Танковый десант - Евгений Бессонов

Во время стрельбы у меня с головы соскочила пилотка, я ее опять надел и продолжал стрелять, пока в магазине не кончились патроны. Автомат я не носил, хотя в этот момент хорошо было бы его иметь. Когда кончились патроны, я где ползком, где перебежками отбежал в тыл, куда убежали бойцы, точнее, перепуганные солдаты, бойцами их не назовешь – испугались 40–50 немцев! Правда, потом говорили, что был и бронетранспортер, да врут, наверное, – у страха глаза велики.

Да и нас было не больше, но у нас были станковые пулеметы «максим», хотя они и быстро прекратили вести огонь. То ли от моего огня из пулемета, то ли от огня стойких бойцов, но немцы нас не преследовали, а быстро ушли в сторону моста, подобрав своих погибших и раненых – мы по ним стреляли, видимо, успешно. Немцы ушли, а мы собрались и с другими офицерами (включая командира 3-й роты Костенко) стали разбираться, что произошло, и собирать разбежавшихся солдат. К нам стали стекаться подчиненные. Я заметил, что пулеметчик Ишмухаметов сидит без оружия, понял, что это он бросил пулемет, и послал его за ним. Бросить оружие – это позор для воина. Солдаты возвращались, чувствуя свою вину, им было стыдно за свой страх и трусость, проявленные в бою. Гордые переживали ее вдвойне, да и себя мы не щадили.

Возвращавшихся воинов рассредоточили поротно и приказали окопаться на всякий случай. Если мне не изменяет память, то каким-то чудом потерь у нас не было. Правда, пропал пулеметный взвод 3-й роты во главе с лейтенантом Цикановским. Как потом выяснилось, некоторое время они отсиживались в тылу у немцев в береговых зарослях Днестра. Через несколько дней они догнали батальон на марше.

После пережитого захотелось есть, и мы организовали кое-какой «закусон». Во время еды кто-то из офицеров спрашивает меня: «Где это ты порвал пилотку?» Я снял ее и увидел, что в пилотке два рваных отверстия – спереди и сзади. Только тогда я вспомнил, что, когда вел огонь из пулемета, у меня соскочила пилотка, и рассказал про это. Ребята говорят: «Повезло тебе, Бессонов, еще бы на несколько миллиметров ниже взял снайпер, и тебе хана была бы». А ведь и верно, повезло мне, крупно повезло. Сколько же раз мне везло? Много. Везение на фронте – большое дело. Но оно, везение, не так уж часто бывает.

К вечеру наша рота, да и другие роты батальона окопались на господствующей над окружающей местностью возвышенности с крутым склоном к реке, до реки было метров 150. Левее нас какие-то части тоже пытались на следующий день атаковать г. Самбор. Канонада длилась минут тридцать, участвовали и «катюши», и более мощные реактивные снаряды с наземных установок, а не с автомашин. Иногда эти снаряды (М-31) пускали вместе с опалубкой, чтобы не терять время на подготовку. Однако и у этих частей тоже ничего не вышло, атаки были отбиты, и немцы продолжали удерживать мост через реку Днестр и сам город Самбор.

В ночь на 2 августа обрушился ливень, вода лилась с неба как из ведра. Ливень продолжался всю ночь и весь следующий день. Воду из окопов вычерпывали котелками и промокли с головы до пят, сухой нитки не было на нас. Земля настолько пропиталась водой, что превратилась в сплошное месиво. К вечеру немцы решили нас сбить с возвышенности. Из прибрежных кустов вышло 8-10 танков Т-VI – «тигры». Может быть, их было и больше, но всех не было видно. Я тогда не понимал, как «тигры» оказались против нашей обороны, да и сейчас не могу объяснить их появление. Как они появились, не имеет значения, главное – их атака на нашу оборону. «Тигр» – вещь серьезная. Наше 76-мм орудие не пробивало его броню.

Двигались «тигры» медленно, часто останавливались, иногда открывали огонь. Мы все притихли, боясь пошевелиться, затаились в окопах. Танк мог выстрелить и по одному человеку, но они стреляли куда-то через нас, в подлесок. Хорошо, что с танками не было пехоты. Решили, видимо, нас подавить только танками, без поддержки пехоты. Вот тут и сыграли свою положительную роль ливень и размытый грунт, а также крутой скат возвышенности. Танки подошли к нам не далее чем на 50 метров, и вдруг случилось чудо – «тигры» остановились и не могли двинуться с места, забуксовав на размытом грунте. Танк стоит, гусеницы крутятся, а он на месте. Нам повезло, что гусеницы «тигра» из-за его веса не имели хорошего сцепления с размытым грунтом. Танки не смогли дойти до нашей обороны и отошли на прежний рубеж, а затем вообще скрылись. Если бы не ливень, нас раздавили бы в окопах. Ведь до дождя стояла жаркая погода и земля была сухая. Все же мы понесли потери – именно тогда был убит лейтенант Карпенко, и роту опять принял я, хотя опять ненадолго.

Бои на Сандомирском плацдарме

Через день мы снялись с этого участка и быстрым маршем на танках направились на запад к Висле, на западном берегу которой советские войска захватили плацдарм. Начались наши действия на польской земле.

От Самбора и до Сандомирского плацдарма за Вислой в боях мы не участвовали, марш был спокойным. Даже авиация почти нас не беспокоила. Совершив 200-километровый переход, к 15 августа мы достигли Вислы и благополучно переправились по понтонному мосту. Немецкая авиация непрерывно бомбила этот мост, но именно когда мы переправлялись, авиации не было. Повезло.

Задачей нашей бригады, да и всей танковой армии, было оказать помощь войскам, удерживающим Сандомирский плацдарм. Но после ожесточенных боев роты всех батальонов бригады понесли значительные потери в людях, а танковый полк – в танках и другой технике. В нашей роте осталось не более 15–20 человек, и в других ротах батальона не больше, а то и меньше. После переправы через Вислу мы продвинулись в глубь плацдарма и остановились в мелколесье, натянув плащ-палатки. В бой идти нам было не с чем – ни танков, ни солдат.

Через несколько дней мы получили незначительное пополнение из госпиталей и тыловых частей. Пришедшие в роту люди были разных возрастов, большинство старшего возраста, значительная часть из них никогда не была на передовой, не участвовала непосредственно в боях, некоторые не умели обращаться с автоматом. Не подарок, как сейчас говорят. Но с ними нам предстояло идти в бой, и поэтому мы много с ними занимались. Появился Чернышов, 20 августа он принял роту, а я опять свой 2-й взвод. В батальоне было сформировано две роты. На третью роту личного состава не хватило. В целом на сколачивание подразделений нам было отведено не более недели.

Впервые на фронте нам показали кинофильм «Два бойца». Но досмотреть нам его не удалось. Прилетел «кукурузник» (так мы называли самолет У-2), и, выключив мотор, летчик через усилитель прокричал: «Славяне, кончай кино! Немцы скоро артналет устроят!» Все быстро разбежались. И правда, через некоторое время в то место немцы обрушили артиллерийский огонь. Досматривали этот фильм мы уже после войны, осенью 1945 г., в г. Веспреме, в Венгрии. Больше на фронте кино нам не показывали. Ни разу за все время пребывания на фронте не видел я ни артистов, ни корреспондентов любых газет, ни передвижных магазинов военторга. Только один раз, в июне 1944-го, когда мы стояли под Копычинцами, к нам приезжал армейский ансамбль – вот и вся культурная работа в нашей 49-й мехбригаде. И вдруг на Сандомирском плацдарме появился военторг. Как-то подходят ко мне мои командиры отделений во главе с сержантом Павлом Поддубным и спрашивают меня, есть ли у меня деньги. Денег я им дал, только не помню сколько. Много денег у меня и не было, я получал 900 рублей, из которых 700 высылал родителям по аттестату, уплачивал партвзносы и какие-то другие выплаты, оставляя не более 100 рублей для себя. Так вот, когда появился военторг, воины на эти деньги, оказывается, купили два-три бутылька тройного одеколона и еще какую-то мелочь. Они пригласили меня к себе в палатку и предложили выпить одеколон. Выпить не мешало бы, но моя душа одеколон не принимала, и ребята с ним разделались сами.