Пылающий остров - Луи Буссенар

— Берегите заряды, стреляйте только наверняка, — сказал он, окончив все приготовления к новой обороне.

Немного погодя появилось солнце, — вдруг, как всегда бывает в тропиках, без постепенных переходов от мрака к свету.

Вслед за появлением солнца возобновилась и атака, с еще большим ожесточением, чем ночью.

Испанцев было триста человек. Они бросились на капище с уверенностью в успехе.

Из импровизованных бойниц грянул ружейный залп, уложивший сразу десять человек, что, однако, не уменьшало энергии нападающих.

Еще залп — и снова десять человек выбыло из строя.

Тем не менее лицо молодого предводителя инсургентов было мрачно.

«Их слишком много!» — думал он о численном превосходстве испанцев и взглянул с тоской на девушек, стоявших вместе с мальчиком за жертвенником.

Между тем в дверь снаружи сыпались удары топорами, сопровождаемые дикими возгласами и глухо отдававшиеся под сводами обширного здания.

Третий залп, раздавшийся вслед за командой капитана Роберто, уложил еще несколько неприятелей, но дверь уже со всех сторон дала трещины и вскоре должна была разлететься в щепки под ударами осаждающих.

— Ложись! — скомандовал капитан Роберто.

Солдаты легли, и он один остался на ногах, с револьвером в руках. Видя, что заряды постепенно истощаются, и сознавая, что через несколько минут он и все находившиеся с ним будут во власти беспощадного врага, Роберто решился обратиться к великодушию и гуманности испанцев.

Он заботился не о себе и даже не о своих солдатах, а о тех, которые находились под его покровительством и с удивительным спокойствием ожидали исхода неравной борьбы.

Надев на острие сабли белый носовой платок, Роберто поднялся до слухового окна и, не обращая внимания на свистевшие вокруг него пули, высунул голову и замахал саблей с надетым на ней платком.

На мгновение огонь прекратился. Пользуясь этим, Роберто крикнул взволнованным, но громким голосом:

— Здесь находятся три женщины и ребенок, которых хотели принести в жертву «воду», но мы успели вовремя спасти их. Во имя человечности я прошу для них свободы. Дайте честное слово, что вы не причините им никакого зла, а с нами тогда делайте, что хотите.

Во всякой другой стране при подобных условиях эта просьба была бы бесспорно уважена, но здесь было не то.

Чей-то дрожащий от злобы, резкий и повелительный голос насмешливо крикнул в ответ на это благородное воззвание:

— Стреляйте в этого краснобая!.. А потом мы их всех подпалим.

Кармен побледнела, и на ее глазах выступили слезы стыда: она узнала голос своего отца!

Раздался залп из двадцати карабинов, но Роберто в момент команды дона Мануэля успел спрыгнуть вниз, так что пули пролетели над его головой и застряли в противоположной стене.

— Трусы!.. Негодяи!.. Будьте прокляты! — крикнул он им в бойницу сдавленным от гнева голосом. — Да падет на вас кровь невинных!

Заметив, что Роберто вытирает щеку, по которой тянулась тонкая красная полоска, Фрикетта подошла к нему и с участием спросила:

— Вы ранены?

— Пустяки, мадемуазель!.. Небольшая царапинка… Вероятно, немного задело камнем или щепкой, — ответил он на превосходном французском языке, но с характерным произношением жителей берегов Луары.

— Однако как вы хорошо говорите на моем родном языке! Неужели вы мой земляк? — с удивлением воскликнула девушка, внимательно вглядываясь в молодого человека.

— Я действительно французского происхождения, мадемуазель, и мое настоящее имя — Роберт.

— И моего отца звали так же. Уж не родственники ли мы, мистер Роберт?

— Очень может быть.

— Я была бы в восторге…

— А я и подавно!

Крик предсмертной агонии прервал эту беседу: один из солдат, пораженный через трещину в двери, упал с раздробленным черепом.

Роберто бросился занять его место, но его предупредила Долорес.

Молодая героиня подняла заряженное ружье, выпавшее из рук убитого, и выстрелила в нападающих с искусством опытного стрелка.

— Еще одно слово, мистер Роберт! — сказала Фрикетта. — Имеете вы какие-нибудь сведения о своих родных?

— О, да, мадемуазель, и даже очень точные. Мой прадед, уроженец Амбуаза, был капитаном в Сан-Доминго, в армии генерала Леклера. У него был…

— Брат, — подсказала Фрикетта.

— Да…

— Близнец, тоже капитан…

— Совершенно верно. Откуда вам это известно?

— Братья-близнецы горячо любили друг друга и никогда не расставались…

— Да, да, и это верно…

— Но обстоятельства заставили их разлучиться. Один из них, Жан, был взят в плен…

— Он бежал на Кубу и был моим прадедом, а другой…

— Другой, Жак, возвратился во Францию и был моим прадедом… У нас есть миниатюра, изображающая обоих братьев в военных мундирах. Копия этой миниатюры, благоговейно хранившаяся и переходившая от отца к сыну, к несчастью, сгорела вместе с домом моих родителей. Сзади на ней было написано уже пожелтевшими буквами: «Моему дорогому брату Жану… »

— Так, так, все это вполне верно.

— Значит, мы с вами действительно родственники, кузен?

— Да, кузина! И встретились при таких печальных обстоятельствах.

— Но я все-таки очень довольна этой встречей, мой храбрый кузен!

— А я прямо от нее в восторге, моя неустрашимая и прелестная кузина!

— Это комплимент?

— Вовсе нет! Не забывайте, что мы стоим лицом к лицу со смертью… Тут уж не до комплиментов.

— Да, вы правы, наши минуты сочтены…

Новый короткий предсмертный крик заставил их оглянуться: второй солдат упал мертвым к их ногам.

Ружье еще одного, выбывшего из строя, подхватила Кармен и стала на его место.

— Браво, Кармен! — воскликнула Долорес и снова выстрелила в осаждающих.

— О, я теперь понимаю, отчего ваши силы возрастают с каждым днем!

— воскликнула Кармен, обращаясь к Роберто. — Даже я, испанка древнего рода, воспитанная в ненависти и в презрении к вам, доведена до того, что от всей души кричу: «Да здравствует свободная Куба!»

Между тем зарядов осталось очень мало, а огонь испанцев не прекращался, так что горсти осажденных не было никакой возможности устоять. Пал уже третий солдат.

Вдруг послышался пронзительный крик Пабло и вслед за тем громкое проклятие Мариуса:

— Ах, черт возьми! Тут жаркое дело, а я сплю себе, как глухой пень! — воскликнул провансалец.

Действительно, мальчик и старик, тесно прижавшись друг к другу, крепко спали; первый заснул от усталости и благодаря способности детей засыпать при каких угодно обстоятельствах, а другой — от истощения. Проснулись они оба только потому, что на них свалился третий убитый солдат.

— Эге! Даже и барышни взялись за оружие! — продолжал провансалец, оглядевшись. — А я, старый дурак, валяюсь! Это не годится!