Конкистадор - Дмитрий Володихин

Вяликов молча кивнул. «Афон» – головной крейсер из новенькой «сенявинской» серии – действительно был ненамного хуже. Совсем чуть-чуть. Ровно настолько, насколько головная терранская верфь Русского сектора хуже Российской императорской верфи имени Екатерины III…

Сомов, как бывший корабел, мысленно заменил слово «хуже» на слово «моложе». Мы просто моложе. Но мы быстро учимся.

– …И два быстроходных транспорта с боезапасом, топливом, пищей. Чтобы вы чувствовали себя там более независимо…

Вяликов среагировал быстрее своего экзаменатора и гораздо менее корректно:

– Чушь какая! Не меньше четырех бригад…

– Не будем терять времени! – перебил его Сомов. И вкратце пояснил идею.

– …хм…

– Что – хм, Даниил Дмитриевич?

– Рискованно… И все же… как будто в рамках осуществимого, Виктор Максимович.

– Проверите на своей шкуре – с настоящего момента это входит в вашу боевую задачу. Приступайте к выполнению сейчас же. За вами, господа адмиралы, закрепляется право совместно отобрать все необходимые корабли, кроме, разумеется, крейсеров – с ними вопрос решен. Через полтора часа я жду вашего доклада по составу эскадр. Какие-то вопросы?

«Экзаменатор» и «абитуриент» переглянулись: жестковато забирает мальчик… Но ответили так, как им и следовало ответить:

– Вопросов нет, господин вице-адмирал.

После их ухода Виктор вызвал оабовца Миколайчика и имел с ним длинный, сложный, неприятный разговор. Потом вызвал капитана ремонтного корабля-дока «Кит» и имел с ним долгий, сложный, совершенно нейтральный разговор. Надиктовал приказ о назначении вице-адмирала Пряникова и контр-адмирала Вяликова на новые должности. Дождался их доклада. Выслушал. Утвердил. Сказал: «Действуйте!»

И провалился в сон.

…Из-под ног катились неровные беловатые камешки. Гора крошилась, под тонким слоем земли и травы прятался ее известковый скелет, продырявленный водами в тысяче мест. Низенькие деревца, чахлая травка, кустарник стелится у самых подошв, отчаянно вонзая в темную почву жадные коготки корней. Слева нависал утес, весь в рукотворных пещерках, словно в черных оспинах, грязно желтый – когда солнце выходило из-за туч, и нежно-кремовый, – когда пряталось за облачным пологом.

Внизу было теплее. Они поднялись метров пятьсот. Может быть, на семьсот. Тут наглый ветерок принялся засовывать холодные шупальца под одежду. Виктор зябко ежился. И в то же время пот заливал ему лоб.

– Эй! Эй! Черепашье семя! Догоняй.

Он не ответил. Он прибавил ходу.

Катенька там, наверху, как видно, смутилась. Может быть, задала себе вопрос: «Зачем я дразню его? Чем я тут величаюсь?» Оттуда, с высоты тридцати еще не пройденных им шагов, донеслось:

– Ничего. Осталось совсем чуть-чуть. Сейчас все кончится, Витя…

– Не беспокойся, я вижу.

Легкая, скорая в движениях, его супруга когда-то бегала по маленьким заковыристым горкам и настоящим каменным чудищам что твоя горная коза. Это был один из бесконечного реестра видов спорта, которыми она занималась в юности. Теперь ее тело, изголодавшееся по узеньким наклонным тропинкам, по вертикальным маршрутам, по альпинистским финтам и разносолам, радостно взлетало наверх.

И он, неплохо тренированный мужик, едва поспевал за ней.

Кажется, вчера она еще говорила о бадарках. Или нет? О байдарках? Верно, о байдарках. Она сказала: «В следующем году я покажу тебе, какой это блеск – сплавляться на байдарках». Задумалась, наморщила носик и добавила уже всерьез: «Пойдем вниз по Рыжухе, мимо Спаса-на-порогах… а может, до самой Погремушки…» – «Катенька, ты меня прости, тупого неученого солдафона…» – «Ась?» – «Что такое бадарки?» – заливается хохотам, шельма глазастая. – «Нет, ты все-таки объясни…» – заливается пуще прежнего. – «Зато ты ни рожна не понимаешь в актиниевых двигателях». – «Точно, Витя. И в „Уставе гарнизонной и караульной службы“». – «Признаешь все-таки? Моя взяла». – «Друг милый, конечно. признаю и прощаю. Сначала ты их строил, потом ты на них летал…» – «На бадарках? Ты путаешь, Катенька, на рейдерах…» – почти падает, поросенка, от смеха. Интересно, слюнки от восторга пустит фонтанчиком или нет? – «Нет, ты толком объясни…» – «Да Витя, я корабли твои имею в виду. Строил, летал, света белого не видел, шкуру редко чесал, соль в еду не клал, из пещеры, однако, не выходил… десять лет флот ходишь, байдарка-байдарка, однако, не видел… Это лодки. Такие спортивные лодки». – «Что, космические? Род яхты с легким антигравом в ходовом комплекте… Опять смешинка в рот попала! Хочешь воды? Холодненькой?» – «…косми-и-и-иче-ехехе-еские…» – «А хочешь рубашечку новую подарю? Отличная рубашечка…» – «Ты это к чему, Витя?» – «Да вот, гардероб твой неполон… Рубашечки не хватает» – «Какой еще рубашечки?» – «Смирительной!» Тут она прицепила к его волосам репей и полезла бороться.

Так Сомов и не понял, зачем ему сплавляться с байдарками… или спариваться? – но тогда выходит совсем уж странно… – и есть ли у них, этих самых б…, хоть какой-нибудь антиграв? Собственно, сегодня он осознал новую грань проблемы, связанной со спортивными… этими самыми. Сплавлялками. В общем, если сегодняшний подъем на скалу Холодцову возлюбленная супруга считает увеселительной прогулкой, то каким же будет… ээ… сплав на байдах. На байде. На ба… В общем, на спортивных лодках. Да, каким он будет? По косвенным признакам – ужасным. Впрочем, она обещает, мол, за пару суток нормальные люди ко всему привыкают, втягиваются так, что потом вытянуться не могут…

Разумеется, Катенька все просчитала заранее. Хитрая, лукавая, любимая Катенька. Она знала: Сомов отстанет, отстанет намного, будет поглядывать снизу вверх, а там сплошные ноги, какой мужчина способен не заметить ноги? наверное, только деревянный от рождения… И на ноги она изволила нацепить бесформенные хлябистые штаники. Умна. Просто Наполеон в юбке. Не зря коллеги с ней спорить боятся. Вот стал бы он пялиться на гладенькие обтягивающие штаники, стал бы пялиться, пялиться… Господи, спаси и сохрани! Все произошло бы прямо на этом склоне, собрали бы на одежду по пуду местной жидкой грязи, до вершины точно не добрались бы, Холодцовское городище, по которому она отмочила первую свою диссертацию, скорее всего, не посмотрели бы, а Катеньку хлебом не корми, дай кому-нибудь показать любимое Холодцовское городище…

«Да как это вообще можно – быть терранцем, и ни разу за всю жизнь не побывать на Холодцовском городище?!»

И потешно хмурилась при этом.

«…Почему я до сих пор не показала его тебе, мужу своему!»

Вот, решила показать. Историки не ищут легких путей. Впрочем, еще час назад ее идея не вызывала у Сомова ни малейших подозрений.

– О! Этого я не ожидала… – донесся из-за мшистого валуна голос Катеньки.

Виктор преодолел разделявший их десяток шагов. Она стояла, прислонясь спиной к валуну. Увидела его и кивнула головой, показывая, вот мол, посмотри, экая тут несуразица.

Действительно, этого не ожидал никто.

Тропинка уходила в широкую и пологую ложбину; отличный путь к самой вершине, да и осталось-то всего-ничего… Если бы не одно но. На дне ложбины тут и там разбросаны были грязно-белые пятна старого снега. Кое-где они перегораживали тропинку, однако это еще полбеды. Снег сочился водой, ручеек петлял в траве, и почва сделалась скользкой, как мыло. От валуна, рядом с которым стояли Катенька и Сомов, было отлично видно: вниз тут съехать – пара пустяков: сядь на попу и оттолкнись, только не забудь предварительно одеть каску на голову; но наверх?!

– Сомов… – со вздохом произнесла Катенька, – если ты откажешься, я тебя пойму и не стану обижаться.

– Ничего. Как-нибудь не размокнем.

– Это значит «да»? – прищурившись, переспросила его супруга.

– Давай-ка, сударыня, доведем дело до конца.

Она лучезарно улыбнулась в ответ. Ну как же, Холодцовское городище – это наше все, кроме Пушкина Александра Сергеевича.

Полезли в ложбину.

Виктор порядком запыхался. Если бы вместе с ним карабкался на гору кто-нибудь другой, Сомов давно плюнул бы на это дело. Еще с трети маршрута повернул бы вниз. Существует миллион способов поддерживать хорошую форму, не залезая по уши в размокшую природу. Кроме того, существует миллион способов потратить время на рискованное, но полезное дело…

Однако рядом с Катенькой Виктор получил бы удовольствие даже от странствий по каким-нибудь гиблым болотам… Все равно – что; все равно – где; все равно – как. Лишь бы вместе.

Цепляясь за стволы деревьев, машинально обходя темные лужицы, минуя коварные осыпи, Сомов несуетливо тянул нить размышлений. Ему доставляло удовольствие мысленно отстать шагов на десять и разглядывать со стороны себя и свою жену. Подходить поближе. Делать несколько шагов назад – как художник, издалека оценивающий достоинства и недостатки этюда на мольберте… Положительно, «этюд» его радовал.