Будущая вдова генерала? (СИ) - Мартиша Риш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Потанцуем, любимый?
В улыбке мне чудится хитрый оскал дикого зверя.
— Как пожелаешь, — сиплю я, превознемогая действие яда.
Милая улыбка, ее рука на моем плече, вихрь танца словно бы поднимает над полом, движения эйтэм все уверенней, все смелей, в огненный вихрь слились свечи зала.
— Целуй меня, ведь сегодня мы празднуем свадьбу!
Горячий, пронзительный поцелуй сорван с нежных губ и снова играет оркестр все назойливой, все быстрей. Не успеваю удерживать ее в этом танце. Вальс давно превратился во что-то иное, быстрое, зазывное, полное истомы и сводящего с ума дурмана. Движения самые точные, привычные, разве чуть больше она ко мне жмется, чуть проводит кончиком пальца по моей шее, ниже буквально на сантиметр спустилась ее рука с моей талии.
— Душно.
— Пойдем в оранжерею, думаю, гости простят молодым эту вольность. Подышишь воздухом, передохнешь.
— С радостью.
Остановился в движении, придержав землянку за талию как раз напротив портрета прабабки Луизы. И чудится в нем мне насмешка и предостережения. Моя эйтэм, кто ты на самом деле, почему жива до сих пор и не думаешь увядать? Кто посмел отравить фарфор старой работы. Ты? Но где достала ты яд? Или это Назирэ в отместку за мою свадьбу?
— Эйтэм желает пройти в оранжерею.
Голос все так же срывается на излишне высокие ноты, яд ещё не покинул моего горла, тело знобит, а на лбу явственно выступил пот. "Я разберусь" — шепнул третий генерал, кивнув на тарелку. Приятно уметь читать по губам. Мой бывший друг проводит нас взглядом, полным смятения и тоски. Будто я увожу его трофей за собой, его добычу. Ну, уж нет, кто бы ни был рядом, а она только моя до самой черты. Только теперь я не уверен, кто умрет первым из нашей с ней пары.
Глава 18
Генерал
Лестница чудится неприступным препятствием, громко цокают каблучки бегущей зазывно вперёд любимой. Тонкая щиколотка, обнажившаяся из-под платья, зовёт поцелуй моих губ. А в оранжерее темно и пахнет дурманными пряными травами, где-то в саду поет одинокая птаха, порождение ночи и тьмы, славит луну, единственный свет, что ей доступен. Эйтэм бледна и немного дрожит, взгляд светлых глаз пугает, вынуждает тронуть холодные пальцы. Моя и только моя. Должно быть, я все просто придумал, чтобы унять грядущую тоску, смирить душу и сердце.
Такой поцелуй бывает, должно быть, один только раз, трепетный, страстный, пронзающий сердце насквозь. А может, это все ещё действие яда? Оттого мурашки бегут по спине?
Смятый подол, шорох дорогих тканей, цветок, составленный на пол со своего пьедестала. Манящее декольте и поцелуи выбивают из меня разум, поднимают над полом. Супруга раскрылась навстречу, дурманя запахом страсти, желания, опаляющим, взывающим к самым простым, неотвратимым звериным инстинктам. Цветочная подставка пала, держу любимую на руках, с каждым движением утоляя невыносимую жажду, позабыв обо всем, обо всех. Если кто-то войдёт, если услышат, заметят — все пустое. Лишь только наша страсть и любовь неотвратимы и имеют значение. Оправлен подол, душа моя собралась ускользнуть, скрыться за зеленеющей кадкой. Поймал, сжал в ладонях трепещущее тело, повалил прямо здесь. И снова умопомрачительный танец, высшая хвала жизни, древний танец любви. Форма порвана, смят убогий куст первоцвета, эйтэм воет раненым зверем, и каждый звук ее голоса — хвала мне, ее мужчине. Невозможно играет ее наслаждение в теле, сжимает меня, выталкивает капля за каплей последние силы. Больше любить я ее не могу, сердце вот-вот разорвется от нахлынувшего на меня счастья.
Затаенная улыбка в уголках глаз, отсвет счастья в уголках истерзанных поцелуями губ.
— Я пойду спать. Отнесешь меня?
— Да, конечно.
— Устал? Тогда я сама дойду.
— Счастье служить эйтэм. Твои желания — закон для меня.
— Ещё уронишь. Нет, на самом деле я очень хочу попасть в Швейцарию. И чем скорее, тем лучше.
— Утром я отвезу тебя.
— На чем?
— По воздуху, — я осекся. В ее мире уже изобрели летательные аппараты? Наверное, должны были. Но кто знает толком?
— Чартер закажешь?
— Да, любимая. Пусть будет чартер.
— Или на рейсовом полетим?
— На рейсовом.
— А если не будет билетов?
— Наколдую.
— Хочу на чартере прямо с утра!
— Воля эйтэм — закон.
Отнести не смог. Эйтэм упорхнула, а я остался сидеть в кучке травы под зеленеющей кадкой. На голову упало пустое кашпо. Сколько же магии придется влить, чтоб оживить все цветы? Как я мог так все разгромить? Что это было? Я ведь эльф, генерал, умею себя держать в руках. Не мальчик.
Наспех оправил форму, не глядя, разлил живительную силу по полу. Цветы все впитают, а порядок наведут слуги, и поспешил вниз. Яд на столе не к добру, и случайным он быть не мог. Землянка может не знать, что так просто эльфа не отравить.
Спустился в свой кабинет. Меня уже ждут два генерала, наш дворецкий, кто-то из слуг. Посреди каменного стола, взывая к отмщению, ярким пятном стоит отравленная тарелка.
— Как она? — встревоженно задал вопрос добрый старик.
— С ней все хорошо, сказала, что немного устала и ушла спать.
— Из оранжереи доносились грохот и стоны. Ей стало хуже так резко? Я сам не понял, как она вобрала в себя и мою тьму просто через беседу. Прости.
— Мы уронили горшки, эйтэм испугалась и только. С ней все действительно хорошо.
— Так не бывает. Ты просто не жалеешь ее. Имей совесть признаться, — зло высказал Далько, — отправьте к ней горничную, пусть хотя бы поможет раздеться.
— Это не твое дело.
— Она
