Сатана и Искариот. Части вторая (окончание) и третья - Карл Май

— И как же ты стал врагом нашего племени?

— Собственно говоря, я и враг, и нет. Немси сами по себе не враждуют с людьми; мы любим мир и чтим заветы Аллаха; но в настоящее время я стал другом и попутчиком тех, кто называет себя вашими врагами — солдат паши.

— Как? — испуганно вскрикнула она. — Ты стал другом тех мучителей, кому мы отказались платить налог?

— Да, так получилось.

— Значит, ты наш враг, и я не могу с тобой ехать.

— Ты хочешь остаться здесь и умереть от жажды?

— Аллах-иль-Аллах! Ты прав. Если ты не возьмешь меня с собой, то я погибну здесь вместе со своим сыном. Что же мне делать?

— То, что ты уже решила: ты доверяешь себя моим заботам.

— Но ты же не повезешь меня в наш лагерь?

— Да, этого я не могу сделать. Во-первых, ты с ребенком еще очень слаба, а у меня нет с собой ни воды, ни пищи. Как сможете вы выдержать до завтра или даже до послезавтра! А во-вторых, я должен немедленно возвращаться к своим. Если я не приеду, они будут беспокоиться обо мне и станут повсюду искать меня. Могут произойти нежелательные встречи и даже вооруженные столкновения, а как раз этого я хотел бы избежать.

— Значит, ты отвезешь меня к солдатам, нашим врагам? Ты серьезно полагаешь, что я поеду с тобой?

— Да, и не только полагаю, но и убежден в этом. Или ты предпочтешь умереть?

— Ты прав. В моей душе идет борьба; не знаю уж, на что мне и решиться.

— Несмотря на все твои колебания, ведь и так ясно: ты поедешь со мной. Если не сделаешь это добровольно, я заставлю тебя.

— Аллах да сохранит тебя от этого! — испуганно вскрикнула Глате. — Неужели станешь принуждать слабую женщину? Ты хочешь быть таким же злым, как Улед аюн?

— Да, я вынужден принуждать тебя, но злость здесь совсем ни при чем. Мои намерения добры. Если ты останешься в пустыне, то наверняка погибнешь. Ты должна поехать со мной, а так как сейчас я вынужден возвращаться к солдатам, то тебе придется тоже отправиться к ним. Но бояться или приходить от этого в ужас совсем не следует. Я думаю, тебе будет хорошо. Я вынужден настаивать на своем только для того, чтобы спасти тебя. Не считай меня врагом. Когда я только увидел тебя закопанной в землю, я сразу же понял, что ты из аяров, моих теперешних противников. Тем не менее я выкопал тебя. Отсюда ты можешь понять, что я вовсе не враг. Я отправился вместе с солдатами, чтобы по возможности препятствовать кровопролитию, а если представится случай, то способствовать заключению мира. Посмотри на меня! Разве у меня лицо человека, которого надо бояться?

— Нет, — ответила она, улыбнувшись. — Взгляд твой вполне приветлив, а лицо доброе. Тебя-то я нисколечко не боюсь, а вот солдат — очень и очень.

— Но этого не стоит делать. Солдаты тоже будут дружески относиться к тебе. С женщинами мы войны не ведем.

— И ты можешь им приказать, чтобы они не обходились со мной как с врагом?

— Да, и они меня послушают.

— Значит, ты у них предводитель?

— И предводитель, и гость, а последнее, как ты знаешь, иногда даже выгоднее.

— Меня будут считать пленницей?

— Обещаю тебе, что ты останешься свободной и получишь все, что тебе потребуется. Ты будешь под моей личной защитой; ты все время будешь находиться где-то поблизости от меня, и я строго накажу каждого, кто посмеет до тебя даже дотронуться.

— А когда я смогу уйти?

— Как только позволят обстоятельства. Это может произойти очень скоро, может быть, уже послезавтра. Кроме того, все, что ты сможешь рассказать о нас своим, не должно причинить нам ущерба.

— Я верю твоим словам, потому что ты не выглядишь обманщиком. А поскольку ты мне обещаешь, то… Смотри-ка, — прервала она вдруг свою речь, — к нам приближаются двое всадников!

Она показывала в том направлении, откуда я приехал. Так как я смотрел на свою собеседницу, то не мог видеть, что там происходило. И женщина так была занята беседой, что увидела всадников только тогда, когда они подъехали совсем близко, так что я сразу узнал Эмери и Виннету.

— О Аллах! Пусть это не будут твои, господин, или мои враги! — сказала она озабоченно.

— Это мои друзья, и они ищут меня, потому что мое отсутствие показалось им слишком долгим, — ответил я. — Тебе нечего их бояться; они будут тебя защищать так же, как я сам. Они тоже чужеземцы и не принадлежат к племени аюнов. Один из них инглизи, а другой приехал из далекой Билад-ул-Америк.

Всадники подъехали к нам и спешились, а Эмери спросил:

— Почему ты так долго отсутствовал? Мы уже стали беспокоиться. Прошло больше двух часов. Мы думали, что случилось несчастье. Мы поскакали по твоему следу. Конечно, опять какое-нибудь приключение?

— Да, вот эта женщина находилась вместе со своим ребенком в величайшей опасности.

Я рассказал о случившемся, конечно, по-английски, чтобы и Виннету мог обо всем узнать. Когда я закончил рассказ, Эмери воскликнул:

— Какой ужас! Я уже слышал от Крюгер-бея, что эти улед аюн — настоящие негодяи, но ведь нельзя же так зверски обращаться с женщиной. Бедное создание! Сейчас мы дадим ей поесть и попить.

У них был запас воды. Эмери дал несчастной целую пригоршню фиников, а Виннету — кусок мяса, который вытащил из седельной сумки, куда он, по индейскому обычаю, всегда клал провизию.

Теперь мы увидели, как проголодалась эта женщина. Пока она ела, я заметил белую точку, вынырнувшую далеко на востоке, у самого горизонта, и становившуюся все больше и больше. Вскоре единое белое пятно разделилось, а потом стало двухцветным: темным внизу, белым вверху. Когда я показал в этом направлении, Эмери сказал:

— Это отряд бедуинов; внизу — темные лошади, а вверху — светлые бурнусы. Они направляются прямо к нам. Что делать?

Женщина тоже взглянула в ту сторону и испуганно закричала:

— Да защитит нас Аллах! Если мы сейчас же не покинем это место, то погибнем! Это же улед аюн.

— Но может случиться и по-другому.

— Нет. Они перессорились здесь со всеми, и если кто появляется днем, совершенно открыто в непосредственной близости от их кочевий, тот может быть только аюном. Бежим, господин, скорее, скорее!

Она вскочила.

— Подожди-ка! — остановил ее я. — Германи не побежит сразу от таких людей.

— Но их же больше десятка!

— Да будь их хоть двадцать, хоть тридцать, и то бы мы их не испугались.

— Тогда вы погибнете, и я вместе с вами! О Аллах, спаси нас от этой беды!

— Успокойся! Даю слово, что с тобой ничего не случится. Я уже думал о том, что их надо бы наказать за содеянное убийство, если это, конечно, улед аюн.

— Ты хочешь остаться? — спросил в своей лаконичной манере Эмери.