Допельдон, или О чем думает мужчина? - Эдуард Семенов

Но делать нечего. Не могу же я себе сделать аборт или кесарево сечение, чтобы при помощи скальпеля избавиться от этого малыша. Избавиться не могу, а вот залить анестезией. Запросто. По самые уши!

Через час, в шесть часов вечера, заканчивается летная программа первого дня фестиваля, и ребята из одной виртуальной пилотажной группы организовывают небольшой дружественный банкет. Обещали, что будет много водки и закуски. То, что надо!

Пью. Закусываю, снова пью. И снова закусываю. Водка не берет. Ну не берет — и все. Не бьет ни в ноги, ни в голову. Пробую просто пить, без закуски. Один стакан, другой, третий.

Новорожденная как была, так осталась, в полном здравии. И даже подросла, и стала просить еще. И я начал стопками подбрасывать ей пищу для роста. «Ну а что ты хотел? Ты же сам не смог год назад разорвать с ней отношений. Не смог?» — «Не смог». — «Сколько раз Вы за последнее время окончательно расставались? Три, четыре, пять?» — «Не помню. Раз пять не меньше». — «А в последний раз, тогда после твоего дня рождения, когда она подарила тебе часы, и вы окончательно решили больше не встречаться, потому что так больше не может продолжаться, ты же сам стер все ее телефоны из своего мобильника?» — «Стер. Но она же сама предложила просто встречаться и заниматься сексом раз в месяц». «Мало ли, что она предложила. Ты же мужчина, принял решение порвать, должен был порвать. Еще тогда. Ровно год назад. А ты ни порвал, ни тогда, ни на день рождения, ни на Новый год. Ты выбрал быть рядом с ней во что бы то ни стало. И ты обманул ее сейчас, и, мало того, ты начал делать ей больно. А ведь она просила тебя не делать ей больно. Просила?» — «Просила», — меня начинает тошнить. — «Тогда какого же хера ты повез свою жену и ребенка в Турцию, да еще в тот же отель, где вы были с ней? Какого хера?» — «Не знаю, товарищ, командир!» — «Знаешь. Ты хотел сделать ей больно, чтобы она послала тебя куда подальше. Чтобы ты потом мог всегда сказать себе, ну я делал что мог, а она сама. Ты поступил не как мужчина. Ты поступил и поступаешь как последняя сволочь. Вот теперь получай, что хотел. Ты не смог быть рядом. Она нашла другого. Свободен!»

Меня рвет прямо под стол. Хорошо еще, что мы сидим на открытой веранде кафе. Попросту говоря, на поляне, по которой расставлены столы, а на углу поляны стоит мангал, где жарят шашлык. Кафе находится на краю городского парка — и это самое тусовочное место этим летом. Непереваренная водка быстренько впитывается в землю — и можно начинать пить заново. Но ребята оттаскиваю меня в сторону на травку.

— Полежи здесь, проветрись! Чуть попозже мы тебя заберем!

Мычу что-то в ответ и переворачиваюсь на бок. Я не могу смотреть на звезды. Мне кажется, они надо мной издеваются. Они видят меня и Марину, видят того, с кем она сейчас там целуется, но никогда не скажут мне этого. Никогда. Меня снова выворачивает наизнанку, но на этот раз все впустую. Из меня уже все, что можно вышло. Осталась только желчь.

Просыпаюсь в своей квартире. Как я сюда попал? Не помню. Раздетый. Лежу под одеялом. Голова гудит. Во рту сушняк. Шепчу себе: «Все будет хорошо!» — и ползу на кухню за холодной водой. Новорожденная ревность пьет воду вместе со мной и ехидно благодарит. «Спасибо, что не отказали! Протянули стакан воды жаждущей!» — «Чтоб ты сдохла!» — «Не дождешься!» — «Ладно, тогда скажи! Как она там?» — «Она-то? Нормально!» — «Одна?» — «Э-э-э, нет. Не скажу. Мы так не договаривались. Если скажу, ты узнаешь правду. И меня не станет!» — «Скажи!» — «Не-а!» — «Ну, ты и сука!» — «Еще какая!» — «Ну и хрен, с тобой!»

Возвращаюсь, ложусь. Встаю. Посылаю ей СМС: «Зачем ты уехала?» Смотрю на часы. Четыре утра. «Зачем я это сделал? Придурок!»

«Допельдон!» Я явственно услышал это слово в своем мозгу. И даже вздрогнул. Год. Ровно год назад оно впервые появилось в моей голове и мучило меня своим рождением целую неделю. Потом оно исчезло. Я о нем ничего не слышал и не вспоминал после того, как только определил ему его смысл. И вот оно снова здесь.

«Привет, слово!» — «Привет!»

Разговаривать с ним было гораздо приятнее, чем со своей ревностью, — и я уцепился за эту возможность как утопающий за соломинку.

«Чего-то давно тебя не было видно?» — «Да, вот не было повода, и не появлялась». — «А сейчас что? Появился повод?» — «Типа того», — усмехаюсь. — «Что открываешь новый обувной бутик?» — «Нет, это было твое желание, тебе его и исполнять». — «Тогда какого же рожна ты здесь?» — «Скоро узнаешь?» — «Это связано с ней?» — кольнуло у меня в голове. — «Возможно!» — «Ну вот, и ты туда же. Ты что за одно с ревностью!» — «Да-да, оно со мной заодно!» — «Заткнись!» — «Нет, я по другой причине!» — «Точно?» — «Точно». — «По какой?» — «Скоро узнаешь».

Тьфу ты, черт! Совсем крыша едет. Сам с собой разговариваю. Кручусь на постели и, в конце концов, принимаю позу младенца в утробе матери. Надо уснуть, срочно уснуть.

Свободен!?

Я один, совершенно один.

Может, это и к лучшему? Собственно говоря, я сам этого добивался — и вот теперь могу спокойно наслаждаться. Ревность, правда, лежит где-то на дне живота тяжелым камнем, но молчит, не беспокоит. А что ей говорить? Для того, чтобы расти дальше, ей нужен объект, а пока его нет. И его не будет еще в течение, как минимум, одного дня.

И это неплохо. Надо только привыкнуть к этой тяжести. И попробовать сделать что-то такое, что помогло бы забыться. Вот хотя бы, наконец, написать обращение к избирателям. До выборов-то осталось всего две недели, а оно до сих пор не написано.

А что? Это неплохая мысль? И меня снова уносит в заоблачные дали.

Вот изберут меня депутатом. Займусь общественной деятельностью. Буду помогать людям. Ну и что, что совет местный, собираемый по 131 закону! Самый низкий уровень. Зато есть возможность заниматься конкретными делами. Отвлекусь. Обо мне будут писать в газетах, показывать по телевизору. Марина когда-нибудь увидит меня и поймет, как же она была не права, что не захотела быть со мной рядом.

«Вот, блин, идиот! С чего это ты решил, что она не хочет быть со мной рядом? Это ты не хочешь, чтобы она была с тобой рядом?» — «Я не хочу. У меня просто нет такой возможности, у меня жена и ребенок, я должен, вот поэтому я и займусь общественной деятельностью, чтобы забыться, вычеркнуть ее из жизни!» — «Стоп! С кем это я только что разговаривал? Ревность, ты?» — «Нет». — «Слово, ты?» — «Нет». — «Значит, сам с собой?! Псих…»

С этими мыслями встаю и сажусь за письменный стол, кладу перед собой лист бумаги и начинаю ваять воззвание к народу. Компьютер включать неохота. Про себя решаю, что сейчас набросаю только тезисы, а потом на работе наберу по-белому и сразу же отдам в печать.

Газета-то предвыборная на самом деле, уже давно сверстана и ждет только вот этой самой статьи. Ну, так получилось, что в одном месте сошлись и фестиваль, и предвыборная гонка, и пикник. Да еще фильм надо заканчивать. Художественный, который все лето снимал в поте лица. Осталось последние кадры доснять.

Поэтому начинаю себя успокаивать. Может, это даже и хорошо, что Марина уехала, и семьи тоже нет под боком. Никто не будет мне мешать сосредоточиться.

«Хм, когда это она тебе мешала? Вспомни, каким ты был два года, когда тебя вырубили на городских выборах. Кто тебя тогда вытащил из депресняка? Кто ездил с тобой по адвокатам и судам?»

Да уж. Что было, то было. Два года назад у меня была первое хождение во власть. Оно было изначально обречено на неудачу, потому что я своими глупыми правдолюбскими статьями в газете, да еще и в своей собственной, между прочим, заработал себе врагов во всех эшелонах власти города. Кому был нужен абсолютно независимый человек, да еще имеющий в своих руках такую гранату без чеки как собственная независимая газета.

Пусть маленькая, плохонькая, выходящая раз в месяц, но зато регулярно и приличным тиражом. 10000 экземпляров.

Именно поэтому к проверке моих подписных листов отнеслись с особой тщательностью и без труда нашли там кучу ошибок и неточностей.

— В ваших подписных листах обнаружены неточности, соответствующие статье закона, поэтому мы вынуждены отказать Вам в регистрации Вас как кандидата в депутаты городского совета. Вопросы есть?

— Вопросов нет. Но я буду обжаловать решение комиссии в суде.

— Это ваше право.

До сих пор, как наяву, вижу рыбьи глаза члена избирательной комиссии, заместителя начальника ГУВД города, не помню уж как его фамилия, произносящего эту фразу.

Точно такими же глазами он смотрел на меня в своем кабинете, куда пригласил для беседы после моей редакторской статьи, где я порассуждал на тему, почему начальник ГУВД города постоянно получает какие-то награды и «звания лучшего в области», когда в городе до сих пор не раскрыта куча громких дел. Ну, там — убийство мэра, например, или убийство одного участкового, который отказался брать взятки.