Её звали Лёля (СИ) - Десса Дарья

Константин и Валентина, правда, постарались сделать всё скромно. Ведь не кто-нибудь женится, а офицер НКВД. Потому было всего три нанятых извозчика с пролётками, которые отвезли молодых с ближним кругом родных и друзей сначала до ЗАГСа, потом покатали немного по городу и привезли на улицу Морозова, где во дворе доме Дандуковых были накрыты столы.

Застолье прошло, как отметил позже глава семейства, на достойном уровне. Особенно Алексею понравилось общаться с зятем. Тот оказался парень серьезный, интересный собеседник. Но умел и слушать. Во время задушевной беседы с тестем Константин узнал, что Дандуковы, хотя давно здесь живут, на самом деле имеют саратовские корни.

– Надо же! – Воскликнул Константин. – И мои родители приехали сюда из Саратовской губернии.

– Да? – удивился Алексей Степанович. – А откуда?

– Деревня Березняки, это на Волге.

– А мы из Даниловки, это примерно сто вёрст на северо-запад от Саратова.

– Вот судьба, – заметил Константин. – Уехали из тех мест, чтобы встретиться здесь и породниться.

– Да, – улыбнулся тесть.

У него с зятем сразу отношения заладились. Алексей Степанович даже гордился им. Ещё бы! Из его друзей и знакомых никто не мог похвастать тем, что у него в семье есть капитан НКВД. Да не захудалый какой-нибудь, не сушеный карьерист, а отличник боевой и политической подготовки, перспективный молодой офицер, у начальства на хорошем счету.

А уж когда Валя и Константин объявили, что у них будет ребенок, глава семьи Дандуковых на радостях позволил себе напиться. Он уже и не помнил, когда последний раз до такого состояния доходил. Но теперь был железный повод, и Алексей Степанович, что называется, себе позволил. Дол глубокой ночи сидел во дворе под развесистой яблоней и песни распевал. Безо всякого музыкального сопровождения. Да ему и не нужно требовалось: настроение у Дандукова было превосходное.

Второй раз он так наотмечался, когда у него родился внук – Володька. Случилось это 20 октября 1940 года, выпавшее аккурат на воскресенье. Мальчишка у Граниных получился, что называется, крупный – 55 сантиметров ростом и почти четыре килограмма весом. Так что Вале пришлось постараться, чтобы произвести его на свет. Но девушка справилась, всё благодаря крепкому организму и «широким бёдрам», как пояснила акушерка, вышедшая к родне рассказать, как всё прошло.

Глава 32

Денис копает, я сижу на краю ямки, свесив ноги вниз. Господи, как мне жарко! Солнце висит высоко, прямо над головой, и кажется, что его лучи колотят меня в темечко. Тыкают, проникая в мозг через черепную коробку. Плавят сознание, даже бейсболка не помогает. Она уже, как и вся остальная одежда, несколько раз пропиталась моим потом и высохла. Тяну руку к фляге, отпиваю. Морщусь – вода противная, тёплая, пахнет почему-то болотом. Её что, прямо из реки наливали? Не хватало ещё дизентерию подхватить.

Я закрываю глаза и чувствую, как мягко опускаюсь на пыльную землю. Пахнет травами, становится вдруг тихо-тихо. Кажется, Денис перестал возиться в ямке. Чего увидел? Хочу подняться, но сил нет. Меня к степи словно стальными цепями приковали. «Ладно, – думаю. – Полежу немного, пока Денис там возится. Если нужен буду – позовёт». Поскорее бы уже обед. Несмотря на жару, проголодался.

– Боец! – меня кто-то невежливо ткнул в ботинок. – Не время спать!

– Устал, – расслабленно отвечаю.

– Что значит устал?! – голос надо мной начинает звенеть. – Ты как с командиром разговариваешь?!

– Да пошёл ты… – меня такая манера беседовать разозлила. Я им тут что, раб на галерах? Боец поискового отряда, но не в армии же! Открываю глаза, но лица не вижу. Оно прямо надо мной, только позади сверкает солнце.

– Встать! – рявкает человек. Опускаю глаза и вижу пыльные кожаные сапоги. «Рехнулся, что ли? – думаю про себя. – В такую жару в сапогах ходить». Медленно поднимаюсь и тут только понимаю: я снова в прошлом! И передо мной стоит, весь красный от жары или злости, тот самый младший лейтенант, который мне привиделся во время того происшествия около железнодорожного состава.

Вытягиваюсь в струнку, поправляя гимнастёрку, быстренько напяливая пилотку.

– Виноват, товарищ младший лейтенант! Не признал!

– Ещё раз не признаешь, сержант Агбаев, я тебя отправлю… – офицер задумался вдруг, оглядываясь. Я догадался, что пытается придумать мне наказание. Но какое? Тут и так условия сложные. Жара, степь, фронт неподалёку. Фронт?! Только теперь я услышал вдалеке словно раскаты грома. Только на небе ясно, ни облачка. Откуда это глухое бум-м-м-м? Одно за другим. То редко, то часто, как в барабаны стучат. Стало тревожно. Выходит, мы движемся к передовой? Или прибыли уже?

– Короче, за нарушение воинской дисциплины разжалую в рядовые. Понял? – пригрозил лейтенант.

– Так точно! – выпятив грудь, гаркнул я. Видел в кино, как солдаты офицерам так отвечают.

Лейтенант пробормотал что-то, кажется матерное, и пошёл по своим делам. Я же огляделся. Куда на этот раз меня занесло? Вокруг, как и прежде, степь. Жара, пылища. Неподалеку вижу табун лошадей. Стреноженные, мирно пасутся. Телега, на ней бочка. В тени сидит мой старый приятель Петро Ерёменко, который «був призваний до Червоної Армії з-під Одеси». Спешу к нему, чтобы выяснить обстановку.

Как, интересно, я сюда попал? Помню, мы высадились из железнодорожного состава, а дальше…

– Привет, Петя! – говорю радостно. Увидеть в такой обстановке знакомое лицо – уже на душе полегче.

– Здорово, – отвечает украинец и улыбается, приподняв пилотку – она ему глаза от солнца закрывала на манер козырька. – Як спалось?

– Спасибо, твоими молитвами.

– А я неверующий, – ответил Петро с ухмылкой. – Бабка хотела окрестить, так батька ей запретил. Сказал: бредни поповские в доме разводить запрещаю!

– Строгий он у тебя. Городской?

– Не, я ж говорил – из-под Одессы. В пригороде жили, там село есть такое, Малая Акаржа. Может, слыхал?

Я помотал отрицательно головой.

– Короче, тато у меня кузнец, мати доярка.

Тут Петро вдруг вспомнил что-то и нахмурился. Вздохнул.

– Як вони там… уже майже рік їх не бачив.

Я уселся рядом. Не очень понимаю украинский язык, только отдельные слова. Тут же попросил перевести.

– Год, говорю, их не видел, – ответил Петро. – В самом конце июля 1941-го меня эвакуировали, потом в Одессе оказался. Буквально пару недель, а потом на барже в Крым и дальше на Кубань, после сюда. Короче, под Астраханью оказался. Вот такие дела, браток…

– А они почему с тобой не поехали?

– Тато сказал, что дом не оставит. Мол, я тут родился и вырос, вся родня похоронена, не поеду. Ну, а мати с ним, куда она без него.

Помолчали.

– Прости, что спросил, – сказал я.

– Ладно, чего уж. Вот немца прогоним, домой вернусь. Я тато обещал сад посадить. Яблоневый. Ты про такой сорт – белый налив или папировка – слыхал?

– Нет.

– А я слыхал. Говорят, старинный сорт. Я всё мечтал целый сад вырастить. Обожаю яблоки. Кстати, – он залез в карман штанов, вытащил и протянул мне алый фрукт. – На, держи. Для тебя припас.

– Яблоко? Откуда? – удивился я.

– Мимо сада ехали. Их там полно. Представляешь? – он снова вздохнул. – Целый сад, а никто не убирает. Осыпаются. Жалко. Столько добра пропадает…

Мы опять молчим, и только слышно, как топают лошади и хрумкают травой, что не успела превратиться в сухостой. Как вдалеке опять бухает.

– Что там, Петя? – спрашиваю, показывая головой в ту сторону. Это на западе, конечно. Оттуда вся злоба к нам, как всегда.

– Фашист долбит по переправам через Дон, – сказал он. – Наши войска отводят. Слыхал я, – он перешёл на шёпот, – скоро здесь будут.

– А мы как же? – задаю, кажется, очень глупый вопрос.

– Обороняться будем, как ещё? – отвечает Петро.

– Послушай, я вот не пойму. Мы с тобой тут навроде… пастухов?

Петро глядит на меня несколько удивлённо.

– Ти що, Колю, збожеволів? – спрашивает, крутя пальцем у виска. – Сонцем напекло чи що?