами лишь ещё более раззадорит горячих южных парней.

— Прости им, ибо не ведают, что творят…

— Давай, закидывай верёвку вон на тот сук.

— Отпусти им грехи, Господи…

— Крепко петлю затянул? Смотри, чтобы не порвался узел, как в прошлый раз.

— И меня прости, Всемогущий…

— Наклони чуть-чуть голову, дядя. О, петля в самый раз!

— Ибо я снова грешу, применяя дарования свои во вред роду людскому…

— Ну чё, тянем?

— Прости меня, Господи, ибо я прощать пытаюсь, но по-настоящему не умею!

— И раз…

Машиар почувствовал, как верёвка впивается ему в шею, а его ноги отрываются от земли. Что ж, чужеземные захватчики сами избрали свою судьбу. Выбрали, жить им или умереть. Это больше не ответственность Машиара.

Смех чужеземцев резко прервался. Тело ясновидца зависло над землёй, но повешенный не дрыгал ногами, не испытывал дискомфорт. Машиар Йот спокойно схватил двумя руками толстую петлю и разорвал её, словно та была тонкой ниточкой.

Сделал шаг по воздуху к ближайшему оноишру, опустил правую ладонь на изумлённое лицо воина. Крепко сжал пальцы, отчего череп чужеземца лопнул, выплёскивая из расколовшегося лба своё содержимое.

Машиар развернулся к двум всё ещё держащим верёвку бойцам. Поднял по направлению к ним ладони, развёл их широко в стороны и хлопнул в ладоши.

Два воина поднялись в воздух, отлетели на небольшое расстояние друг от друга, а затем врезались с такой силой, что их кости хрустнули, словно сухие веточки. Переломанные тела безвольно упали на землю.

Последний чужеземец бросился назад к лошадям — Машиар рассмеялся. На месте его пустых глазниц засиял яркий свет, испугавший лошадок, которые бросились врассыпную.

Убегающий оноишр упал, жалобно скуля, пополз по грязи прочь от слепого, но оказавшегося вовсе не таким уж беспомощным человека. Машиар легко шагал вслед за чужеземцем по воздуху, наблюдая светом на месте глаз за потугами ещё минуту назад такого бесстрашного воина. С негодяями так всегда: они необычайно смелы, пока чувствуют своё превосходство. И скулят как побитые собаки, когда встречают сопротивление.

Машиар опустился на землю прямо перед лицом воина. Перетрусивший человечек сразу же принялся целовать его грязные ступни. Льющийся из пустых глазниц свет наблюдал за унижающимся оноишром, словно за интересной букашкой.

— Хочешь жить? — роковым раскатом прогремел голос Машиара.

Воин заскулил ещё жалобней прежнего.

— Тогда поднимись, дай мне ощупать твоё лицо…

Дрожа всем телом, оноишр с четвёртой попытки всё-таки сумел встать на непослушные ноги. Ежесекундно сглатывая, подставил своё лицо под чуткие пальцы Машиара.

— Всему есть цена, оноишр. Ты столь много шутил про мой физический недостаток… Давай поменяемся местами? Я заберу себе твои глазки, а ты оценишь, какого это, всё время жить в темноте. Ты согласен? Впрочем, твоё мнение уже совершенно неважно. Будет больно, прости.