Пылающий остров - Луи Буссенар

— Делайте все, что найдете нужным, — сказал Масео. — Позвольте принести вам от имени всех сражающихся за освобождение Кубы искреннюю вечную признательность. Теперь мне необходимо покинуть вас, чтобы скрыть в безопасном месте наше сокровище.

— До свидания, дорогой генерал.

— До скорого свидания, дорогой благотворитель!

— На рассвете я поднимусь в аэростате и, наверное, с него увижу вас… Прощайте!

Новые друзья крепко пожали друг другу руки и расстались. Масео поспешил возвратиться на берег к нетерпеливо ожидавшим его людям.

Через несколько минут он со своим отрядом уже шел скорым шагом в то место, откуда испанцы были выгнаны и где теперь было совершенно тихо и безопасно.

Быстро подвигаясь вперед, вождь инсургентов, которому на повороте дороги, так же как и его офицерам, подвели лошадей, чувствовал, как в его сердце закрадывается какое-то щемящее, тоскливое чувство, как будто предвестник скорого несчастия.

Этот храбрец, тело которого было покрыто рубцами от полученных в сражениях ран, никогда раньше не знал ни страха, ни боязни, но теперь, несмотря на энергию и уверенность в окончательной победе, им вдруг овладело такое ощущение, точно его вели на казнь, и он, при всей своей силе воли, никак не мог отделаться от печального предчувствия.

«Что за странность! — думал он. — Мне кажется, что я сегодня буду убит. Мысль о близкой смерти упорно овладела мной и не хочет покинуть меня… Я не боюсь смерти, но мне еще нельзя умирать, я должен жить, если не для себя самого, то для моего дела… Однако не мешает на всякий случай сделать необходимые распоряжения… »

И, обернувшись назад, он громко позвал своего друга, поверенного всех своих тайн:

— Серрано! Мне нужно поговорить с тобой… Серрано! Где ты?

Доктор не откликался. Масео удивился и, думая, что доктор возится с каким-нибудь внезапно заболевшим, приказал разыскать его.

Один молодой человек, любимец Масео и в свою очередь безгранично ему преданный, сын Максимо Гомеца, другого героя борьбы за независимость Кубы, подъехал к своему начальнику и доложил ему:

— Генерал, доктор Серрано недавно ускакал куда-то в сторону.

— Вот как! Ты в этом уверен, Франциско?

— Да, генерал. За минуту до своей отлучки он говорил со мной и сказал, что ему необходимо отлучиться ненадолго и что он скоро вернется к нам.

— Гм!

В мозгу Масео мгновенно пронеслось подозрение об измене доктора — мысль ужасная, мучительная. Это было точно откровение свыше, с поразительной ясностью представившее внутреннему взору генерала всю картину того, что его ожидает впереди.

Он видел себя умирающим, предательски пораженным из-за угла, слушал шумные выражения торжества своих врагов, избавившихся от такого опасного противника. Всего ужаснее было для него сознание, что с его гибелью сильно пострадает дело освобождения родины.

Но он тут же устыдился своей мысли, которая казалась его честной натуре оскорблением отсутствующего друга.

Он стал припоминать все, что служило неопровержимым доказательством преданности доктора инсургентам: его страстную любовь к Кубе и жгучую ненависть к испанцам; вспоминал свои личные отношения с ним, старую дружбу, братство по оружию, перенесенные вместе невзгоды и общие надежды.

Пожав плечами, он пробормотал про себя:

— Нет, подозревать Серрано — прямо глупость, даже хуже — это было бы низко! Серрано самый честный человек из всех, кого я знаю, и если бы мне пришлось сомневаться в нем, то я скорее должен бы не доверять родному отцу!..

В это мгновение послышался топот мчавшейся во весь опор лошади и оклики: «Кто идет?», проносившиеся от задних рядов отряда до передних. Затем раздались крики: «Серрано! Это он!.. Это наш доктор!»

— Где генерал? — коротко спросил всадник, поравнявшись с отрядом.

— Я здесь, мой друг, — откликнулся Масео. — О, как я рад тебя видеть! Я боялся, не случилось ли чего с тобой…

— Благодарю… Со мной ничего не случилось… Но я везу важную новость. Мы идем прямо на засаду. Впереди нас ожидают четыре тысячи испанцев.

— Черт возьми! Это действительно очень важно! — воскликнул Масео.

— В том то и дело… Я так и думал, что отступление Люка было только ловушкой, и, чтобы в этом убедиться, я один отправился на разведку и узнал, что на рассвете нас собираются атаковать, а этого, в виду незначительности наших сил, ни в каком случае не следует допускать.

— Конечно!.. Хорошо, я изменю маршрут, — проговорил Масео, — и присоединюсь к остальной части моих войск, а тогда — милости просим, господа испанцы!.. А тебе, мой дорогой друг и преданный товарищ, еще раз большое спасибо! Благодаря тебе мы избежали страшной опасности.

Если бы глаза Масео обладали свойством проникать в мрак, то он заметил бы ироническую улыбку, мелькнувшую на лице доктора.

ГЛАВА XXIV

Безвыходное положение. — Десять против трехсот. — Парламентер. — Кровавый ответ. — Неожиданные родственники. — Смерть Браво. — Последние заряды. — Теперь вы сдадитесь! — Героический ответ.

Так жестоко наказанные капитаном Роберто и его небольшим отрядом, «водуисты» быстро рассеялись в ночном мраке, а молодой офицер в ожидании рассвета поместился в капище вместе со своими солдатами и освобожденными пленниками.

Он понял, что слышавшаяся вдали перестрелка — это стычка полковника Карлоса с испанцами. Временами пальба становилась слышнее, но определить место, где именно она происходила, все-таки было невозможно.

Едва успели возвратиться посланные капитаном Роберто разведчики с докладом о приближении неприятеля, как перед капищем уже появился отряд испанцев. Очевидно, предводитель отряда хорошо знал, что здесь находятся девушки и их защитники, судя по тому, что сразу началась атака на наскоро исправленную и запертую дверь здания.

Сопротивление было самое отчаянное.

Если на стороне нападавших было превосходство численности, то осажденные обладали хорошей позицией, испытанной храбростью и привычкой к самой строгой дисциплине.

Встретив серьезный отпор, испанцы были вне себя от ярости. Они подумали, что в капище находится втрое больше людей, нежели предполагалось, и отступили с целью возобновить нападение на рассвете.

К несчастью, у осажденных не хватало зарядов.

Опытный и осторожный Роберто, осмотрев сумки у солдат, нашел, что у каждого было не более десяти зарядов. Внутренне содрогаясь, он однако не решился сообщить девушкам об этом грустном обстоятельстве.

«Все-таки не сдадимся до последней возможности! — думал он про себя. — Храбрым Бог владеет!»

Предвидя вторичную атаку, он приказал потихоньку пробить в стене, возле входа, отверстия, и перед каждым из них поставил по солдату.