Пуговица-камея - Родриг Оттоленгуи

– В этом вы ошибаетесь, мистер Митчель, – прервал Барнес, – женщина была убита во время сна; никаких следов борьбы между убитой и убийцей не замечено.

– И в таком случае можно предположить, что негодяй пробрался в дом и убил ее, чтобы без помехи искать камни и в то же время отделаться от сообщницы, в которой больше не нуждался. Таковы, по крайней мере были мои соображения, и я был уверен, что знаю этого человека.

В этот момент Торе протянул руку к стакану, но прежде чем он его взял, Барнес схватил стакан и выпил вино до капли. Торе, бледный от ярости, повернулся к Барнесу, чтобы потребовать от него объяснения, но тут произошло нечто, ускользнувшее от внимания других. Барнес откинулся на спинку стула и показал своему соседу дуло револьвера, который он держал под столом. Все это заняло меньше секунды; вслед затем оба снова приняли вид внимательных слушателей.

– Я должен объяснить, – продолжал Митчель, – почему казалось, что убийца был мне известен. Во-первых, я видел лицо человека, спрятавшего в Нью-Гавене мой саквояж, но этого мимолетного впечатления было, пожалуй, недостаточно, чтобы узнать его. Но часто незначительные случаи возбуждают подозрение, приводящее к разрешению загадки. Еще до происшествия в поезде я однажды видел в клубе господина, игра которого в карты показалась мне подозрительной. Несколько дней после кражи я встретил этого господина в одном доме в присутствии мистера Барнеса. Я ломал себе голову, где видел это лицо; конечно, в клубе, – но я не мог отделаться от чувства, что встречал его еще где-то. Вскоре затем я услышал, как он в разговоре с мистером Барнесом упомянул о том, что он также был в поезде и первый был обыскан. Это убедило меня, что передо мной находится вор. Тогда я ничего еще не знал об убийстве. Не забудьте, что я сам был опутан сетью улик, так что, кроме нравственной ответственности, лично для меня было очень важно доказать виновность этого господина. Поэтому я набросал смелый план. Я постарался подружиться с этим господином. Однажды я пригласил его к себе и заявил ему, что подозреваю его в шулерстве. Сначала он возмутился этим, но я остался спокоен и, к его удивлению, предложил ему вести это дело сообща. Я сказал ему, что далеко не так богат, как говорят, и что приобрел свое состояние в Европе игрой. Тогда он сознался, что у него есть «система» – и с тех пор нас стали считать друзьями, хотя я уверен, что он никогда не доверял мне вполне. Добившись некоторого доверия со стороны этого человека, я подготовил событие, имевшее двоякую цель: сбить с толку сыщика и завлечь в западню подозреваемого мной человека. Я как-то показал мистеру Барнесу рубин, который собирался подарить моей невесте, причем я сказал ему, что если он придет к заключению, что я невиновен в краже на железной дороге, то пусть не забудет, что я имею еще почти месяц сроку для совершения преступления. Я придумал вечер в костюмах из «Тысячи и одной ночи» и устроил так, что он происходил в канун Нового года, то есть как раз в последний день срока, назначенного для пари. Я знал, что все это наведет сыщика на подозрение, что я собираюсь обокрасть мою невесту, причем я не могу понести за это наказание, раз буду действовать по уговору с ней. Но мистер Барнес ложно судил обо мне, так как ни за какие сокровища мира я не согласился бы впутать в дело имя моей невесты: она ничего не знала. Но так как ей тогда еще не были известны подробности кражи в поезде и она не подозревала, что условленное преступление было уже совершено, то, понятно, я мог надеяться, что она не окажет сопротивления вору, которого, может быть, примет за меня. Затем я поехал в Филадельфию, притворился больным, ускользнул от шпиона и явился на вечер. Я ожидал, что на нем будет присутствовать мистер Барнес, и устроил так, что ему пришлось надеть костюм разбойника. Подозреваемого мной человека я попросил надеть мой костюм Али-Бабы, но он был настолько хитер, что предложил его своему знакомому, а сам оделся разбойником. Это заставило меня заговаривать со всеми, на ком был костюм разбойника, и мне удалось узнать по голосу не только того человека, но и мистера Барнеса. В последней картине мистер Барнес пытался встать возле Али-Бабы и очутился сзади подозреваемого мной. Боясь, чтобы он не помешал моему плану, я протиснулся за ним. Моя цель была ввести подозреваемого мной человека в искушение украсть рубин, так как если бы он это сделал, то подтвердилось бы мое первое подозрение относительно него. Может быть, это был слишком смелый план, но он удался. Я увидел, как этот человек, делая «салям», вытащил рубин из волос Шехерезады. Мистер Барнес, также видевший это, попытался схватить вора, но я помешал ему, схватив и толкнув его в толпу гостей; затем, воспользовавшись наступившим смятением, я незаметно вышел из дому.

Митчель замолчал, гости сидели, затаив дыхание, так как каждый из них чувствовал, что здесь готова разыграться драма.

– Не назовете ли вы нам имя негодяя? – спросил наконец Торе.

– Нет, – быстро отвечал Митчель, – я не могу назвать имени, так как не имею явных улик против него.

– Вы же сказали, что видели, как он украл рубин? – возразил Торе.

– Совершенно верно, но так как на меня самого падает подозрение в этой краже, то одного моего свидетельства недостаточно. Слушайте же, как я поступил дальше. Весьма важно было помешать продаже рубина; это было нетрудно сделать, так как он был известен всем специалистам. Я уведомил всех торговцев и дал понять вору, что я это сделал. Затем я желал оттянуть разоблачение до сегодняшнего вечера – срока моего пари. Вскоре я заметил, что подозреваемый мной человек мечтает о браке с одной богатой американкой, так как он очень ловко выведывал у меня о размере состояния моей молоденькой свояченицы; я ответил ему так, что был уверен, что он употребит все усилия, чтобы добиться ее согласия. И тут я сделал нечто, чего, может быть, и не следовало делать, но я чувствовал, что от меня зависело как следует направить ход дела. Я заключил с Дорой пари, что она не станет невестой до сегодняшнего дня, прибавив, что, выиграв пари, она окажет мне услугу.

Дора заключила это пари как раз в то время, когда Рандольф вследствие своих подозрений против Митче-ля, несколько удалился от нее, за что она сердилась на него и почти уже не считала своим поклонником. Поэтому она была очень встревожена, когда, сверх ожидания, он сделал ей предложение, но это не отменило ее решения выиграть пари. – Хотя Митчель все еще не назвал имени, многие из гостей начали понимать, на кого он намекает.

– Так вот почему… – вскричал было Рандольф, но тотчас же замолк.

– Да, – отвечал Митчель, – это объясняет все, что тебе было непонятно. Не сердись, что тебе пришлось подождать, так как теперь ты получишь не только избранницу твоего сердца, но еще и чек на сумму, которую она выиграла. Господа, выпьемте за исполнение желания мистера Рандольфа.

Это было исполнено молча, так как гости были смущены. Они догадывались, что должно было произойти еще что-то важное, и напряженно ждали продолжения.

– Друзья мои, – продолжал Митчель, – на этом кончается мой рассказ; могу только еще прибавить, что я поручил мистеру Барнесу собрать нити и распутать их, если ему удастся. Выслушаем теперь его сообщение.

XVIII. Сообщение Барнеса

– Господа, – начал Барнес, встав с места, – я следую призванию, на которое многие смотрят свысока; мне же оно представляется естественной обязанностью человека, одаренного известного рода способностями. Из нашего хозяина, например, вышел бы прекрасный сыщик, и я должен предупредить вас, что я не мог бы сделать того немногого, что вам сейчас расскажу, без помощи мистера Митчеля.

В комнате, в которой было совершено убийство, я нашел очень странную пуговицу, вполне сходную с гарнитуром, которым обладает мистер Митчель. Таким образом, подозрение падало на него. Я потратил много времени, чтобы выяснить эту связь, но это время оказалось не вполне потерянным, потому что мне при моих розысках удалось узнать, что настоящее имя убитой было Роза Монтальбан. Это оказалось для меня весьма важным при последующих розысках; далее я убедился в невиновности мистера Митчеля, откровенно сознался в этом и узнал от него имя парижского ювелира, у которого были заказаны пуговицы. Я тотчас же отправился в Европу.

Находившаяся у меня пуговица была с изъяном; это и послужило мне исходной точкой. Ювелир назвал мне человека, вырезавшего камеи, но ничего не знал о неудачной пуговице. Он также не знал, где теперь этот резчик, и чтобы отыскать его, даже с помощью парижской полиции, мне понадобился целый месяц. Наконец, мне это удалось, и он сказал мне, что продал неудавшуюся пуговицу одному приятелю. Этот подарил ее одной даме; когда и та была найдена, то оказалось, что пуговица, которую она тотчас узнала, была у нее украдена какой-то женщиной, которую она называла креолкой.